- Спасибо, Вильдам Хабибович. Но я считаю, что курение вовсе не означает свободу от нравственных устоев. Курили многие известные женщины: ученые, государственные деятели, великие актрисы, поэтессы, - но им никто не ставил в упрек эту, да, я согласна, дурную привычку.

- Значит, ты согласна, что привычка - дурная, - ухватился за ее слова Вильдам Хабибович, - что пагубно влияет на здоровье молодых девушек, будущих матерей?

- Согласна. Но, скажем, работа маляра, особенно промышленного, гораздо вреднее своими токсичными ингредиентами для здоровья не только девушек, но и парней тоже. А все же берут на работу молодых и даже призывают гробить свое здоровье "по комсомольским путевкам".

- У-тю-тю... Куда тебя занесло?! Ты только не скажи подобного кому-либо другому.

- Ну, что уж я, совсем "обкурилась"? Я знаю с кем можно говорить, а с кем нельзя.

- Интересный ты, человечек, Елена. Даже я, тертый калач, порой поражаюсь твоей осведомленности в некоторых вопросах. Откуда это?

- Читаю много и не только детективы и любовные романы, но и публицистику, и научно-популярные журналы...

- Когда же ты успеваешь, девочка? - с теплотой в голосе спросил он.

- Стараюсь. Я же не читаю того, что мне скучно и неинтересно, а для того, что интересно, всегда минутку найти можно.

Но тут зазвенел звонок, означавший окончание обеденного перерыва, и они разошлись по своим отделам.

Однажды, еще две недели назад, Вильдам Хабибович подошел к ней в рабочее время и вызвал ее в коридор.

- Елена, ты что, институт бросила? Конечно, я понимаю, что работать и учиться тяжело, но надо думать о будущем.

- А я в другой буду поступать.

- А этот тебя чем не устраивает? Строительство не нравится?

- Нет. Я к строительству хорошо отношусь, но в рамках собственного дома. Вот квартиру отремонтировать - это я с удовольствием, а всю жизнь этим заниматься не хочу. Жизнь идет вперед, мир завоевывают компьютеры, а это математика, моя любимая наука. Хотелось бы свои способности в этой области реализовать.

- Так куда же ты собралась поступать?

- Наверно, в САМГУ, на мехмат, но я еще не узнавала, какие там факультеты и специальности есть в этом направлении.

- Понятно. А зачем поступать. Может, переводом?

- Вряд ли. У нас в институте математика была в сокращенном варианте, а там, небось, все углубленнее и более развернуто. Не совпадает.

- Ну, - задумался Вильдам Хабибович, - думаю, я смогу тебе помочь. Есть у меня один старый друг в университете, поинтересуюсь, что можно сделать. А что ты там о ремонте говорила? Может, что подсказать?

- Подскажите. Я бы хотела в спальне одну стену звукоизолировать. У меня с той стороны соседи очень "веселые": пьянки, гулянки, порой до утра, а стены у нас, сами знаете, какие. И еще посоветоваться, что делать с клеевой побелкой, она у меня ядовито желтого цвета, смывать ее - можно соседей до первого этажа затопить. Может, ее можно чем-то закрасить, а потом обои поклеить?

- Можно подумать, что ты профессионально занималась маляркой, только маляры говорят поклеить, а не наклеить.

- Нет, я не занималась, но в некотором роде, в курсе.

- Во всем ты в курсе?! - с вопросительной иронией сказал Вильдам Хабибович. - Ну, ладно. Чтоб что-то советовать, надо посмотреть. Тебе не к спеху?

- Нет. Когда Вам будет удобно, скажите.

На том и порешили.

И вот в среду, как раз в тот день, когда Вильдам Хабибович "застукал" их с Татьяной в беседке, в конце рабочего дня он нагнал ее при выходе из института.

- Ну что, Елена? Пожалуй, если ты не против, я мог бы сегодня посмотреть твою квартиру. Пригласишь старика к себе домой?

- С удовольствием, Вильдам Хабибович, только я пешком с работы хожу, это минут сорок. Как Вы?

- Да я, вроде, еще крепкий старичок. Ну, а с прелестной спутницей грех не прогуляться.

- Тогда пойдемте.

Вильдам Хабибович галантно подставил ей локоть.

