Рытов попытался вытянуть ноги, удобнее устраивая ноющее колено, откинул голову на стену. А если он не очнётся?.. Сколько его тут продержат прежде, чем признают безнадёжным? Куда потом переводят таких больных? Отдают на руки родне? Или они лежат годами на аппаратах?

Пустой желудок сжался где-то под горлом. Всё происходящее было таким близким, реальным. Не отменишь, не уйдёшь. Ещё несколько часов назад Дан сосредоточенно целился шаром в кегли и говорил в трубку что-то на своём певучем языке, а сейчас лежит обесточенной куклой на больничной койке. Рытов перевалился на бок, пытаясь устроить подбородок на спинке холодного стула. Если бы он не выдул три бутылки пива, если бы не попёрся за ним по лестнице… Его резко затошнило. Он открыл глаза и задышал глубоко. Господи, какая жуткая ночь. Пусть он только очнётся. Только очнётся.

«Молодой человек». Рытова выдернуло из темноты. Он попытался повернуть голову, но шея затекла. Над ним склонилась незнакомая медсестра в белом халате.

– Комерзан ваш?

– Мой.

Рытов с трудом выпрямился из скрученной позы, начал подниматься со стула. Сестра махнула рукой в сторону коридора, ведущего к двери реанимации.

– К доктору подойдите. Кирилл Борисович, вон с бородой.

Рытов одёрнул перекрутившийся пиджак, схватил пакет с вещами. Его немного повело, и тошнота вернулась, но он практически побежал к высокому полному мужчине с бородой. Тот уже разговаривал с какой-то заплаканной женщиной, видимо, родственницей очередного пациента. Рытов подхромал, поймал взгляд доктора и быстро вклинился:

– Я к Комерзану.

Тётка достала платочек, а Кирилл Борисович степенно кивнул.

– Вы родственник?

– Брат.

Опять кивок.

– Значит, пациент у нас очнулся…

Рытов с силой выдохнул и даже прикрыл глаза от облегчения.

–…но обнаружилась проблема со зрением.

– В смысле…

– Окулиста вызывали, по его части ничего не нашли. Отслоения или дегенеративных процессов в сетчатке не обнаружено. Зрачок реагирует нормально, но почему-то информация не интерпретируется мозгом. Сегодня отвезём на МРТ, посмотрим, что там с ушибом. Возможно, образовалась гематома и давит на часть мозга, отвечающую за зрительное восприятие… Добрый день!

Врач пожал руку проходящему мимо такому же белохалатному мужчине. Рытов хрипло выдавил из себя:

– Он что… ослеп?

Его как дубиной по голове шваркнули. Одновременно окрылила новость, что Дан в сознании, и сбил с ног неожиданный недуг. Рытов не мог даже с ходу сформулировать вопросы – сознание ушло в ребут*.

– На данный момент мы ему ставим травматическую слепоту в связи с ушибом головного мозга. После МРТ станет яснее.

– А-а… – Рытов посмотрел на пакет в своих руках, потом на дверь палаты.

– С дальнейшим лечением станет понятно, когда получим результаты дополнительных анализов.

Рытов наконец собрался с мыслями.

– Можно к нему?

Кирилл Борисович тоже машинально оглянулся на дверь.

– На минутку только если. Что тут у вас? Вещи?

– Да, штаны, майка, бельё…

Врач кивнул и приоткрыл дверь реанимации.

– После МРТ оденем, если в отделение переводить будем. Оставьте рядом с кроватью. И никаких мобильных!

Рытов ещё из коридора увидел Дана. Тот лежал на спине, в руке торчала капельница. Он повернул голову к двери и смотрел пустым взглядом слепца – когда глаза направлены в сторону шума, но не на объект. Рытов подскочил к кровати, наклонился.

– Дан, как ты?

Он хотел слегка сжать ему плечо, поддержать, но не решился. Дан упёрся локтями в кровать, будто хотел сесть.

– Олег?

От двери послышался голос врача.

– Всё, пойдёмте. Сейчас ему нужен полный покой.

Рытов всё-таки дотронулся до раскрытой ладони, и Дан инстинктивно сжал пальцы.

– Я буду рядом, – сказал Рытов и направился вон из палаты.

– Вообще не видит?

Судя по звуку воды, Нодари выходил из туалета.

