В зале «Волов» за антрекотом с перцем, салатом и бутылкой «божоле» урожая 1971 года либо во время короткой передышки на «бегущей дорожке» Траксель мог бы многое порассказать своим знакомым и приятелям: пикантную историю, а то и целый роман, как он выражался. Но Траксель молчал, разве что изредка позволял себе тонкий намек.

В конце концов его клиентура составилась из владельцев ресторанов и таксомоторных парков, архитекторов, журналистов, врачей и деловых людей, а также деятелей культуры и политиков, чем он весьма гордился. Добился он всего этого ценой тяжких усилий и немалых жертв… О доходах он говорить не любил: не товаром же он, черт возьми, торгует. У него комбинат бытовых услуг, и клиенты проводят в его сауне время с пользой для здоровья.

Траксель не забывал упомянуть и своих клиентов-иностранцев: среди них были немцы, финны (всегда очень шумные), итальянцы, югославы и даже евреи — все люди с положением, народ денежный.

Траксель никогда не высмеивал людей, делавших покупки в супермаркете, никогда их не отталкивал и отнюдь не сторонился их. Если они случайно попадали к нему, он настороженно, с понятным недоверием к ним присматривался. Отсекал же он таких нежелательных клиентов, как он сам считал, своими ценами.

«Я отказываюсь от них без всякого сожаления», — постоянно повторял он. Ему необходим определенный уровень. Слова «элитарность» он, однако, не признавал: его сауна открыта для всех…

С тех пор как Траксель прошел в Англии трехнедельный курс массажа, он держал только одного массажиста, которому передавал несимпатичных ему самому, но состоятельных клиентов. Временами к работе подключалась и его жена, она встречала клиентов в холле, где находилась касса, но лишь в те часы, когда сын, сынок, так Траксель ласково его называл, был в детском саду. В остальное же время клиентам приходилось ждать… либо сыночка оставляли одного.

О трехнедельном курсе в Англии Траксель за кружкой пива рассказывал только самым близким друзьям. О том, что курс был ускоренный, худосочный, Траксель не распространялся. В Англии Траксель отпустил усы, которые его не старили (он выглядел моложе своих сорока с лишним лет), а лишь придали более солидный, внушительный вид. Его сауна хорошо вписалась в современное окружение супермаркета, косметического салона и салона мод. Траксель повесил сине-белую вывеску, которая, как он считал, была весьма изящной рекламой для его сауны; в холле и раздевалке застелил пол паласом очень приятного синего цвета, напоминавшим о воде и небе, о здоровом воздухе и морских далях, и этот палас превосходно сочетался с потолком, обшитым необработанными, в ладонь шириной досками.

В помещении рядом с холлом он установил стиральные машины и бдительно следил за тем, чтобы они работали абсолютно бесшумно.

Пленки для стереосистемы он подбирал сам, аппаратура была дорогая и хорошо корректировала очень высокие и очень низкие частоты. От продавца он узнал, что такую аппаратуру устанавливают обычно в крупных офисах и торговых фирмах.

Траксель вовсе не передоверял всю работу помощнику. Он сам следил за порядком в женской и мужской сауне, справлялся о самочувствии клиентов, смешивал в деревянном чане воду с ароматическими веществами — довольно дешевое эвкалиптовое масло он вообще не употреблял, — повышал либо понижал температуру в сауне, убирал пустые бутылки, флаконы из-под шампуня, обмылки, а в случае нужды брал в руки швабру и мыл облицованный голубыми плитками пол, прикрывал и открывал кран бассейна с холодной водой, приносил напитки — от минеральной воды «Энье» до шампанского, — менял пленки, зимой зажигал камин, всегда знал, в какой именно момент кто из клиентов какую газету попросит, перекидывался словом то с одним, то с другим. Все это были маленькие услуги, повторявшиеся изо дня в день: в его сауне, так считал он, каждый должен расслабиться, забыть о своих проблемах и повседневных заботах и, преисполненный благодарности, посвежевший, уйти… чтобы вернуться сюда снова.

