Она подозвала Керез.

— Погода не предвещает хорошего, душа моя. Видимо, нужно нам подготовиться. Я раньше слышала, что поток с горы во время ливня здесь не проходит, но если он вдруг завернет сюда, тогда не жди ничего хорошего. Кто же знал, что нагрянет вдруг непогода… иначе приготовились бы еще днем. Черт возьми, что там шумит, вроде камень упал… Сбегай-ка повыше! Уж не поток ли надвигается?! — Девушка пустилась бегом и исчезла в ночной темноте. — Ох, как я ошиблась! Загнала отару в это ущелье, чтобы уберечь ее от холодного ветра… что же будет, если здесь пройдет поток! Правда, повыше есть старая плотина-загородка, отводящая воду в сторону, осталась от прежних непогод… но старая, ненадежная… Эй, Бедел! Ах, если бы слышал этот несчастный! — Буюркан подскочила к Беделу, схватила его за руку. Знаками объяснила ему, чтобы скорее бежал за верблюдом. Первое, что пришло ей на ум, — это верблюд. Хотела, чтобы на всякий случай был возле дома.

— Мама! Мама, поток! Надвигается!

Слова дочери резанули словно ножом. Буюркан бросилась к ней — и через несколько шагов оказалась в воде. Струя была пока что не сильная, выше ее сдерживала старая запруда. Но самое страшное, что поток прибывал и перемещался в сторону палатки, где были ягнята. Буюркан, шаря в темноте руками, попробовала отыскивать камни, чтобы преградить путь воде, отвести ее в сторону, но из этого ничего не получилось. Течение все усиливалось.

— Бедел! О нерасторопный Бедел! Где же ты?

Бедел подошел с верблюдом, и Буюркан сердито вырвала из его рук уздечку. Повела животное наверх, к старой плотине, полуразрушенной уже водой. Бедел не понимал, для чего она ночью повела верблюда к плотине, однако покорно следовал за женщиной и помогал ей, подхлестывал верблюда хворостинкой.

Девушка была уже наверху, пыталась укрепить плотину камнями.

Буюркан подвела верблюда к самой плотине, вошла в поток и приказала Беделу, чтобы он заставил верблюда лечь. Бедел на мгновение заколебался, не понимая, шутит она или говорит всерьез. Буюркан ударила его по руке, подтверждая приказание — мол, делай побыстрее. Верблюд вырывался, боясь воды, но Бедел насильно заставил его лечь вдоль запруды, подпереть ее, так что поток сразу ослаб. Керез чуть не плакала, жалея верблюда. Умоляюще обратилась было к матери, но та крикнула с раздражением:

— Свяжи ему веревками колени, чтобы не поднялся! — и знаком показала Беделу, чтобы помог.

— А если верблюд закоченеет, мама?

— Пусть лучше умрет верблюд, он даже старше меня. Ягнят нужно сохранить, главное — ягнята! Быстро свяжите ему колени!

Керез забегала то с одной стороны, то с другой, металась растерянно, не в силах что-нибудь сделать. Буюркан послала ее за кетменем. Бедел покорно выполнил приказание, связал верблюду колени. Вода заливала шею верблюда, но не переливалась через горб. Поток сверху несколько ослаб. Бедел собрался, как и верблюд, лечь в воду, загородить ей дорогу своим телом, но Буюркан, заметив это, схватила его за руку и отбросила.

— Заденет камнем — убьет! Беги повыше! Если там есть мягкая земля, где можно копать, быстро прокопай канаву, отведи воду! Керез, дай ему свой кетмень! Отведи, объясни, что нужно сделать! Уши его занесло песком, если б они слышали, эти занесенные песком уши…

Бедел сразу понял, что сказала ему Керез. Принялся размахивать кетменем, стараясь найти удобное место и повернуть струю. Большие комья земли летели в стороны. Но, несмотря на усилия Бедела, поток надвигался на палатку. К шуму воды примешивался грохот камней, которые волочило течением. Поток ударялся о бок верблюда, разбивался на два рукава. Часть воды скапливалась у этой живой запруды, иногда волны перехлестывали через нее. Вначале верблюд стонал, метался, но вскоре уже не мог поднять головы и так и остался лежать под водой, вытянув шею. Однако главное было сделано — основная часть потока была отведена в сторону.

