Ружан понял то же самое, что и Маша, но на секунд пятнадцать позже — когда уже ничего не мог исправить. Когда уже оказался в партере; когда Морозов уже с хрустом ломал его руку; когда бедренная кость правой ноги крошилась под мощными ударами; когда рёбра ломались пополам, а лицо превращалось в кровавую маску…

Шум крови в ушах заглушал крики зала. А может быть, там просто стало тихо? Неважно. Главное — добить. Сделать так, чтобы этот человек больше никогда не появлялся в его жизни, не приносил с собой зло, не угрожал родным и близким людям. Не было Саши Морозова, был Мороз, жестокий и беспощадный.

Пока сквозь кровавую пульсацию не проник девичий шёпот:

— Саша! Не надо!

Но этот шёпот прозвучал как крик, как мольба не опускаться до уровня лежащего перед ним противника. И он остановился, изгоняя красную муть из сознания, возвращаясь в мир людей и успев выплюнуть в лицо Ружана, перед тем как он отключится, слова:

— Ровно так, как ты Андрею! Я умею правильно ломать кости.

— Саша! Не надо! — эти слова вырываются у неё непроизвольно, когда она понимает, что Морозов готов пойти до конца. Она понимает, что он не услышит её в гуле возбуждённых боем голосов, но её слова отчётливо звучат для тех, кто рядом с ней.

Они все смотрят на неё. И Иван Ильич Ружан, ещё не понимая, что происходит рядом с ним. И мама, встревоженная её состоянием. И окружение Ружана, удивлённые такой реакцией и не знающие, чем она вызвана на самом деле. Маша вжимает голову в плечи и со всей силы вцепляется в руку Майкла. Её не радует такое внимание, но и объяснять свою личную заинтересованность во всём происходящем она не хочет.

Главное — каким-то чудом её призыв почувствовал Саша и даже повернулся в её сторону, хотя и не мог не то что видеть её, даже предполагать, что она может здесь очутиться: он опускает руку, занесённую над Ружаном и медленно обводит взглядом ряды зрителей.

— Не надо! — на этот раз шепчет она, глядя на окровавленного Евгения, безжизненно лежащего на канвасе, и Сашу, стоящего на колене и так и не опустившего руку для решающего удара.

— Что это было? — Иван Ильич поражён, но Ольга тут же ему всё поясняет:

— Только что моя дочь чудесным образом не дала своему молодому человеку убить твоего сына.

Она встаёт и подхватывает бледную дочь под руку:

— Миша, помогай.

Вдвоём они спускают Машу вниз, где уже никто не обращает на них внимание, так как Морозов выиграл схватку, и часть публики спешит получить свои деньги, а другая громко обсуждает бой. Маша прислушивается к разговорам, но ничего не может понять — столько сленга, что смысл ускользает. Она даже не знает, где сейчас Саша и как он себя чувствует. Она с мольбой смотрит на маму:

— Где он?

Ольга Сергеевна оглядывается и неожиданно натыкается на сердитый взгляд мужа, который направляется к ним.

— Думаю, сейчас мы всё узнаем, — говорит она дочери, смело делая шаг навстречу мужу.

Андрей Петрович пытается взглядом прожечь жену, заставить её опустить глаза, почувствовать себя виноватой. Для него увидеть в этом зале жену и дочь неожиданно, невероятно. Его нежные девочки сейчас должны находится дома, вдали от зрелища, пробуждающего животные инстинкты, и ждать звонка об исходе поединка. Он очень любит их и не может представить, что они окажутся в таком месте, где нет места ничему женскому, мягкому, нежному. Он не взял с собой Машу, стараясь уберечь от жестокого зрелища, но её привела жена, которая должна быть на его стороне, а не потакать девичьим капризам.

Они останавливаются возле выхода так, чтобы избежать толпы. Ольга Сергеевна не даёт мужу начать говорить первым, а после того, что она сообщает, он и сам утрачивает дар речи.

— Ты не поверишь, мы сидели рядом с Ваней Ружаном. Он так хвастался сыном ещё до боя, что мне хотелось его ударить: он говорил о нём, как о племенном жеребце, а не о родном человеке. Здравствуйте, мальчики, — она почти щебечет, здороваясь с друзьями мужа, которых знает ещё с университетских времён.

