Сурков в Таласе великое множество. В ущелье ли окажешься, на холме ли — обязательно увидишь убегающих во все стороны рыжих зверьков. Особенно интересно глядеть на молодых сурчат. Пушистые, забавные, как всякие малыши, они гуляют среди зеленой травы и оживляют склон своей игрой, придают живописной картине ущелья особую прелесть. Под большим плоским камнем — нора, в полдень сурчата выползают из нее. Бегают вокруг норы, потом греются на солнышке. Вот один развалился на камне, второй как бы подкарауливает его, вдруг прыгает, затевает веселую борьбу, в это время появляется еще сурчонок, тоже вступает в игру… Не устаешь глядеть на них. Беспечные малыши заняты забавами, не помнят, что родители ушли подальше. А те вдруг появятся, издалека глянут на шалунов и снова исчезнут: у взрослых свои заботы. Когда же сурчатам надоедает играть, они начинают искать себе корм, начинают копать ямки, подражая отцу и матери, удивленно смотрят, завидя незнакомое.
Наконец солнце осветило ущелье, и все живое пришло в движение. Вот сурчата взобрались на пригорок и, встав на задние лапки, загляделись на двух молодых людей. Они еще глупые, сурчата, не убегают, даже когда близко подойдешь к ним. Они еще из знают, что такое страх. Все им кажется интересным, со всем хотят познакомиться, осмотреть хорошенько. И не подозревают, что человек, если пожелает, может убить их на расстоянии из винтовки. Малыши не пошевелились, даже когда Мамырбай и Керез подошли довольно близко. Конечно, совсем уж вплотную они не подпустят — спрячутся в норе… Но до этого не дошло. Вдруг зашумело над головой, с неба камнем упал громадный беркут, чуть не задел сурка, но промахнулся, упустил, тот юркнул в нору, а орел, разочарованный, взмыл в небо и уселся на вершине высокой скалы. Сжав клюв, он сердито поглядывал на то место, где упустил добычу, и всем своим видом как бы говорил: «Подожди, выйдешь! До вечера еще много времени!» Одним взглядом он охватил все — ручейки, овражки, скалы, он увидел, что все живое попряталось, как бы провалилось сквозь землю, устрашившись его вида, и, усевшись поудобнее, начал чистить перья. Посидев немного на скале, он решил, что зря теряет здесь время, и, величаво раскинув огромные крылья, плавно полетел над ущельем.
Мамырбаю и Керез, соскучившимся за долгое время учебы в городе по родным горам, один склон казался красивее другого, а все вместе вызывали восхищение. Звуки слышались как бы освеженными, особенно чистыми — все, от чириканья воробья до свиста сурков.
Керез шла впереди, руки у нее были свободны, и она, счастливая, рвала цветы, выбирая те, что нравились больше, и уже собрала красивый букет, а два цветка воткнула в волосы и сама казалась ожившим цветком. Выше по склону она разглядела иссык-кульский корень и, не задумываясь, отправилась за ним; цветы свисали с небольшого куста можжевельника.
— Ой, мама, что это?! — вскрикнула она испуганно, подойдя к кусту.
Мамырбай поглядел и увидел стоящего там горного козла. Два его выгнутых рога, похожие на засохшие ветви саксаула, доходят почти до хвоста — кажется, будто вонзились ему в спину.
Мамырбай вначале не понял, почему горный козел не убегает. А тот шагнул раз-другой — уткнулся мордой в можжевельник, подобно быку качнул головой, как бы собираясь боднуть. Чувствовалось, что это последняя мера защиты. И только когда Мамырбай подбежал вплотную, он с трудом повернул голову с большими рогами. Оказывается, у бедняги уже не было сил бежать — страдал от болезни, ноги едва держали его. Видимо, спустился сюда полизать маргу[42] — ему не хватало соли… А после, тщетно стараясь подняться вверх по склону, он совсем обессилел, бедный, — выбраться отсюда у него не было сил.
