— Просто, — произнес он после долгой паузы, — как я теперь узнаю, что можно? Ну, вот когда я тебе глаза галстуком завязал, ты же сказал, что не хочешь, а я… — в голосе послышалась нехарактерная нотка сомнения, — все равно завязал, и у меня встало. Так встало на это. — Его член между нами дернулся, и он вздрогнул и попытался отодвинуться. — Господи, я больной просто.

Я уже очень давно не считал нужным копаться в собственных сексуальных предпочтениях. И хотя понимал его опасения — в какой-то мере, даже радовался, что они есть, иначе это уже называлось бы социопатией — но все же почувствовал легкое раздражение. Бесконечная рефлексия головного мозга казалась мне тщетным и исключительно подростковым времяпрепровождением. Я не хотел, чтобы он чувствовал себя виноватым за то, что сделал со мной, но и анализировать это желания тоже не возникало.

— Ты же знаешь, что все не так.

— Я думаю, что все не так, но иногда… забываю, — вздохнул он. — А ты что, вообще не волнуешься?

— Одно из преимуществ возраста в том, что начинаешь понимать, что некоторые вещи просто не стоят твоих переживаний. Я гей. Сабмиссив, если хочешь это так называть. Своего рода мазохист. А кому-то нравится стрельба по глиняным голубям или бесконечные сериалы. Так какая, на хрен, разница?

— И ты не против — точно, стопроцентно, от начала и до конца не против всего, что мы делали вечером… что я с тобой делал?

Тоби Финч и бесконечное упорство. Я внутренне настроился на честность — этот тупой нож для хитроумно завязанного узла.

— Не просто не против. Я хотел, чтобы ты завязал мне глаза. Точнее — я не хотел, но чтобы ты все равно завязал. Чтобы сделал со мной все, что пожелаешь. Вот чего я хотел.

Какое-то время он молчал, пальцы выписывали круги на одной из моих рук, заставляя кровь танцевать под кожей.

— Не знаю, как я вообще смогу жить, если когда-нибудь по-настоящему причиню тебе боль.

Почему-то я этого не ожидал, хотя стоило бы. Плохо зажившая ранка на сердце вновь вскрылась, но не закровоточила. Там осталась только пыль. Я тихо ответил:

— Надеюсь, что со мной, а не без меня.

— А если ты меня после больше не захочешь? Больше не будешь доверять?

«А сам ты поверишь, что хочу и доверяю?» Тень прошлого. Я сомкнул губы на этом ответе и выбрал другой. Выбрал надежду.

— О нет, Тоби, ну что ты. — Я обнял его покрепче. — Риск изначально заложен практически во все вещи, которые стоят того.

— Да, но большинство людей не заковывают друг друга в цепи и все такое.

— Телесные риски. Эмоциональные риски. Откуда нам знать, где грань?

Какое-то время мы молчали. Мне хватало просто взаимных прикосновений — просто чувствовать его тепло под моими пальцами, шершавые места на его коже и гладкость остальных, и тихо изнывать.

— Ты ведь правда понимаешь, да? — прошептал он. — Понимаешь меня.

Стоило сказать, что я его не знаю. Что все дело просто в сексуальной совместимости. Но вслух я произнес другое:

— У меня было много времени, чтобы об этом подумать, и поверь мне, на подобные вещи можно взглянуть с самых разных точек зрения, но то, как ты со мной говорил в клубе… Ты тогда не дал мне особого выбора.

Он сдавленно простонал.

— Ой, блин, не напоминай об этом идиотизме.

— Перед тобой было невозможно устоять, — вырвалось у меня прежде, чем я успел себя остановить. Чистой воды сентиментальность, что совершенно не мешало ей оставаться правдой. Я забыл, что подчинение иногда имеет надо мной такую власть.

В ответ его колено осторожно скользнуло между моих бедер и надавило сильнее, пока я не поперхнулся стоном.

— Откуда я знаю, что ты не просто потакаешь моей блажи?

Стоило догадаться, что он не спустит мне с рук то самое первое прегрешение. Первую ложь. Теперь я не смог бы ее повторить, даже если б хотел.

— Мне не следовало так говорить. Это было проявление трусости. И неправильно. И… неправда.

Вот безжалостная зараза — снова довел меня до стояка. А до утра на облегчение рассчитывать не стоит. А если поумолять? Боже.

Я поймал в темноте проблеск его довольной улыбки.