Вода уже подмывала край палатки, где находились ягнята. Напуганные, они всполошились, жалобно блеяли. Неизвестно, как это получилось, только один ягненок побежал вдруг с блеянием вдоль потока. За ним бросилась Керез, догнала, занесла в юрту. Овцы, чувствуя опасность, окружили, с тревожным блеянием топтались у палатки, куда собрали ягнят. Их отчаянное блеяние наводило тоску, и ненастная ночь казалась еще более страшной… будто в мире не осталось ничего твердого и надежного и даже гора разрушилась.

Больше всех бесновался козел-вожак. Громко блея, тряся головой, он рвался в палатку. Керез, ухватив его за ногу, оттаскивала назад, а он, не обращая внимания, пугал Керез, тряся головой и стараясь боднуть. Когда же Керез по-настоящему рассердилась и ударила его локтем, он с блеянием отступил прочь.

Буюркан кружила около верблюда, старалась хоть как-то укрепить запруду, но, видя тщетность своих усилий, остановилась, задумалась, прижав ладонь к сильно бьющемуся сердцу.

— Керез! Скорее в юрту, тащи все, что ни попадется в руки.

Керез удивленно спросила:

— Что мне принести, мама?

— Все, что подвернется под руку! Попадется пестрая кошма, неси ее, попадется одеяло, тащи! Беги быстро! Не жалей ничего…

Только теперь поняв смысл сказанного, Керез кинулась к юрте. Схватив первые попавшиеся из вещей, прибежала обратно.

— Вот, мама!

— Бросай сюда! Не бойся, бросай в воду. Что ты жалеешь эту кошму!

— Ведь запачкается…

— Запачкается… Я сама вожусь в потоке, не боюсь запачкаться — где уж тут жалеть кошму! Бросай в воду! Поближе, вот так!

Бедел без слов понял замысел Буюркан, принес огромный камень и бросил его на кошму.

— О, молодец! Он у меня лучше всякого слышащего, говорящего. Посмотри только, делает сам, без всяких объяснений. Принеси еще, — она подтолкнула Бедела. А тот, казалось, только и ждал ее жеста, в один миг притащил и навалил кучу камней. Буюркан принесла и бросила в воду еще одну кошму. Но и этого оказалось мало.

— Беги, дочка, за одеялами! Неси хоть одеяло, хоть подушку!

Тихо подошла Алчадай, точно виноватая кошка. То ли из любопытства, то ли вспомнила о долге добрососедства и решила помочь, то ли захотела удовлетворить чувство мести и своими глазами увидеть несчастье, постигшее семью Буюркан. Заметила, что палатка с ягнятами уже покосилась набок. Поймала блеявшего ягненка, которого уносил поток, и отнесла его в юрту. И теперь стояла, не зная, как рассказать об этом Буюркан.

Буюркан прикинулась, будто не замечает соседку. Побежала за камнем, нарочно толкнула ее: рассердилась, что Алчадай смотрит на беду и не помогает.

— Кто это здесь торчит как голодный дух! Собака ли, человек ли, что это?

— Я, Алчадай!

— Не говори, что Алчадай! Лучше бы сказала, дух, привидение! Чего стоишь, путаешься под ногами! Или уходи с дороги, или помогай! Возьми вот те одеяла, что принесла Керез, и бросай на запруду!

Одеяла показались Алчадай новыми. Ее огрубелые руки обрадовались, коснувшись шелковистой ткани.

— Тетушка, разве не жалко вам, ведь атласные?.. — не решаясь бросать, спросила Алчадай.

— Разве не видишь, поток грозит снести палатку? Ну-ка, дай сюда! Одеяло… атлас… шелк… тряпки! Бросай вот так! Быть рабом одеял… рабом одежды… — Буюркан побросала одеяла в поток, а Бедел начал быстро заваливать одеяла, постель и кошмы камнями.

Когда бросали очередную вещь, сердце Алчадай содрогалось от жалости. Беделу же как будто нравилась решительность Буюркан — не моргнув глазом, исполнял ее распоряжения. Керез, хоть и переживала, и нервничала, но, подчиняясь матери, не подавала виду, что жалеет вещи, делала все, что ей говорят.

— Бросай теперь дальше, за верблюда! Этот бедняга вместо плотины защитил нас. Кажется, вода уже остановлена, теперь освободим его. Может, околеет, а может, если судьба, еще останется жив. Эй, Бедел, подними его голову! Эх, если б не глухота этого несчастного… Буюркан подвела Бедела к верблюду. Когда она показала, что делать, парень обрадовался. Подвел руку под шею верблюда, поднял, но силы уже оставили животное — не могло удержать голову.