Литмир - Электронная Библиотека

Я был не против.

Часть 2

Ветра судеб

Глава 1

Сон наяву

– Как же я устала от этого Парижа!

Не могу сказать, что разделяю чувства Карины, но вполне понимаю. Париж действительно не похож на ту сказку, которая существует у большинства наших сограждан. Нет, он по-прежнему стоит мессы, но вот умирать после знакомства с ним уже не тянет.

Его былое очарование никуда не делось, оно все еще здесь, но, словно фрески старинного собора, скрыто под многими слоями штукатурки. По-прежнему высится белыми куполами похожий на Тадж-Махал Сакре-Кёр. Сена все так же несет свои воды, покачивая баржи, на одной из которых, как известно, живет Дункан Маклауд, горец. В Сене по-прежнему отражаются кажущиеся издалека темными и мрачными очертания воспетого Гюго собора Парижской Богоматери. И все так же соединяет берега мост Александра III, родной брат Троицкого моста в Питере.

Обращенный в музей Лувр по-прежнему хранит свои несметные сокровища, очаровывая и разочаровывая, ведь на репродукции та же Мона Лиза выглядит куда впечатляюще. По-прежнему раздражает его посетителей стеклянная пирамида музея современного искусства, столь же уместная среди окружающего дворцового великолепия, как клоун на военном параде. Никуда не делся Версаль (разве что исчезло былое расстояние между ним и Парижем, но это случилось еще до моего рождения, так что не в счет), и все так же Триумфальная арка напоминает о победе, которой не было…

А проход в нее теперь, между прочим, стоит десять евро. Когда я это узнал, то невольно вспомнил об Остапе Бендере, собиравшем деньги на ремонт пятигорского Провала. Ну что ж, в каждом монастыре свой устав.

Я прекрасно понимаю Карину, понимаю причины ее разочарования. Нельзя сказать, что Париж совсем ее не впечатлил – это не так. Я помню ее восторг на обзорной площадке у Сакре-Кёр – в нем было что-то детское, как у ребенка, неожиданно оказавшегося в Диснейленде. Ее восхитил и сам собор, и вид на Париж, открывавшийся с его обзорной площадки.

Я видел, как ей понравился Версаль. Наверно, трудно устоять перед великолепием и роскошью Большого Трианона. К тому же она призналась мне, что мечтала побывать в резиденции французских королей еще со времен просмотра «Марии-Антуанетты» Копполы.

Мы ходили по залам Трианона в компании русскоязычного и, надо сказать, тактичного и неназойливого экскурсовода – потомка эмигрантов из первой волны. Тактичность нашего сопровождающего оказалась столь велика, что он позволял нам оставаться наедине в понравившемся нам месте довольно надолго (впрочем, уединение это являлось весьма относительным, поскольку единственным недостатком Версаля наших дней являлась его многолюдность). В один из таких моментов Карина призналась мне, что не понимает, почему французы отказались от монархии, с учетом окружающего великолепия.

Я объяснил ей, что это великолепие было доступно немногим, более того – у большинства людей не имелось вообще никаких шансов даже увидеть этот дворец, не говоря уж о том, чтобы его посетить. Настроение Карины моментально поменялось: она согласилась с тем, что жестоко жить в такой роскоши, когда большинство людей живут в нищете.

– Но у каждого человека не может быть Версаля, – сказал я.

– У каждого человека должен быть шанс построить свой Версаль, – убежденно сказала она.

В этом было рациональное зерно, но у меня осталось неприятное впечатление – не от слов Карины, а от внезапно проснувшейся в ней Снежной королевы. Впрочем, вскоре ее сменила Золушка, куда более органичная в окружавших нас интерьерах.

Ей понравился Версаль, но не понравился Лувр. Лувр показался ей скучным, что меня удивило. Лично у меня от его коллекций захватывало дух, Карина же смотрела на все довольно равнодушно. Причину этого я выяснил довольно быстро, в знаменитой галерее, где, согласно Дэну Брауну, наемник Опус Деи убил хранителя тайны Моны Лизы. Собственно, раздражение Карины как раз «прорвалось» у этого полотна.

– Все не так, – сказала она задумчиво. Вообще-то, если бы я (опять-таки, спасибо Интернету) не был готов, возможно, я бы тоже почувствовал себя разочарованным. Потому я не стал переспрашивать, что не так, но Карина сама мне пояснила: – Все не такое величественное, как на картинках. Старинные статуи выглядят грубыми и обветшалыми, картины – или слишком маленькие, или… не знаю, но все не так, как я думала.