Она кажется легкомысленной, но за этой лёгкостью скрывается тревога и за дочь, и за мужа, который, как она прекрасно понимает, чувствует себя обманутым, и за, казалось бы, чужого ей, но такого близкого дочери Сашу.

— Здравствуй, Оля, — отвечает ей первый «мальчик» — областной прокурор.

— Рад тебя видеть, Ольга, — улыбается второй — один из заместителей губернатора.

Но муж не ловится на удочку обаятельной улыбки.

— Как вы здесь оказались?

— Давай поговорим об этом дома. — просит она и поворачивается к дочери, — ты как, нормально держишься?

— Да, — Маша старается, чтобы голос не дрожал, — я хочу видеть Сашу.

Но тут опять все отвлекаются от неё и смотрят вправо — к ним приближается Иван Ильич Ружан в окружении телохранителей.

— Я хочу, чтобы мне объяснили, что сегодня произошло, — требует он.

— А мне кажется, Ваня, — мягко обращается к нему Ольга Сергеевна, — тебе сейчас нужно быть рядом с сыном, нанимать лучших врачей и молиться за его здоровье.

Он отшатывается от неё, как от прокажённой.

— Им займутся.

— А ты? — продолжает так же мягко допрашивать Ружана-старшего Ольга.

— А я должен довести дело сына до конца. Этот Морозов чуть его не убил, — обращается он к Петровскому как к прокурору, — это видели многие…

— Это был бой, — парирует тот, — бой без правил, который вы, Иван Ильич, лично анонсировали, пригласив меня посмотреть — цитирую — «как будет раздавлен тот, кто посмел оскорбить моего наследника».

Маша вскидывает глаза на Ружана.

— Это правда? Именно так — раздавлен?

— Может, я высказался несколько эмоционально. Мой сын уже несколько раз пытался защитить свою честь…

— Честь? — не верит своим ушам Маша. — Что же случилось с его честью, что ей потребовалась защита?

— Я не думаю, что могу разговаривать на эту тему с тобой.

— Почему же? — задаёт резонный вопрос Андрей Петрович. — Давай поговорим на эту тему. Расскажи всем нам, что такого совершил Саша Морозов, что твой сын грозился не выпустить его живым с арены?

— И за что избил и искалечил Андрея, моего партнёра по танцам? Он жил ими, а теперь… — она невольно всхлипывает.

Ружан смотрит на Машу, но в его глазах нет той мягкости, которая была при знакомстве. Только любопытство — что эта девочка себе позволяет?!

— Про твоего Андрея мне ничего не известно, и не думаю, что Евгению есть дело до него. Так что всё это домыслы. А про честь… я мог бы не отвечать, но скажу. Мой сын перешёл в новую школу, подружился с девочкой, а Морозов оговорил его перед ней, а потом ещё и выставил её в неприглядном свете…

— Я не дружу с вашим сыном, — тихо начала Маша, — это он стал преследовать меня с первого же своего появления. Он наркоман, вы знаете это?

— Нет, он вылечился, — холодно оборвал её Иван Ильич.

— Я не знаю, откуда такая уверенность у вас, но за те несколько недель, что он учится у нас в школе, его зависимость стала заметна многим. Но не это главное. Он ни с кем не может подружиться, особенно с девушками, а тем более со мной.

— Да почему ты решила, что речь идёт именно о тебе? — голос Ружана наполняется презрением, и Ольга Сергеевна кладёт руку на плечо дочери.

— Потому что я оказалась в центре его ненависти к Морозову.

— Это смешно!

— Смешно, что её партнёр по танцам, с которым они вместе выступают уже 7 лет, больше не сможет выйти на танцпол только потому, что твой сын сломал ему ноги, руки и рёбра? — негромко произносит Ольга Сергеевна.

— Смешно, что твой сын грозился точно так же искалечить и мою дочь? — глухо спрашивает Андрей Петрович.

— Нашу дочь, — поправляет мужа Ольга Сергеевна и смотрит прямо в глаза Ружану. — Морозов, которого ты так ненавидишь, защищал там, на арене, нашу дочь, которой твой сын угрожал.

— Но зачем ты пришла сегодня ко мне, если знала всё это? — надменно спрашивает тот. Ему нет дела до чужих переживаний, сегодня его сын оказался неудачником, за которого неудобно перед уважаемыми людьми, и все эти претензии от Соловьёвых кажутся ему неуместными и надуманными.