— Вот тварь! — не выдержал Макс. — Это он столько лет знал и молчал, чтобы деньги вытягивать?

— Не знаю. Может, и не в первый раз приходил, но я его раньше не видел. Может, обнаружились новые улики, и он решил торгануть ими. Не знаю. Только помню, что он где-то раздобыл справку из медкомиссии отцовскую. Наверное, как косвенное доказательство его невменяемости.

Да не косвенное, а что ни на есть прямое. Макс поёжился от залетающего в приоткрытое окно ветра.

— А Галина? Почему они развелись?

— Тут вообще загадка, — замотал головой Дамир. — Что уж ей бабка шепнула, что она за несколько месяцев умотала в другую страну. Я тогда не понимал ничего, упёрся, мол, я с отцом останусь. Думал, у неё любовник появился. Дурак…

— А отец никогда никак не проявлял дома?..

— Никогда, — отрезал Дамир. — Ни к нам, ни к матери. Он вообще был отстранённый такой, на своей волне. И всё это… Просто в голове не укладывалось тогда. Будто в другой мир провалился.

Макс кивнул, а Дамир усмехнулся без всякой злобы.

— Твоё всепонимание меня пугает, если честно.

— Поверь мне, ты не самый напуганный в этой машине, — тихо пробормотал Макс, решившись наконец положить ему ладонь на колено.

— В общем, так я и узнал. Потом вспомнил визит этого тупого опера. Почти сразу нашёл кое-какие трофеи у отца в машине.

— Трофеи?

Макс аж руку отдёрнул. Дамир поморщился.

— Заколка, браслет, цепочка. Если бы тот болван Бойко о деле думал, а не таращился на мать, он бы спас двух детей.

— Ты думаешь, он убил ещё двух после той, в 99-м?

— Я не знаю, — как-то беспомощно сказал Дамир. — Теперь уже никто не узнает.

Макс положил руку обратно, сжал несильно.

— Что ты с ним сделал?

Как ни странно, Дамир успокоился. Будто дальше ничего страшного уже не будет.

— Я поехал за ними тем вечером. За этим продажным ментом и отцом. Я не мог сдать их, потому что испугался за Мину, хоть руки и чесались. Отца мне тогда было уже не жалко даже. Я за те дни словно в ад ухнул…

Он замолчал, глядя в лобовое стекло. Макс покосился на спидометр. Стрелка держалась ровно на отметке «90».

— Они выдвинулись на отцовской «Победе». Уж не знаю, как отец его убедил куда-то с ним поехать, что сказал. У меня тогда старый «Акцент» был, шустрый довольно-таки. Середина марта, вечером ещё рано темнело. Я ехал за ними, сам не зная зачем. У меня тогда крышу тоже конкретно рвало.

Макс растерялся. В смысле ещё больше, чем был. Неожиданный свидетель того вечера, когда пропал Карим, — тот шантажист — никак не укладывался в примерную схему, которую Макс держал в голове. Дамир включил передний обдув: стёкла начали слегка запотевать.

— Они проехали съезд на Коломну по Новорязанскому шоссе, потом повернули на эстакаде.

Макс попытался восстановить в памяти карту. По его ощущениям сейчас они ехали в другую сторону.

— Мне пришлось выключить фары — там такие просёлочные дороги начались, они бы меня сразу просекли. Чуть днище не потерял на этих ухабах. Петляли там чуть ли не час, и вдруг — я не понял, как это произошло, — «Победа» просто улетела в реку.

— Как улетела? — наконец подал голос Макс.

— Вот так, — Дамир изобразил рукой трамплин. — Резко взмыла и рухнула вниз, прямо в воду. Тут же Москва-река тянется.

Макс машинально посмотрел в окна. Конечно, никакой реки не увидел.

— А что же случилось?

Дамир скривил губы.

— Может, не смогли затормозить. Может, отец так и задумал. Потому что он на очень хорошей скорости шёл, будто специально разгонялся.

Макс ошеломлённо уставился на Дамира. Он даже не рассматривал версию, что Карим ушёл из жизни сам! Он изначала взял за аксиому, что тот исчез только благодаря Дамиру!

— Они… утонули?

Он заметил, как у Дамира дёрнулась щека, как в тике.

— Пока я подъехал, пока сбежал к реке, машина почти полностью ушла под воду. Только багажник торчал, она почему-то носом вниз вошла. Вода ледяная, темень. У меня был шанс вытащить только одного.

