Похоже, Никита рано позавидовал. Впрочем, для остальных на листках имелись не менее занятные вопросы.

========== Миник двенадцатый: «Недотрагедия» ==========

Всё началось с того, что Маятников третий день подряд не появлялся в школе. Сначала думали – мало ли, конец ноября, заболел человек. Но за полтора года Никита не болел ни разу – ясно же, зараза к заразе не пристаёт. К тому же прошел тихий осторожный слушок, якобы аспирант собирается увольняться. Причём не просто из школы, а вообще – уйти из аспирантуры.

Ученики пытались напроситься в гости, но вдруг поняли – они и адреса-то не знают. Позвонили Лисице, однако и та не смогла дать точный ответ, только назвать приблизительное месторасположение нужного дома.

Преподы молчали аки партизаны, не спеша подтвердить или опровергнуть слухи. Листник тоже касательно этого вопроса больше походил на рыбу, а Корыжев предпочёл самоустраниться.

Но позже, обозревая хмурые физиономии десятых и одиннадцатых классов, считавших Никиту Андреевича любимым неповторимым учителем, мужчина в тот же день решительно направился к Маятникову.

Физрук знал не больше остальных – в отличие от Фёдора, но тот, против обычая, не проболтался, лишь необычно хмуро предупредив, что в некоторые дела совать свой любопытный нос не стоит, как бы ни хотелось.

- Да набухался небось, - пробормотал себе под нос блюститель здорового образа жизни, - а Листник просто конспирацию на пустом месте разводит.

Под взглядом флегматичной пятнистой кошки, устроившейся на чьём-то подоконнике, мужчина зашёл в подъезд. Поднялся на нужный этаж и постучал. Ответа не последовало. Тогда бывший призывник начал попросту долбить несчастный кусок дерева кулаком. Однако результат не изменился. Может. ушел?

С раздражением подёргав за ручку, Виктор удивлённо обнаружил, что дверь не заперта. Не разуваясь, прошел по коридору, позвав:

- Маятников, ты здесь?

Где-то в стороне кухни послышался тихий шорох. Не медля, физрук пошел туда.

Никита сидел боком к нему, повернув голову к открытому настежь окну.

По всему полу разбросана куча окурков, но не видно ни одной хотя бы полупустой бутылки. Странно.

- Чего тебе? – не оборачиваясь.

Это действительно выглядело странным. Виктор подошел ближе, рассматривая коллегу, одетого в тонкий домашний халат странной расцветки – наверное, продрог весь – комнатная температура ничем не отличалась от уличной, а он ещё и босой. Волосы собраны в небрежный хвост, пирсинга либо не видно, либо вообще снят.

На столе, заваленном использованными фильтрами, на несколько секунд засветился сенсорный телефон, беззвучно принимая очередную СМС. Прежде чем он потух, Корыжев успел заметить два уведомления: «Пропущенных вызовов – 21», «Непрочитанных SMS – 73».

- Листник здесь был? - пропустил мужчина вопрос мимо ушей.

Неопределённое пожатие плеч. Затяжка:

- Что тебе нужно?

- Поиграем в «Вопрос – ответ»?

Никита со вздохом повернулся. Под глазами тёмные круги, на физиономии ни грамма косметики. Пирса и вправду нет. Это внушало опасения.

- Поиграем, - соглашается.

- Тогда я первый, - Корыжев оттряхнул свободный стул от пепла и сел рядом. – Ты когда последний раз спал? – начал он издалека. – Не с кем-то, а вообще.

Аспирант задумался:

- Позавчера… наверное. Что ты здесь делаешь?

Из окна в помещение хлынул порыв холодного ветра, и блондин, помедлив с ответом, снял с себя куртку, накинув её на сидящего рядом человека. Неформал даже не отреагировал: не пошутил, не посмотрел, не обратил никакого внимания, смотря «сквозь».

- А что, не видно? К тебе пришел. А ел?

Тихий фырк:

- Не помню. Только курил. Хотя… полчаса назад. Запихался сладкими палочками. В тумбочке нашел, - короткие, рубленные фразы, словно отрывки произнесённых вслух мыслей. – Тебя Федя подослал?

Настал черёд Корыжева фыркнуть. Впрочем, втайне он радовался, что сумел разговорить брюнета. Тот выглядел, мягко говоря, неважно и не горел желанием общаться. Но, видимо, для физрука сделал приятное исключение.

