И мы еще долгое время целовались — мягко, нежно, и язык Тоби оглаживал мой. В последний раз мы сливались в объятиях на диване (ну, точнее, около него) в запале страсти, и тогда наши поцелуи звенели литаврами и совершенно не походили на теперешние. И все-таки в каком-то странном смысле не отличались от этих — поцелуи, за которыми стоит целый путь. Я и забыл, что так тоже бывает, но всякий раз — медленный или быстрый, жесткий или нежный — Тоби мне напоминал.

Наконец мы отстранились друг от друга, но он не вылезал из моих рук, и мы все еще сидели на полу, что, вообще-то говоря, наверное, выглядело нелепо. О, да какая мне разница? Кто здесь мог нас осудить, кроме меня самого?

Тоби уткнулся головой мне в плечо и просунул пальцы в мою ладонь.

— Не важно, как ты делаешь. Главное, что делаешь.

Я улыбнулся, чувствуя благодарность за его упрямую симпатию, его убеждение, что, кем бы я ни был и что бы это ни значило, все со мной правильно. Я уже так давно ни с кем не говорил об этих вещах. С Робертом они принимались как часть меня, а следовательно часть нас, вместе со всем остальным. Настолько же неизменные и не играющие никакой роли, как цвет моих глаз, то, что я не умел сворачивать язык в трубочку, или мои постельные предпочтения испытывать страдания, а его — причинять их.

Вскоре Тоби снова завозился, поглядывая на меня сквозь ресницы в, как ему явно казалось, притягательной манере. И ему не казалось.

— Можно еще у тебя кое-что спросить? Только не говори, что я уже спросил — достал этот прикол.

— Э. Да?

— Даже если вопрос странный?

— Особенно если вопрос странный.

— А ты, случаем, не любишь… то, что любишь… из-за… типа всей этой фигни?

Я несколько раз прокрутил фразу в голове, пытаясь понять смысл.

— Не люблю ли я то, что люблю, из-за типа всей этой фигни?

Я почувствовал, как он смеется, еще до того, как услышал.

— Ну спасибо, что показал, как по-дурацки оно прозвучало. Не, я имею в виду в плане… секса, с извращениями.

— А, понятно. — Еще один довольно знакомый вопрос, хоть и никогда доселе не заданный настолько в лоб. — То есть, не хочу ли я, чтобы мне причиняли боль, унижали и отказывали в оргазме потому, что меня терзает ужасное чувство вины за все те жизни, что не смог спасти?

Он уставился на меня.

— То есть нет, получается?

— То есть нет. — Я скользнул пальцами ему под футболку и вверх по спине, чтобы почувствовать кожу под своей ладонью. По Тоби прошла слабая волна дрожи, позвоночник шевельнулся, когда он выпрямился под моими пальцами. Я продолжил его гладить, улыбнулся, на душе стало легко. Тепло.

— Теперь ты меня уверяй, что не вымещаешь эмоции от какой-то травмы на моей не слишком протестующей плоти.

Он распахнул глаза.

— Не-е, ты что. Я хочу, чтоб ты страдал, потому что люблю тебя.

И, наполняясь какой-то жгучей смесью предвкушения, нежности, желания и страха, я ему поверил.

Несколько минут спустя нам привезли еду, и, несмотря на наличие вполне себе приличной столовой прямо по другую сторону коридора, мы ели на полу гостиной, окруженные пакетами и пластиковыми контейнерами.

— Между прочим, — помахал передо мной палочкой Тоби, — я тут читал интернет…

— Никогда не читай интернет, Тоби.

— Ха-ха. Нет, ты слушай — если б мы делали все по правилам, ты бы сейчас стоял голый на коленях и ел с моей руки.

Я замер в дурном предчувствии.

— Э-э, тебе этого хочется?

Он рассмеялся.

— Нет, вообще никак.

— Слава богу.

— А что? — Он кинул на меня коварный любопытствующий взгляд из-под ресниц. — Ты бы сделал, если бы мне хотелось?

Я шумно вздохнул, сам не в силах передать словами или понять все детали собственной реакции.

— Не… не знаю. Я ни с кем такого не пробовал. Не думаю, что мне бы понравилось, совсем. Но часть меня хочет… хочет сделать что-то настолько ненавистное, для тебя.

