Приехал тип с другой планеты и решил, что люди – органы размножения машин. Он пытается постигнуть обычаи машин, расшифровывает как-то хаос гудков, жужжания станков, радио и т. п.

Слезть с дерева, начать разговор, выдумать огонь – непостижимо трудно. Рыбе вылезти на берег, самцу подойти к самке – подобного мы не смогли бы выдумать сейчас.

Прошлого не было. Время беспорядочно шарит фонариком по немалой темноте, выхватывая куски неподвижного объема.

Ни эволюции, ни даже регресса приличного не видно.

А чувствуется периодическое вращение знаковых систем.

Схема эволюции – иерархии циклов времени, стягивающаяся к пустому трону Бога. Какова степень независимости земной эволюции? Платим ли мы дань?

Эволюция только тактик, она не видит дальше мгновенья, но видит все в радиусе мгновенья. Она трудится (т. е‚ делает что-то неприятное, чтобы потом было легче) и не эволюционирует. Для сохранения понятия развития удобно считать, что механизм развития неподвижен. Метафизика стоит за спиной у любой диалектики.

Что, если у человека желание конструировать уже сильнее, чем у природы?

Поставить перед видом задачу, ввести летальный фактор.

За какое время вид решает задачу, т. е. через сколько популяций проявляются изменения особей, полностью нейтрализующие этот фактор? Сколь быстро исполняются распоряжения Бога? Это мера инерционности. Показывает ли она возраст и перспективность вида?

Каково N неполной индукции у различных существ, т. е. число повторений для выработки условного рефлекса при фиксированной значительности его для особей?

Обычно это2, 3, даже 1, потому что в этом хаосе нужно ловить каждый удпбный случай поесть, выжить, размножиться. Еще не пришел великий полдень, расхватано меньше половины добра и априори выгодней вступить в любую реакцию, чем не вступить.

Исследования сводятся в конечном счете обычно к перебору числа вариантов сравнимого с числом пальцев.

Возможно, что лоскут 1, 2, З,… 20 не представителен для Чисел. Переход к большим переборам изменит архетипы.

Оптимальны стратегия: на все возможные вопросы «да или нет» отвечать случайным образом. Это надежнее любых индукций. Большое Ведро себя окажет. Случай удачливей личности.

Построить алгебру каждого организма на продолжительностях функциональных процессов.

Так, почти не замечая целесообразности, можно объяснить структуру, геометрию организма.

В N-ярусное трубчатое дерево запускать много муравьев по очереди. Очищать после каждого, чтобы система не имела памяти.

Цель – график распределения числа муравьев по

2 в степени N банкам в конце каждой ветви. Это анкета из N последовательных вопросов: «право»

или «лево»? Вдруг в виде инстинкта у муравьев

(единственная толпа на плоской поверхности, кроме людей) сложилось что-то вроде правил уличного движения?

Что возбуждает в женщине: геометрия силуэта или гипотеза о содержимом?

Первый страшный суд, первый Интеграл будут только началом в процессе повышения ставок.

Дать название. Против двадцати томов подробного описания предмета встают пять букв – камикадзе.

Фермопилы, клеймение мустанга, азарт грубого дележа, волнующая краткость будущего. Мгновение неожиданно оборачивается лицом ко всему прошлому. Пуля требует равенстве c убитым.

Название – это специфический вирус для предмета.

Их разделяет пропасть размеров, давно ставшая качеством.

Название – жених предмету, прибывший из другой культуры.

Чем бессмысленнее элемент культа, тем древнее его целесообразность.

Чем неутилитарнее идея, тем позднее придет ее необходимость.

Мои записи – это описание механических движений, силуэтов и поверхностей отдельных предметов. Если взять любое абстрактное понятие и немного расшатать его смыcловые обстоятельства, то часть этой энергии превращается в материю. Понятие обретает массу и поверхность. Поверхность, а не вес, не объем и уж не смысл, конечно. Для меня описание – это кратчайший прыжок страсти.

Слова – это юные звери, они занимают место. Они созывают звуки и строят отдалённые замки. Строятся в шеренги и замирают. Мелкая дрожь прутьев решетки.

Приблизиться к кухне мастера.

Жарко, судорожное всхлипывание масла, волосы в котле.

Густейший запах личности, интерьер смердит, хамит и лезет в люди. Нечистоплотность гениев. Они – заложники будущего в наших руках. Мастер обслуживает свое творчество как лифтер.

Есть надо не вместе. Спать надо не вместе. Отделенные высокими хребтами, стоят кабинеты мастеров.

Снуют подмастерья и делают выводы. Мастера встречаются друг с другом редко, как короли, и обмениваются дорогими подарками.

Вещь должна быть свежей, как кусок сырого мяса – любая страница с фразами, пятнами и формулами. Идеи, обнаженные как надежда и угроза, азарт, извращения из гремящего черного серебра, грохот шаров, брошенных в пустой зал серого кафеля.

Люблю слова любовью чистой и запретной. Осязаю их как поверхности веществ неловкими пальцами.

В молекулах слов мерцают, как на запылённой лампе, контуры иных предметов – совокупление контуров – точная наука шаманства. Пальцы трогают уголки губ и глаз. Не торгую словами, но не способен в одиночку есть блюдо из собственного мяса.

К максимально бессмысленному тексту, к фразе наибольшего удивления – текст священных книг, уставов и бреда: слова, пресмыкающиеся и земноводные, заново встающие за страхом и слабостью.

Искусство – ассенизация, уравнивание мелочей с главным.

Искусство заметать следы. Наслаждение хоронить мотивы.

Идея рождается как протест против всех предыдущих.

Она пантеистична, как щенок.

Пытается завязать знакомство с первым же встречным предметом. На двадцатой секунде холод рвет ее в талии: половину обратно в хаос, половину на полку в мрамор.

Провоцирую истерику, потом собираю осколки. Урны. Кладбище. Каждое движение и знание еще больше обуславливает меня.

Становлюсь мелочным и изобретательным. Что может быть печальней фактов и свойств, неотделимых от тела.

Если придет в голову удачное сравнение. Не легко, не трудно, а просто случайно упало на голову, как помет валькирий.

Гадкое наслаждение сделать из него центральную пуговицу для нового костюма.

Когда пишешь, надо рассчитывать, что боги просматривают всю литературу, появившуюся у людей. Чтобы тот, кто будет искать аналогии и толкования, разбился о подводные камни текста.

Пусть мотивы сможет постигнуть только наипрекраснейший и пусть они обратят его в камень.

В человеке столько изящества, излишней роскоши, украшений, достойных лучшего мира.

Мечемся друг за другом, вступаем и молниеносные союзы, как будто кто-то сказал, что скоро где-то будут давать бессмертие и силу, но не более двадцати пар.

Друг – это знать милые слабости, используя которые можно при случае проскочить перед ним на прием к Богу. Всякий стоит ровно столько, сколько о себе думает, и получит столько, сколько хочет.