- Ведьма! - истошно выкрикнул какой-то выродок: серый картуз, серые бесформенные штаны, серая шапка собачьего меха, пьяная храбрость в вытаращенных глазах. Вот, шапка-то её и зацепила, уколола, словно заноза. Собаки - существа от начала и до конца беззаветно преданные людям, преданные настолько фанатично, что даже злиться на своих хозяев совершенно не способные. А люди вона - шьют из них шапки. Причём, конкретно эта шкурка при жизни принадлежала суке. Ну, и кто при таком раскладе тут сука?

- Выродок! - заорала в ответ ведьма, уверенно вытянув палец в сторону выродка. Целила прямо в облезлую картофелину носа. А потом спокойным голосом поинтересовалась: - Ну, и чего ты орёшь? Я - ведьма. А ты - выродок. Но я же не ору тебе об этом при каждой встрече?

Толпа решительных и хмурых мужиков, и стервозного вида баб сбилась с шага, и на миг замерла, сбитая с толку ответом ведьмы. Всего на миг, но ведьме этого бы хватило. Однако нашлась визгливая баба, которая не растерялась:

- Ты сглазила его коня, ведьма! - провизжала она. Вот, всегда, случись скандал, откуда ни возьмись, обязательно найдётся визгливая баба! Закон вселенной, что ли, такой?

- Вообще-то, это навет и ложь. Я пока что никого ещё не сглазила, - спокойно, мирно, уверенным голосом, с плавными перекатами проговорила ведьма, но вдруг внезапно рявкнула: - Но сейчас начну! Проклинаю! Печать тридцати трёх несчастий! - и патетический взмах руки в сторону серого мужичка в замызганных серых одеждах. И внезапный порыв ветра срывает с головы того мужичка собачью шапку.

- Ах ты, тварь! - заорал мужик, выпучив зенки, и замахнулся каменюкой, что, оказывается, держал за спиной.

Да сейчас прям! Сверкнула глазом, руку мужика чуть повело, и бедолага с размаху залепил той каменюкой себе же по башке.

Толпа охнула, мужик замер на секунду, с отрытым ртом, выпученными глазами, неуклюже раскорячив ноги, и как-то так странно скрючившись, будто играл в детскую игру "морская фигура замри!". А спустя ту секунду взвизгнул как-то по-бабьи и кинулся на ведьму.

Та, не сдвинувшись с места, даже не шевельнув ни единым мускулом, снова сверкнула глазом, и ноги мужика вдруг заплелись на бегу, и тот со всего маху проехался рожей по пыльной дороге, уткнувшись лбом в носок чистенького сапожка ведьмы. Толпа вся разом взглянула на ведьму - толпа поняла, почуяла - теперь её ход. И ведьма не смутилась, не растерялась. Ведьма провозгласила грозно и страшно:

- Не знать тебе радости боле! Всё, чем владеешь - сгниёт! Все, кого привечаешь - умрут! - уверенно напирала ведьма. - Смертный мор тебе во двор! Тьму и запустение! Вой горестный! Скрежет зубовный!

Толпа дрогнула. Ведьма задумчиво провела взглядом по толпе, заглядывая в глаза каждому, и молвила:

- И заспупничков до кучи. Кто тут за него заступиться готов? Может ты? - ведьма резко ткнула пальцем в мужика, оказавшегося в первом ряду. Именно за его спину спряталась та визгливая баба.

Указанный мужик только успел рот раскрыть, глядя, как за спиной ведьмы из поднятых с дороги неведомой силою обычной дорожной пыли да мелких камешков собирается эдакая здоровенная коса! Весьма страшного вида коса - чай не травушку косить такою косою! В следующее мгновение кто-то за спиной этого мужика испуганно взвизгнул и, ухватив его сзади на шкирку, одним рывком уволок бедолагу с ведьминых глаз долой.

- Милости просишь?! - возмущённо заорала ведьма на кого-то ещё, хотя, вроде, милости у неё никто не просил. Просто не успел бы никто. Разве что мысленно. - Ну, так, что ж ты не бежишь, дурак?! - подсказала ведьма и подмигнула левым глазом: - Милость моя - в твоём быстром беге, дурачина!

Миг, удаляющийся топот, и пустая улица. Только сидит на заднице в пыли серый мужик без шапки, да грозная ведьма возвышается над ним, не обращая внимания на внушительную косу из мелких дорожных камешков, зависшую над обоими в замахе.