Тоби молча смотрел в ответ. Челка упала ему на глаза, и я весь изводился от желания сдвинуть ее. Как он это вообще переносит, неужели у него руки не чешутся?

— Нет, — наконец сказал он со всей убежденностью, которой мне не хватало. — Нет. Вообще, сама идея, что ты типа сделаешь для меня что-то ненавистное, дико заводит, но пусть уж это тогда будет что-то, чего я реально хочу, а не всякая фигня, которая мне по барабану.

Меня мягко накрыло облегчением. Не скажу, что такого ответа и ожидал, но, как ни странно, совсем ему не удивился.

— Ты же знаешь, что можешь делать со мной все, что хочешь.

— Знаю, — заулыбался он, — поэтому и не размениваюсь на ерунду.

— И потом, не уверен, что интернет предполагал использовать дешевую еду с доставкой для таких игрищ. Разве это кому-то покажется сексуальным?

— Да ну? — Он откинул челку с глаз.

В итоге я слизывал капли соуса гунбао с центра его ладони в доказательство. Липкое, сладкое, полное глутамата натрия, а под всем этим вкус кожи. За считанные секунды я затерялся в неожиданной шершавости его руки, изучая коллекцию шрамиков и глубоких складок. Это рука беспокойного человека, работящего, страстного и неусидчивого, пусть сейчас и убаюканная моей ладонью. Я скользнул языком между пальцев, заставив Тоби вскрикнуть, и вернулся обратно к мясистой части у основания большого пальца. Тенар. Холм Венеры.

Он попытался сглотнуть некий звук глубоко в горле, который вырвался чем-то вроде: «Ннгх».

Я осыпал легкими поцелуями косточки его кисти. Сейчас на языке чувствовался только Тоби — его вкус и запах — под аккомпанемент хриплого, внезапно прерывистого дыхания.

— Вашу ж мать, теперь я понимаю, почему елизаветинцы нагнали столько шума по поводу порки руками. Это ж такой разврат, пипец вообще.

Я улыбнулся в ответ прямо в кожу его ладони, словно передал секрет. А затем разжал руки и откинулся на диван, пытаясь не обращать внимания на наши наметившиеся парные эрекции.

— Ну, доказал?

— Ты чо. — Он до сих пор не привел в порядок дыхание. — Не доказал, а порвал на тряпочки свое доказательство. По мне это еще как сексуально.

— Я не уверен, что еда здесь сыграла большую роль.

— Да-а. Проверим?

Он протянул мне половинку креветочного чипса, которую я оглядел с подозрением. Но раз это было от Тоби, и мне нравилось доставлять ему удовольствие, я вытянулся и ухватил чипсину. И понял задумку, когда его пальцы скользнули мне в рот, начав облизывать и посасывать их с неприкрытыми стонами, словно это был его член.

Закончилось все тем, что стоило выпустить пальцы, как он тут же опрокинул меня на спину, вытянулся сверху, и мы мягко довели себя до экстаза поцелуями и прикосновениями, лениво потираясь друг о друга сквозь слишком много слоев одежды. Не самый эротичный сексуальный опыт моей жизни, но мне было так хорошо, просто до самой последней клеточки, что сложно даже сказать, почему.

Время потеряло смысл на полу гостиной. Остался только Тоби — такой жаркий, костлявый и юркий. Как он, с задранной футболкой и приспущенными до колен джинсами, терся о мое бедро, периодически задевая и член. Как челка лезла ему в глаза, как он мокро целовался, а к запаху пота и возбуждения грубо примешивались запахи оставшейся еды. Джинсовая ткань натирала мне кожу, а задранная полурасстегнутая рубашка жала подмышками, и тем не менее, кончил я раньше него, практический неожиданно для самого себя — удовольствие поднялось из какого-то полузабытого места в глубине тела.

Тоби исходил своими обычными литаниями признаний в любви и ругательств, затем дернулся, замер и выплеснулся прямо на меня. И пока он вяло пытался вытереть нас салфетками, я огорошенно разглядывал потолок, размышляя, как и почему в мою жизнь опять вошла подростковая возня в одежде.

— Зашибись. — Тоби собственнически закинул на меня руку. — Это было круто.

Какое-то время мы сыто валялись в тишине, и я чуть было не заснул, но тут Тоби отвел голову назад, чтобы лучше меня видеть, и спросил: