Жаркий выдох коснулся чужих губ.

========== Эпилог: «Хорошо тому живётся…» ==========

Приоделся Агафон,

Васька красит глазки.

К нам идут войска ООН –

Голубые каски.

Над селом ***ня летала,

Серебристого металла.

Много стало в наши дни,

Неопознанной ***ни…

Монгол Шуудан – «Самара-городок».

- Тварь, - полустон.

- Пидар, - хриплое ругательство.

- Кто из нас ещё пидар. Ты первый умолял меня остаться.

- Мразь, - облизывает пересохшие губы - отрицать невозможно. – И трансвестит.

Не давая ответить, сильнее впивается пальцами в обтянутые джинсами ягодицы, двигаясь тазом вверх-вниз. Словно они уже трахаются, в своём неприличии позабыв об одежде. В принципе – бывало, но не в этот раз.

- Сволочь, - стон.

Брюнет вжимается в мучителя всем телом, впиваясь в губы. У него самого они полностью искусаны, а на шее, будто фингалы, виднеются засосы.

Блондин без труда, не расстёгивая ни пуговиц, ни молнии, до колен стягивает с тела любовника джинсы, грубо нагибая прямо над тем диванчиком, где начался их первый раз. По телевизору так, для фона, опять идёт какая-то фигня, а Маятников до сих пор принципиально не трахается в квартире коллеги. Зато он не против, если временами его без предисловий нагинают и жестко имеют после особо тяжких будней. Тяжела работа школьного преподавателя, а осталось, прости Господи, больше двух лет.

Прогнувшись, Никита судорожно цепляется за спинку старого скрипучего диванчика и вздрагивает, чувствуя прикосновение возбужденного члена к своей неблагополучной заднице. Проклятье, если так продолжится, кроме ношения шейного платка, придётся тайно пришить ко всем стульям сиденья-подушки.

Секунда и… толчок. Неформал сначала зашипел, но неожиданно, наплевав на жжение, сам подался назад, насаживаясь на пульсирующую плоть.

У Виктора вырвалось:

- Да-а-а, - а за ним: – Вот так, мерзость.

Вместо того чтобы праведно оскорбиться, Маятников не сдержался и заржал, пряча покрасневшее от смеха лицо в локте. Ну… чайка, назвал бы каким-нибудь «солнышком», «котёнком», «рыбонькой», однако, похоже, данный индивидуум на такое не способен. Но «мерзость» в его устах звучит не хуже комплимента. Надо же.

Никита высказался бы, если бы не сосредотачивался на ощущениях. Пальцы любовника до синяков сжимали без пяти минут анорексически худую талию. Его имели, как последнюю шлюху, какую-то подцепленную на улице проститутку, а он получал от этого дикий драйв. Кайф от удовлетворения низменных сексуальных потребностей, пинком выталкивающей в область вязкой, удушливой нирваны.

Толчки с премерзким хлюпаньем, один за одним, едва касаясь простаты – и нахлынуло, унесло за собой… Почти.

Болезненно сжав ноющий член, Виктор без особой нежности толкнул любовника на сидение дивана. Содрал с себя свитер, не удосужившись позаботиться об остальном гардеробе, и навис следом.

- Млять! – единственное слово, приходящее на ум, которое смог выдавить из пересохшей от напряжения и адреналина глотки химик.

Задрав футболку, его распластали по всей поверхности мебели. Джинсы до сих пор болтались где-то на уровне колен, ограничивая свободу движений.

Физруку это оказалось на руку. Опустившись ниже, он прикусил кожу пупка, а затем – паха. В короткие русые волосы вплелись тонкие пальцы, безжалостно потянув на себя.

- Вить, - начал аспирант, но замолчал, не выпуская наружу собственный жалобный всхлип.

Прекратив поцелуи-укусы, позванный резко перевернул партнёра на живот, заставив встать на колени, и снова вошел, врываясь глубоко до конца.

Скрип проклятого диванчика, наверное, слышала всё округа, ближайшие соседи – стопроцентно. Обойтись без ругательств не получалось, иначе тело предательски сдало бы все чувства владельца.

Долбанные толчки отдавались энергией чуть ли не в горле. Хотелось с сарказмом спросить: «Ты так в меня гвозди забиваешь?» - но по-любому натолкнувшись бы на какой-нибудь противный ответ, брюнет решил помолчать, до скрипа сцепив зубы.