- Знаешь, что, глупый мужик? - спокойно, как бы промежду прочим, проговорила ведьма. - Я даже проклятие своё с тебя сниму, пожалуй. Так выйдет даже интересней! От тебя и так все отвернутся. И дом тебе наверняка подожгут. Потому что побоятся твоих тридцати трёх несчастий. Так что проклятие я с тебя снимаю! А ты, коли не совсем дурак, вот чего сделай: вали-ка подобру, поздорову, как можно дальше отсель, в земли, где тебя никто не знает и куда слухи не доходят. Да по пути - не забудь! - трижды вброд текучую воду перейди. Тогда, глядишь, обойдётся.

Коса дрогнула, и осыпалась на дорогу кучкой дорожной пыли. А ведьма развернулась и ушла. А мужик похлопал глазами, и как крикнет ей вослед:

- Благодарствую за милость Вашу! - а потом матюкнулся осторожно, воровато - кабы не услыхала - да и сбежал, позабыв свою шапку.

...

Ведьма шла по кривой улочке этого небольшого провинциального городишки, и поглядывала на дома по сторонам. А ничего тут городишка - скучный, благонравный, весь такой показательно-правильный... лживый насквозь, короче говоря. Аккуратный фасад, и гнильцо внутри.

Она шла и злорадно улыбалась: ведьма тут может славно повеселиться! Ха! И не дождётесь! Не даст ведьма слабины! Она уже давно не та боязливая и стеснительная девочка. Она хорошо усвоила урок. Попробуйте, подступитесь - она сдаст вам экзамен! Сдаст - не унесёте!

Экими же надо быть дураками, что бы бросать на ведьму косые взгляды! Ведьму завидя, надо в пояс кланяться! Так-то оно вернее рожу свою от ведьмовского глаза спрятать! Так-то авось и пронесёт беда мимо!

Экими надо быть дураками, что бы в маленькую девочку-ведьму камнем кинуть!

Воспоминания нахлынули незваными, без спроса:

Маленькая Кира с восторгом рассказывала своим друзьям - деревенским девчонкам и мальчишкам, что умеет рисовать чудные картинки на воде, и показывала, как научилась взглядом подымать опавшие на землю лепестки полевых цветов, и кружить их в танце! Смотрите, смотрите! Красиво же получилось! А ещё она теперь гусей не боится! Вот! Потому что насмелилась намедни, и оказалось, что гусей она может заговорить! Смотрите: вот вам гусь из лепестков ромашек!

- Ведьма! - буркнул кто-то из детей.

- Фу, уходи отсюда! Чур меня, чур! Отвернись, а то сглазишь! Прочь! - заголосили дети наперебой.

А кто-то кинул в неё камень.

Дети бывают злы и жестоки.

Ведьма закусила губу, прогоняя непрошенное воспоминание, но цепочка ассоциаций в памяти дёрнулась, и вытащила ещё одну сцену:

Несколько задиристых мальчишек набросились на маленькую Киру, словно стая злобных дворняжек на чужого кота: прыгали вокруг, лаялись, брызгая слюной, но опасливо держали дистанцию. Будто эти несколько шагов могли бы им помочь, реши она сделать им больно!

Они требовали, что бы ведьма не ходила по их улице! Будто это и не её улица тоже. Будто в их деревеньке есть ещё одна улица. Она молчала, терпела, а они, видя её нерешительность, наглели, распалялись, всё больше зверея. Они требовали, что бы она убиралась из их деревни прочь! В лес! В болота!

А когда появился он - "хозяйский" - мальчик из замка на холме, сын рыцаря, владеющего и этой деревней и окрестными землями, эти задиристые мальчишки - её недавние товарищи по детским играм - в конец озверели: стали кидаться в девочку комьями грязи. Может, они хотели перед ним покрасоваться: вот, мол, какие они - молодые да дерзкие - верные растут псы для хозяйской псарни. Но он не оценил.

Хозяйский мальчишка за неё заступился. Обозвал тех мальчишек обидно, велел убираться прочь, и кинулся в драку. Один против четверых, на пару лет его старших. В детстве два года разницы означают разные весовые категории. Они стали его избивать. А он дрался так отчаянно, будто разом защищал всё, что ему дорого и свято. Только крикнул ей: - Уходи, дура! - когда она, закусив палец, решала, что делать: звать ли на помощь, кинуться ли в драку самой?