Я пожал плечами, не зная, что ей возразить. Я, в общем-то, далек от искусства, но меня, как я уже сказал, коллекция Лувра впечатлила. Тициан, Боттичелли, тот же Да Винчи… наверно, прежде чем посмотреть на что-то наяву, лучше побольше узнать об этом в Сети…

Но хуже всего на Карину подействовал собор Парижской Богоматери. Я, признаться, не сразу это понял. Казавшийся издалека темным, вблизи он как-то посветлел, и его громада показалась мне чем-то фантастическим: возносящиеся к небу башни, огромная розетта, статуи королей, сверху вниз глядящие на снующих внизу простых смертных… Внутри собор был столь же величественным, как и снаружи, поражая высотой пролета нефа, к тому же Нотр-Дам обзавелся голосом – на нем появились колокола, внутри звучал орган…

Однако Карина следовала по «тропе паломника», по которой проходили посещавшие Нотр-Дам туристы, закусив нижнюю губу и глядя на все отрешенно. Когда я попытался восхититься величием собора, она лишь плечами пожала:

– Церковь как церковь, только большая и старая.

– А чего ты ожидала? – удивился я.

Она опустила взгляд и сказала медленно:

– Я ожидала чего-то более мрачного, более таинственного, более интригующего и пугающего. Как в мюзикле.

Я понял, о каком мюзикле она говорит, и не стал развивать тему. Не люблю «Нотр-Дам» ни во французской, ни тем более в русской интерпретации, может, потому, что читал Гюго, а может, потому, что тема из этого мюзикла в свое время набила оскомину, ведь звучала она в каждом кафе, в каждой проезжающей машине…

В целом Париж, похоже, вызвал у Карины разочарование. У меня не вызвал – я живу в Сети и, по чужим рассказам, знал, к чему готовиться. Повторю: очарование Парижа никуда не делось, как никуда не делись фрески старинного, многократно отреставрированного собора. Но так же, как эти фрески часто скрыты под слоем более новых, а порой и просто заштукатурены, закрашены или покрыты многовековыми слоями копоти и пыли, так и очарование Парижа, который стоит мессы, утонуло в современности с веселым бульканьем.

Да простят меня парижане. Мне действительно понравился их город. И не только Сакре-Кёр, Нотр-Дам де Пари, Версаль и Лувр. Мне удалось почувствовать тот романтический тон, за который Париж всегда любили артистичные натуры. Но как непросто уловить это в современном Париже! Этот город всегда был многолюден, как Вавилон, в нем всегда было много иностранцев, но сейчас – такое ощущение, что ты не в сердце Западной Европы, а в каком-нибудь Маракеше. Встречал я блогеров, критиковавших нашу власть за многолюдство на мусульманских праздниках в Москве. Сам живя в этом городе, однако, никаких намеков на это многолюдство я не замечал, но, возможно, я не особо внимателен или мне не «посчастливилось» побывать в нужное время в нужном месте. В Париже, однако, мусульманскую общину не заметить было невозможно. То, что многие названия заведений дублированы арабской вязью, меня не поразило. Меня поразило то, что в некоторых кварталах арабские названия дублируются по-французски. К тому же не всегда, иногда они сделаны только арабской вязью.

Я отнюдь не отношу себя к скинхедам или нацикам; эта категория мне противна настолько, что я даже баню у себя в сети их страницы. Но местами в Париже (и даже на Елисейских Полях, которые, пожалуй, разочаровали меня больше всего) мне хотелось спросить – а где, собственно, Франция? И что делают французы в этом ближневосточном мегаполисе?

Мы с Кариной и близко не приближались к печально известному Моленбеку, но несколько раз чувствовали к себе нездоровый интерес со стороны вездесущих групп молодых людей арабской и африканской наружности. Пару раз на нас налетали стайки ребятишек, якобы случайно, но я (будучи предупрежден теми же записями из блогов) чувствовал, как эти от горшка два вершка наследники Салах-ад-дина своими ручонками пытаются шарить у меня по карманам. Им, понятно, обломилось – все ценное я держал у себя в нагрудном кармане куртки, а Карина – в крохотном клатчике. Я предлагал ей отдать мне паспорт и ценные вещи, но она отказалась и едва не поплатилась за это – на пешеходном переходе какой-то ушлый малый едва не вырвал у нее этот клатчик. Однако я тут же (опять-таки, по совету блогеров) громко сказал ему пару тех русских слов, которые нечасто встретишь в академических словарях. Сработало – клатчик был спасен, а Карина – дико удивлена тем, что я умею материться (я не стал ей рассказывать, что выдал первые две строчки одной из версий Большого Петровского загиба).

14
{"b":"586707","o":1}