– Я так понял, что вообще. Он лежит с открытыми глазами, но меня не видит. Здрасте! – Рытов кивнул проходящей мимо вчерашней медсестре с поста. – Сейчас его на МРТ повезли. Врач сказал - отёк, а может даже гематома…

– Вай-мэ… А в остальном как?

– Ну он слышит, понимает, двигается. Или ты о чём?

– Ага, – было слышно, что Нодари тоже озадачен. – Значит, приложился он так неудачно. Ну, давай подождём, что скажут. Я поспрашиваю насчёт хорошего невролога. Вот так с ходу никто в голову не приходит… Погоди, тут Пал Иваныч…

– Алё! – Пашка так бодро вступил в разговор, что Рытов дёрнулся от трубки. – Ты давай без паники. Главное – очнулся. Разузнай насчёт лекарств, может, надо что достать от тромбов там или для сосудов. Сёстрам сразу денег не суй, не факт, что надо, он же не лежачий. Договорись, чтобы пускали к нему и…

В трубке послышался сигнал зарядки.

– Паш, у меня телефон садится. Я всё понял. Позвоню, как что.

– Давай-давай.

Рытов вспомнил, что видел зарядку у Дана в портфеле, который остался в маленькой квартирке на Анадырском. Зато его разряженный телефон прихватил, балда. Он отправил Янычу сообщение и пошёл выпрашивать зарядку у персонала. Помочь вызвался только седой охранник у двери. Оставив телефон на проходной, Рытов поплёлся в туалет.

Металлический стул уже не казался таким казённым и холодным. Купив в автомате «пикник» и кофе, Рытов приковылял на свой пост. Страх, который тряс его всё время после падения Дана, отступил. В голове закрутились идеи, куда вкрячить вторую кровать в комнате, как расставить мебель, чтобы на неё не натыкаться. Он мысленно прошёлся по своему коридору, ванной, туалету, кухне. Если убрать пару вещей, Дан сможет спокойно проходить без угроз травмы. Рытовской зарплаты на двоих хватит…

Стоп. Он отхлебнул кофе со вкусом пластикового стаканчика, попытался языком сковырнуть изюм с зуба и сам себя спросил: «Я вот это всё серьёзно сейчас?». А в мыслях уже рисовался Дан в его квартире. Как он идёт по стенке на кухню, как стягивает с себя майку в ванной, как на ощупь откидывает одеяло с кровати перед тем, как лечь, как послушно сидит за столом, пока Рытов накрывает. Стало жарко, видимо, от горячего кофе. Внутри ничего не протестовало против этих мыслей, ничего. Он поднял глаза и выжидающе уставился на железную дверь реанимации. Страх так и не вернулся.

Оказалось, что бородатый – это зав. отделением реанимации. А невролог был шустрым, рыжеватым, с лёгкой асимметрией на морщинистом лице. Рытову пришлось помыкаться по переходам и тупикам старинного здания, пока невролог Кононенко не выскочил на него сам из-за очередного поворота. Рытов увидел табличку с фамилией на халате и кинулся на него с расспросами.

– Я всё написал в листе осмотра. Отёк спадает, кровоток не нарушен, гематомы нет. Надо покапать ещё дней десять. Есть вероятность, что после снятия отёчности зрение восстановится. Пока трудно сказать, надо наблюдать.

Он надиктовал несколько «хороших, но не дешёвых» препаратов и был таков. Рытов вернулся к реанимации, хотел попроситься заглянуть, но сестричка его шуганула, сказала: «Зав на планёрке у главного». Он отчитался перед Пашкой, пожаловался на ноющее колено и понял, что организм тянет на последнем литре кофе. Усевшись на «свою» сидушку, он слушал Пашкины советы про коленные мази, охи и ахи насчёт обоих пострадавших, чувствуя, как глаза закрываются сами собой.

– Меня рубит, – прервал он воодушевляющие речи на полуслове.

– Дождись реаниматолога и езжай домой, поспи. Он всё равно будет валяться под капельницей сегодня весь день, а тебя к нему не пустят. Что высиживать? К вечеру приедешь.

– Да.

– Вот и хорошо.

– Паш.

– Что?

– Если он не поправится, я его к себе заберу.

– Похищение человека – это от двух до семи, мамочка.

– Кого это останавливало?

Пашка похихикал в трубку ехидно.

– Спать вали, злочинец.

– Угу. Так, всё, мой доктор идёт.