Он словно бы испугался Мамырбая и Керез, но в то же время, казалось, полными слез глазами просил их о помощи. Взгляд его умолял: «Вы сами видите, как мне плохо, так не мучайте меня. Я ведь не причиняю вам вреда… Я живу далеко от вас, в горах, не прошу ни корма, ни ухода, ни места во дворе. У меня нет даже соли… Что же здесь плохого, если я пришел сюда полизать марту… Я скоро вылечусь… Здоровый я был совсем другим. Я был хранителем, главой и покровителем стада коз. Я отыскивал для них лучшие пастбища, самые спокойные, тихие места ночевки. Козы моего стада даже зимой оставались сытыми. Сколько скал испытало и знает силу моих ног! Неутомимый, я с утра до вечера способен был перескакивать со скалы на скалу… не знал, что такое усталость. А теперь настало несчастное время, я не могу сделать и двух шагов, все мои суставы трясутся, что-то тяжело придавило меня. Но все же помните — я нужен вам. Пожалейте меня, не мучайте. Без меня гора потеряет всю свою живую прелесть…»
— Бедненький мой, как же мне помочь тебе? — говорила Керез. — Вижу, растерянно глядишь на гору, не в силах подняться по склону. Если бы у меня хватило сил, я бы сама отнесла тебя к твоим скалам. Я же понимаю — каждое живое существо страдает, когда заболело. Что же мне сделать для тебя? Хочешь воды? Ты, наверное, хочешь пить? — Она нарвала травы, поднесла козлу — тот вначале испуганно отвернул морду, но потом, немного привыкнув к человеку, пощипал ее. Почувствовал ласку, понял, что не причинят вреда. Мамырбай побежал за водой, принес снизу в своей кепке. Но козел не стал пить, — видно, простояв всю ночь под ливнем, он не испытывал жажды.
— Веревку на рога — и поведем его за собой, давай? — предложил девушке Мамырбай, радуясь, что горный козел живым попался к ним в руки. — Приручим его, я думаю, он привыкнет. Представляешь, как он будет стоять привязанный в углу двора? Кто ни придет, каждый удивится, а? Если бы он был здоровый, только бы мы его и видели… Нам просто повезло…
— Разве тебе не жаль его? Зачем же лишать его воли? И потом — он же больной, видишь, еле душа держится. Я думаю, у него ящур — и он может заразить других животных. Оказывается, в этом году дикие животные переболели ящуром, — говорили, что в нижних аилах были случаи заболевания коров, видно, заразились от диких животных. Помой руки, ты ведь держал его за рога…
Слова Керез были справедливы, Мамырбай не стал возражать.
— Ладно, пусть не подумает, что уведем его в неволю, — проговорил Мамырбай и, тихонько подталкивая, отвел козла в заросли.
Продвигаясь дальше по склону, Мамырбай и Керез вышли к зеленому лужку среди зарослей барбариса. Мамырбай рассказал Керез, что охотники никогда не возвращаются отсюда без добычи: всегда повстречается какое-нибудь животное. Так что надо повнимательнее смотреть по сторонам, наблюдать. Не успел он договорить, как впереди из густых кустов барбариса вышла косуля, ведя за собой двух детенышей. Пока что она не замечала людей. Пощипала траву, потом стала кормить своих малышей: подняла голову и очень красиво пригнулась, а детеныши зашли с обеих сторон и начали нетерпеливо сосать. Казалось, все они специально созданы природой, чтобы стоять именно здесь и в такой именно позе. Мамырбай подумал, что без них красота природы была бы неполной.
Наконец косуля, видимо, учуяла посторонних и, ударив копытом о землю, стремительно умчалась. Ее детеныши мгновенно исчезли, казалось, что их поглотила земля. Отбежав, косуля оглянулась, потом повернула голову в сторону зарослей барбариса и незаметно растворилась в них. Мамырбай начал искать ее детенышей, но Керез это не понравилось.
— Не надо, Мамырбай, не пугай их. Зачем они тебе?
— Я выращу их…
— Ты же сам видел, как они красивы все вместе, втроем. Зачем же разлучать их друг с другом? Если ты унесешь их, слезы матери не дадут тебе спать, так и знай! Если бы люди не стреляли их, не пугали, то они никогда и не убегали бы. А то сколько народу с винтовками подстерегают их — чуть не за каждым камнем… Жалко их, бедных. Прячутся, ступают осторожно, пасутся, а уши — заметил? — настороже… Сколько живут, столько не могут пастись спокойно… И так уж диких животных осталось мало, а все уничтожают и уничтожают! Есть и такие охотники: подстрелят, а что не влезет в курджун, то бросают, просто оставляют воронам и грифам… Разве так можно! Сколько раньше водилось дроф — ведь пропали. И фазаны пропали тоже. Говорят, мало осталось архаров. А куда подевались зайцы? Раньше ведь, бывало, идешь вот так, а они порскают по сторонам. Теперь, видно, не осталось даже для развода. Как же они станут размножаться, если каждый, как ты, начнет их преследовать? Вообще у вас, у мужчин, сердца каменные, что ли? — шутливо закончила девушка.