Вильдам Хабибович Минигул, как он сам себя называл, "маленький шумок", был высоким крепким мужчиной, тридцати восьми лет, с круглым татарским лицом, густыми, но не длинными усами и небольшими залысинами на висках. Одевался он всегда элегантно с большим вкусом: строгие, но идеально сидящие на нем костюмы, всегда при галстуке, рубашки всегда в тон костюму, туфли всегда начищены. Вот и сейчас на нем был серый длинный плащ, из расстегнутого на одну пуговицу ворота выставлялся черный шерстяной шарф, черная шляпа, черные перчатки, брюки от темно-серого костюма и черные туфли. Идти подруку с таким мужчиной было приятно, а особенно приятно ловить взгляды не только молодых девушек, но и женщин постарше.

- Вот, Елена, посмотри, - рассуждал по дороге Вильдам Хабибович, - идут навстречу люди: молодые и не очень, мужчины и женщины. И все обращают на нас внимание. И что они думают? А думают они, вот что: какую молоденькую и хорошенькую девочку отхватил этот старый таракан.

- А мне кажется, что, наоборот, они смотрят и думают: какого шикарного мужика подцепила эта сопливая девчонка.

Вильдам Хабибович хохотнул и легонько похлопал ее по руке, которой она держала его за локоть.

- Один - один. Значит, к какому выводу мы придем? Шикарный мужик и хорошенькая девочка или старый таракан и сопливая девчонка?

- Мне больше нравится: шикарный мужчина и хорошенькая девочка. Со "старым тараканом" Вы уж перегнули. Раньше в Вашем возрасте мужчины только женились и заводили детей, а в жены брали молоденьких шестнадцатилетних девочек. И это было нормально. Ну, а называть Вас тараканом вообще никому в голову не придет.

Вильдам Хабибович скосил на нее хитрый взгляд.

- Значит, говоришь, Елена, нормально. Но это ж, когда было! Сейчас век скоростей, все спешат, торопятся. Торопятся жениться, торопятся развестись. Кстати, как ты относишься к ранним бракам?

- А, никак. Что такое ранний брак? По-моему, это незрелый брак, брак, в который вступают люди, не готовые жить вместе. А такие люди бывают, как в восемнадцать лет, так и в пятьдесят. Что такое возраст? Это количество лет, которые человек прожил на белом свете. Но физический возраст не всегда совпадает с количеством информации, которую все люди накапливают для формирования своей личности. Порой шестнадцатилетний мальчик - это уже вполне сложившаяся личность, со своими моральными устоями и принципами, короче, он знает, что ему от жизни надо. А вот какой-нибудь сорокапятилетний мужчина, уже заимевший детей, а то и внуков, до сих пор мечется, как инфантильный подросток, все ищет себя. Но он никогда себя уже не найдет. Потому что упустил тот период, когда нужно было заниматься своим самообразованием, не отвлекаясь на сиюминутные проблемы и желания. Потому я считаю, что, если молодые люди в шестнадцать, восемнадцать или двадцать лет готовы к браку, готовы нести ответственность друг за друга, за своих детей, то и "флаг им в руки", пусть женятся. А вот, когда даже умудренные горьким опытом, но не сделавшие выводы из своих ошибок, вполне взрослые люди полагаются на удачу, а точнее будет сказать, наобум, говорят "все будет хорошо", а сами не прилагают никаких усилий, чтоб добиться этого "хорошо", ничего хорошего не будет. И брак будет просто "браком".

Все это время Вильдам Хабибович с недоумением и восхищением слушал Елену.

- И опять я задам тебе все тот же вопрос: откуда в этой юной хорошенькой головке такие мысли?

- Просто эта юная головка, кроме того, что читает, еще и думает. Как-то, знаете, стараюсь приучить себя думать именно головой. А любому органу в человеческом теле, чтоб не атрофировался, требуется тренировка.

Вот так, беседуя, они дошли до дома.

Квартиру Вильдам Хабибович осматривал с интересом, похвалил качественную работу мастеров, делавших последний ремонт, но согласился, что со вкусом у них было плоховато. От ужина отказался, от кофе тоже, но с удовольствием выпил чаю с заварными пирожными, которые он купил заранее в институтском буфете.