Максу показалось, что у него в ушах запищало от нервов. Он вздрогнул от своего же вскрика:

— Да не тяни ты! Говори, что было дальше!

Дамир дёрнулся, удивлённо посмотрел на Макса, поспешно ответил:

— Я вытащил отца, сердце ещё билось, но он слишком долго был под водой. Когда мне удалось привести его в сознание, он меня не узнал. Не понимал, что происходит. Просто как чистый лист.

— Дальше!

— Что «дальше»? Ты же доктор — должен знать, что бывает, когда мозг не получает кислорода долгое время. Машина утонула вместе с документами. Карим Алимов считай умер тем вечером.

— Что значит «считай»?! А где он на самом деле?!

Макс оттянул ворот свитера, чувствуя, как запекло щёки и шею от прилива крови. Дамир хмуро посмотрел на него и сказал:

— В Озёрской центральной районной больнице.

Они шли по коридору больницы, шурша бахилами. От Дамира так и фонило возмущением. Его злобный шёпот вкручивался Максу в самый мозг.

— Ты считал меня убийцей?! Всё это время?

Макс озирался, проклиная свой длинный язык. Коридор был почти пустой, но из дверей то и дело выскакивали молоденькие сестрички.

— Офигеть! — шипели слева. — И попёрся со мной сам не зная куда на машине? Да что у тебя в голове, профессор?

Из-за поворота появилась высокая врач с красивым утомлённым лицом. Задержала взгляд на Дамире, слабо улыбнулась. Мужчины синхронно поздоровались.

— Вы по поводу неизвестного, да? Нам звонили насчёт вас из психоневрологического.

Макс покосился на Дамира, а тот кивнул. Врач отошла к стене, чтобы не мешаться на проходе.

— Мы ему ставим тромбоэмболию мезентериальных сосудов. Там уже пошли некротические изменения в стенках кишок, фактически перитонит. Операцию сделали, но вероятность развития сепсиса и неблагоприятного исхода слишком велика.

Дамир непонимающе посмотрел на Макса, а тот покачал головой. На такой стадии — это практически агония. Женщина уловила его жест, обратилась к нему:

— Вы врач?

— Я учился… — неуверенно начал Макс.

— На фоне постоянных приступов кататонии тромбоэмболию очень сложно диагностировать. Нам его неделю назад привезли из шестой психиатрической уже с брюшной жабой.

— Понятно.

Врач заметила кого-то на другом конце коридора, помахала. Уже отходя, она посмотрела на Дамира, а тот приблизился и будто остановил её взглядом. Макс заворожённо смотрел на него, понимая, что сейчас почувствовала врач. Та встала, немного растерявшись.

— Пусть он просто не мучается, — тихо сказал Дамир, и врач неуверенно наклонила голову, словно не расслышала.

Понимая, что тот только что сказал, Макс громко вставил:

— Спасибо, — и подтолкнул Дамира прочь.

Они сидели в рекреации на первом этаже, глядя на проходную. Дамир крутил в руках банку колы, не открывая, вытянув длинные ноги перед собой, пользуясь малолюдностью.

Макс всё ещё переваривал эту дикую историю. То, что Карим стал ментальным овощем в результате гипоксии мозга, — это было что-то из приключенческих романов.

Дамир рассказал, как привёз того в Коломну, заявив, что подобрал на обочине в таком состоянии и, кто такой, не знает.

«Они не заметили, как вы похожи?» — недоумевал Макс.

«Он сильно прибавил в весе после сорока и вообще изменился».

«И у тебя не взяли никаких контактов?».

«Взяли. Потом из ментовки звонили два раза, уточняли детали: где-как нашёл».

«И все эти годы ты сюда приезжал?».

«Раз в месяц где-то. В основном, чтобы подкинуть деньжат сестричкам. Они добрые, вкалывают там за гроши».

От постоянно открывающейся двери сквозило. Макс зачем-то попытался представить, что бы он думал и чувствовал на месте Дамира. Как бы воспринимал отца, что считал бы правильным. Не получилось. Такой сюжет нельзя прочувствовать умозрительно, а только вживую и изнутри. Макс откинулся затылком на стену. Ему и в собственном сюжете скучать не приходится. Он повернул голову к Дамиру, залюбовался хищным профилем. Он вроде и знал и не знал его сейчас. Но ему ещё никогда в жизни не хотелось бы остаться с кем-то так сильно. Дамир резко повернулся, посмотрел — будто прострелил.