Неожиданно полностью выйдя, физрук вновь задрал спавшую футболку и провёл языком длинную незамысловатую дорожку вдоль линии позвоночника до самой одежды в районе лопаток.

- Млять… - вырвалось у неформала, рухнувшего на локти.

В судороге он немыслимо прогнулся, припадая тощим задом к головке члена.

Бедный диванчик надрывно заскрипел.

Левую ягодицу смяла сильная ладонь. Немного позже она перешла на правую, массируя, и исчезла за несколько секунд до того, как всё продолжилось.

Виктор дышал часто и прерывисто. Чёрт знает почему, но его нереально возбуждала тонкая в синяках талия и худой зад, распатланные тёмные волосы и выступающие на спине позвонки. С любой девушкой секс не был бы таким… захватывающим. Девушки – милые нежные существа, которых нужно холить и лелеять, здесь же… здесь не стыдно дать волю глубоко скрытому зверю, выместить в сексе накопившееся раздражение, отомстить за все подколки, издевательства, насмешки. Причём отомстить так, чтобы обидчик умолял по своей собственной воле, отомстить изощрённо, со вкусом.

И, когда с губ Никиты срывается первое униженно-тихое «Прошу, пожалуйста…», Виктор доводит всё до конца. Рукой ласкает ствол и мошонку любовника, двигаясь в одном темпе.

Знал бы кто из соседей или родственников, чем они занимаются…

Пятнадцать минут спустя.

Кряхтя и охая, биолог выполз из-под придавившего его к дивану тела на пол. Выругался. Попытался встать, снова выругался. Перебирая локтями, под весёлый смешок уполз на кухню.

- Мерзавец, - скорее не обозвал, а пожаловался потолку.

Принял попытку номер два подняться, но буквально секунд через пять обессилено рухнул на пол. До тошноты хотелось курить.

Неожиданно чьи-то руки подняли его, прижав к себе. Придержали за талию, вызвав обречённое: «Ох-х».

- Ты чего? – удивился Корыжев, другой рукой открывая холодильник.

Он тоже немного устал, но не настолько ведь.

- Ненорма-альный, - вновь жалоба. – Я, знаешь ли, ещё от вчерашнего не отошел, а ты, ёлкин… - перекривился, намереваясь выдать всю характеристику, но вместо этого опять вздохнул. – Гад ползучий. И надо же было с таким сконтачить.

Виктор усмехнулся, протягивая любовнику бутылку с холодной минералкой. Еле-еле открутив крышку, парень вылакал без малого четверть. Ещё столько же стекло по подбородку на футболку, не добравшись до спущенных джинсов.

Напоследок скользнув языком по зубам, Никита с видимым сожалением отдал минералку обратно – пригодится. И всё равно ему, что на дворе конец февраля, а асфальт по-прежнему можно спокойно превратить в сплошной крепкий каток. Правда, что ли, зараза к заразе не пристаёт?

Усмехнувшись своим мыслям, брюнет подался необъяснимому желанию и коротким поцелуем коснулся искусанных губ аспиранта.

Чудовище дурацкое, всю практику ему испортило. А ведь поначалу так надеялся, мол, они выберут разные школы. «Поначалу», ага. С какого же момента это начало напоминать захватывающую RPG, где не расстраивали поражения? А с какого момента ситуация крошечными шажками переросла в нечто большее?

Почувствовав, как от низа живота по телу распространяется очередная вибрирующая волна, мужчина часто задышал.

Вовремя заметивший «бедствие» Никита попытался отстраниться, но его прижали, не дав ни единого шанса:

- Тс-с, я хочу только обнять…

- Знаю я твоё «обнять». Млять, ты хоть когда-нибудь согласишься побывать снизу?

- Не-а, мне не в кайф.

Маятников поморщился, не утихомириваясь: «Посмотрим-посмотрим. Время покажет».

Через несколько дней. Третий урок. Спортзал.

- Корыжев, а, Корыжев, - Листник, уперев руки в бока, заслонил свет из единственного окна в подсобке. – Скажи мне, Корыжев, почему ты постоянно кружишь вокруг да около, а до сути не доходишь?

- Ты о чём? – оторвав взгляд от журнала 10-Б, полюбопытствовал мужчина.

Сегодняшнее на редкость благодушное настроение позволило не послать надоеду куда подальше.