Тракселю приятно было слышать, когда клиенты говорили: «Никак не представляю себе целую неделю без сауны…»

Ежедневно после девяти часов вечера две уборщицы-итальянки — швейцарки до такой работы не снисходили — убирали все помещения сауны. Деревянные решетки в парилке они регулярно мыли и скребли щетками.

Траксель терпеливо ждал, пока уборка закончится и все засверкает чистотой, и только после этого собственноручно гасил свет.

Словом, Траксель содержал сауну в образцовом порядке. Это было заметно и чувствовалось во всем. Вполне естественно, что в сауне, где бывает столько разных людей, слово «Гигиена» писалось с большой буквы.

Многие клиенты высоко это ценили, но, увы, сокрушались Траксель с женой, всегда находятся субъекты, которые ни с кем не считаются, люди неряшливые — одним словом, свиньи.

Подобных людей Траксель не выносил, как не выносил и гомосексуалистов. Он требовал, чтобы ему сообщали о таких типах, а уж он в корректной форме, но твердо укажет им на дверь.

Такое случалось не часто, но, как говорил Траксель, действовать надо с самого начала решительно. Он добивался чистоты и аккуратности и не терпел свинства. В его сауне должен быть порядок: сауна — не пивная, даже если он и продает напитки, и клиенты обязаны с этим считаться — вести себя подобающим образом либо не приходить вовсе.

За день Траксель не раз заглядывал то в одно, то в другое помещение сауны и строго за всем следил. Если, к примеру, в парилке возле печи висело полотенце, он очень вежливо, обращаясь к кому-нибудь из клиентов, но не прямо к провинившемуся, выговаривал ему, что, мол, неоднократно уже говорилось: сауна — не сушилка. Если провинившийся в это время был в душевой, он повторял свои слова, стоя возле приоткрытой двери, чтобы тот непременно его услышал, либо входя в комнату отдыха, если провинившийся находился там…

Виновный тотчас убирал полотенце из парилки и просил извинить его за рассеянность.

«Клиенты взаимно воспитывают друг друга», — любил повторять Траксель.

Он терпеливо выслушивал рассказ клиента о разгрузочном меню, смотрел, в каких местах тот похудел, а в каких еще собирается похудеть, справлялся о здоровье, отвечал на вопросы о своей семье, о том, как идут его дела, как он думает провести отпуск, успевая попутно кого-то пожурить, но опять-таки не прямо, а обращаясь к другому, за то, что тот, не вытершись досуха, вошел в раздевалку: от этого портятся паласы. Он смеялся чужим остротам, острил сам. Когда он бывал занят, за порядком приглядывала его жена, темноволосая симпатичная женщина приятной наружности, чуть моложе его и почти на две головы ниже ростом. У нее среди клиентов тоже были любимчики, с ними она беседовала в холле, и потом, пока они переодевались, принимали душ, и когда она приносила им напитки.

Намеки на то, будто среди клиентов Тракселя у нее не только друзья, он пропускал мимо ушей; когда же на это намекал кто-нибудь из его добрых знакомых, он шутливо отвечал, что это вносит разнообразие в жизнь его жены: ведь таким образом она нет-нет да и увидит другого голого мужчину, кроме него.

Траксели слыли счастливой супружеской парой; вместе проводили свободные послеобеденные часы, выходные дни, вместе ездили отдыхать.

Во время массажа Траксель держался непринужденно и доброжелательно. Круглое окошко, которое он врезал в стену душевой, в это время обычно бывало приоткрыто, и каждый знал, что его видят, но массирует Траксель мужчину или женщину, разглядеть из душевой было невозможно.

Ничто не ускользало от внимания Тракселя, он, казалось, успевал повсюду следить за чистотой и порядком, которые так высоко ценил. Все это «афишировало себя» — любимое словечко Тракселя — уже при входе в доходный дом: сине-белой вывеской, запахами изысканного мыла, бадузана, масел и парфюмерии, роскошно отделанными помещениями сауны, да и видом самого хозяина, холеного, неизменно в белом подпоясанном, до колен халате — одним словом, «афишировало себя» всем его поведением. Его спокойствие, уверенность в себе, а когда надо и решительность дополняли картину.