- Нет, конечно. Хотел посмотреть на твой видок, когда ты выглядишь как настоящее убожище, - немного помедлил, но всё же спросил: – Что-то случилось?

Обманчиво безразлично пожимает плечами. Он прекрасный врун, но плотно сжатые зубы не дают безупречно исполнить заданную роль.

- Ничего сверхъестественного, - пауза, позволяющая перевести дух. – Моя сестра умерла. Обычная автокатастрофа, - голос глухой, практически безэмоциональный, как при сухой констатации факта. – Она ехала домой в автобусе, водитель не справился с управлением. Все погибли, - и тут же меняет тему: – Что тебе от меня нужно?

Ход ва-банк:

- Чтобы ты не увольнялся.

- И про это узнал? Откуда? – губы кривятся в неприятной усмешке.

В пальцах слабо тлеет забытая сигарета.

- Мой черёд задавать вопрос, - Корыжев, не боясь запачкаться, поставил локти на стол. Сцепил пальцы в замок и серьёзно посмотрел на собеседника: – Ты реально уйдёшь? Осталось два с половиной года. Стоило ли вообще учиться, чтобы бросить?

Затяжная тишина.

Вместо ответа:

- Будешь? – и кивок на распотрошенную пачку.

- У меня свои. Не хочу, - морщит нос. – Твой ответ?

- Обойдёшься.

Недолгая тишина.

- Маятников?

- М-м-м?

- Я жду.

Ёжится, но от чего – непонятно.

- Это неважно.

Он настолько не похож на самого себя, что Виктор не выдерживает. Вскакивает и с силой встряхивает неформала за плечи:

- Я, твою мать, хочу узнать, какого хрена один чокнутый оригинал собирается всё бросить. И я узнаю!

- Не тряси меня, - вырывается. – Это Лиля упросила меня пойти на эту профессию. Мне было безразлично. Её нет – продолжать незачем.

Блондин понимал – нужно что-то сказать, он замялся, спешно произнеся дежурную фразу:

- Она бы этого не хотела.

Маятников, до этого смотревший «сквозь», резко сощурил глаза:

- Сядь. Ты уж, в глаза её не видевший, точно не знаешь, чего она хотела, а чего – нет. К тому же мне плевать. На следующей неделе я уезжаю, а директорше придётся искать нового преподавателя химии и биологии для старших классов. Если Лиля захочет мне что-то сказать, пусть сделает это лично.

Звучало дико. Тем не менее Виктор успокоился. Сел обратно и постарался не сжимать руки в кулаки:

- Останься.

- Зачем?

Вдох-выдох. Мужчине тяжело было выдавить из себя слова – уж при его-то взбалмошном поведении и отвратительном характере. Но это последний способ.

- Ради меня?

Никита устало откидывает волосы со лба:

- Не мели чепухи, Вить, - вздох. – Я тебе не нужен. Даже чуть-чуть. Это всё, - кисть очерчивает неровный круг, - не симпатия. Даже не симпатия. Обычное желание потрахаться. Скоро ты найдёшь себе какую-нибудь другую Арину, а я пойду дальше блядствовать. И всё сказанное случится максимум через два месяца. Не вижу смысла поддерживать такие отношения. Я уезжаю. Точка.

На удивление терпеливо дожидавшийся окончания речи Корыжев, не мудрствуя лукаво, схватил неформала за руку, дергая на себя. Злым, яростным шепотом зашипел:

- А теперь послушай меня. Плевать, что ты сам себе надумал. Я, грубый солдафон, тупая деревенщина, и то понимаю, что вся та чертовщина, которую ты творишь в школе, тебе до щенячьего писка нравится. А чепуха, намеленная тобой щас, сущая ерунда.

Едва ли не в первый раз в жизни Виктор был настолько уверен – он поступает правильно.

Маятников, будто это и не он вовсе – не тот надоедливый мерзавец, бледнеет, отводит взгляд. Народ требует возвращения обычной пакости.

- Мразь, - шепотом, на грани слышимости.

- У тебя на эту мразь встаёт, - резонно парировал физрук.

«И этой мрази ты нужен», - почти добавил вслух.

- Ты не знаешь, каково это, когда умирает младшая сестра.

- Узнаю. Если ты расскажешь. Ты же расскажешь?

Из-за траха или нет – не им решать, но пусть только попробует куда-то изникнуть. Сам напросился. Поздно отступать.