— Ну, значит, придется тебе мне доказать.

Его нога дразняще толкалась в меня, пока не сломила все сопротивление, и я задвигался в такт с ним, желание сладко перемешивалось с отчаянием.

— Все, что хочешь. Я все, что хочешь, сделаю. — И в этот момент я не преувеличивал.

— Я запомню.

— Господи… Тоби…

— Тебе что-то нужно?

— Было бы здорово кончить, — пробормотал я.

Он рассмеялся и устроился еще поуютнее в изгибе моего тела.

— Ворчливого, тебя еще проще изводить.

Я сцепил зубы и лежал, мучаясь от вожделения. Его пальцы легонько проехались мне по груди. Нашли сосок, чтобы кружить над ним как коршуны. Я с трудом балансировал на грани, отчаянно желая ощутить прикосновения и не менее отчаянно — остановить Тоби.

— Твою ж мать. Ладно. Пожалуйста. Ты это хотел услышать?

— Что «пожалуйста»?

— Пожалуйста, дай мне кончить. Все равно… как. Только… пожалуйста. Мне очень нужно…

— Не-а. — О, какое кошмарное пленительное веселье. — Просто хотелось послушать, как ты умоляешь. Как это звучит.

— Оправдало ожидания?

— Ну-у, не скажу, что вышло особо искренне, так что я бы дал два из десяти.

Уж не знаю, стоило ли мне оскорбляться. Я поймал его коварные пальцы и поднес их к губам, чтобы поцеловать.

— Значит, придется тебе больше постараться.

— Или тебе.

— Знаешь, — господи, что я несу? — у меня есть сундук в гостевой комнате. И думаю… думаю, там найдется что-то для тебя, чтобы… чтобы…

— Чтобы что?

— Убедиться, что я не… — В темноте мне было жарко и неловко. Да, это определенно новый уровень. Самому предлагать пояс верности. — Оно заставит меня повиноваться.

— Ну, нет. Я тебе помогать не собираюсь. — Ладонь Тоби скользнула между нами, обернув меня в блаженство, и я ответил ему стоном незамутненной бездумной благодарности. — И мне нравится трогать тебя, когда хочу.

— А если я нечаянно кончу? — Кажется, я даже начал канючить.

— Ну, вот если кончишь, тогда и посмотрим. В любом случае, скучно не будет. — Он помолчал, все еще держа пальцами мой член со сводящей с ума нежностью. — Слушай, это уже далеко за рамками простого стояния на коленях, пока я онанирую. Ты точно уверен, что нам не нужно стоп-слово?

Мне становилось все труднее в принципе думать, не говоря уж о том, чтобы успевать за тем, как он перепрыгивает с одной темы на другую, с инстинктивного контроля на признание собственной неуверенности.

— Точно.

— Но разве так не положено? — Он разжал пальцы, и хотя мое тело протестовало, мозги это слегка прочистило.

— Никто не придет с проверкой, Тоби. И не конфискует наши лицензии на секс. — Молчание намекнуло, что шутку он не оценил, и я понял, что слишком несерьезен. Слишком многое принимаю как должное.

— Если тебе так спокойнее, тогда давай, конечно, договоримся о слове.

— Блин, Лори, — шлепнул он ладонью мне по плечу, — на хер мое спокойствие. Это ж тебе будет хуже всего, если что-то пойдет через задницу.

— И по-твоему, — я старался говорить как можно терпеливее, — волшебное слово меня защитит?

Он вдруг сел, утянув с собой одеяло и большую часть нашего общего тепла.

— Как-то ты несерьезно к этому относишься.

— К твоему комфорту я отношусь очень даже серьезно.

— А я — к твоему. И то, что ты в это не веришь, меня, блин… охренеть как оскорбляет, Лори.

По всем законам это должно было быть абсурдно — девятнадцатилетний мальчишка волнуется о моей безопасности. Но меня оно только обезоружило и тронуло.

— Милый ты мой. — Я поймал его лицо в ладони, притянул для поцелуя, и мы опять упали на кровать. — Стоп-слова выручают, даже нужны, когда играешь с незнакомыми людьми, но в остальное время… я не знаю.

В комнату постепенно проникал свет. Тоби лежал на темной простыне, как бледная запятая. Я провел рукой от его плеча к бедру, изучая все изгибы и углы, гармоничности и неуклюжести. Красивый. И в данный момент мой. Он так сладко задрожал под моей ладонью.