Необычная близость - без проникновения, почти без прикосновений - так и осталась единственной формой секса, которую мы практикуем. Порой я задумываюсь: наверное, мы себя чего-то лишаем. Традиционный человеческий секс — классная штука. Но, уже почти решившись намекнуть на возможность иного, не «пения», всякий раз трусливо молчу — слишком страшусь потерять то, что имею. Маонец ведь мог бы и догадаться, что у нас, людей, есть свои привычки и обматывание волосами в них не входит. Значит, очень вероятно, что «обычный» секс его отвращает. Или он боится забеременеть. Или, чем Космос не шутит, беспокоится, что может повредить мне — вдруг его семя ядовито. В общем, я иногда размышлял о том, что желается большего, но не решался даже начать об этом разговор.

Десять лет — солидная, вроде, дата. Мне удивительна цифра — кажется совсем недавно я любовался на розоватое произведение искусства, а теперь вот — пролетело незаметно столько лет.

Дни, прошедшие плотным строем, сливаются в сплошную непрерывность, но я совершенно не ощущаю их груза. Думаю, что с появлением маонца стал гораздо счастливее: раньше года ложились на хребет свинцовыми плитами, теперь же носятся вокруг пестрыми перьями.

По молодости казалось — за годы партнер приестся, станет постылым, как это вообще возможно — общаться каждый день много-много лет и не надоесть? Однако, даже после всех этих дней, Праби не кажется мне изученным вдоль и поперек, у него осталась еще масса секретов. Загадочный маонец так и остался немного в стороне, наособицу.

Мне не хватает тепла: нет чувства защищенности, которое бывает рядом с родными людьми. Мы общаемся как хорошие знакомые, которым нечего делить и которые довольны обществом друг друга. Праби всегда внимательно выслушивает мои рассказы, порой дает советы, потом рассеянно делится событиями прошедшего дня, но пространных разговоров, обсуждений мы не ведем. Маонец просто живет рядом, заботится обо мне, с ним очень легко, но иногда я ловлю себя на мысли, что мне чего-то не хватает. Нечто неуловимое ускользает и я не знаю, как это заполучить. Подобные мысли и смутные ощущения я старательно отгоняю — то, что есть — это очень неплохо. А чего нет — того нет. Не стоит грустить, тем более, что я даже не могу сформулировать, чего именно желаю. Может статься, что непонятные желания это игры сознания, вызванные усталостью, авитаминозом или магнитными бурями на светиле.

(1) инакий, инаковый — не такой, иной, другой.

========== Глава 3 ==========

ПОВ Рунако

После разговора с братом мне стало немного легче. Солнцеликий сосед занимал все мои думы, мне уже начало казаться, что я схожу с ума от монотонно проходящих по кругу мыслей и бесконечных диалогов, которые я вел с ним, увы, лишь в собственной голове.

Олан помог взглянуть на ситуацию трезво: вот уже месяца два я безуспешно пытаюсь подобраться к соседушке, но он виртуозно ускользает. Выходит из дома тихо, незаметно. На цыпочках, что ли, по лестнице пробирается? Как не прислушиваюсь - ни разу не засек. Может, прямо у двери его караулить? Когда я звонюсь в квартиру - не открывает. Вообще. Пару раз удалось подловить его на улице. Красавец неохотно цедил слова через губу, наотрез отказался пить со мной чай и, холодно сообщив, что у него масса дел, поспешно удалился.

Я ему несимпатичен. Это очевидно. Взгляд зеленых глаз выражает презрение и капельку раздражения ничтожным созданием, посмевшим заступить дорогу несравненному. Ничтожное создание это, конечно, я. Между прочим, я выше на голову. Но все равно рядом с ним ощущаю себя незначительным. В голову сразу лезут мысли о собственной никчемности: мне нечем похвастаться, нечего предложить, нечем привлечь. Кто я? Да никто! Сильный, это да. Но тот же Олан сильнее. Почти все братья сильнее. Люди, конечно, не сравнятся ни в быстроте, ни в ловкости… но это не утешает. Раньше я как-то жил, и все. Клево было. Поработаешь немножко. Так, не напрягаясь. Зашибешь деньжат, потом промотаешь. Отлежишься малехо и — по новой.

Вещами я никогда не заморачивался. Даже машины не было. Не говоря уж о корабле. Папани железяки любят, а я к ним совершенно равнодушен.

Жил у Ксана, когда папа доставал наставлениями — снимал комнату у друга или перебирался к кому-нибудь на пожить. Потом папа остывал, а мне надоедали сожители, и я возвращался. Такой необременительный образ жизни. Более основательные братья морщили носы и обзывали обалдуем, я же в глубине души считал, что они просто зануды, слишком серьезные, чтобы жить легко. И все было отлично, просто чудесно. Но сейчас перестало. Как-то остро стала ощущаться бессмысленность собственного бытия…. но гораздо сильнее волновало отсутствие сколько-нибудь значимых накоплений. Монеты все любят. Если они у тебя есть, то ты — интересная личность. Уверен: на блестящей машине, упакованный в модное шмотье, я смогу обратить на себя внимание.

Значит, надо достать монет. И побольше. Только как? В клубе много не заработаешь… вот тут я и вспомнил про Клайва и его предложение.

Как-то раз, приперлась к нам компания. Ну, ребята все молодые. Набухались, конечно. Что еще в клубе делать? Не танцевать же? Вот. Кто-то из них уже сидел, удерживая положение тела только с помощью особо удобного кресла, а некоторых потянуло на подвиги. Пришлось особо резвых укладывать на пол, а потом вызывать развозку. Дело то обычное, чуть ли не каждую ночь так развлекаюсь. А потом, в конце смены, ко мне подошел мужичок. Я еще подумал, что он немного староват для нашего заведения. К нам в основном зелень всякая ходит, а этому на вид куда больше тридцати. В общем, он сказал, что им в контору нужны ловкие ребята. Оплата достойная. И номерок оставил, по которому можно связаться. Понятное дело, что ребята им нужны не старушек через оживленные перекрестки переводить, поэтому я сказал что подумаю, а сам решил поберечь Олану нервы и не ввязываться.

Но монеты нужны…

Куда же я сунул этот номерок?

В глубине души я был уверен — раз Клайв сам подошел, значит, во мне заинтересованы. Потому не был готов к холодному приему. Никто не спешил навстречу, раскрыв объятия и утирая слезу счастья. Монеты тоже передо мной не посыпались. Меня сухо уведомили, что сейчас никаких мероприятий не планируется, но, если я оставлю свой номер, меня будут иметь в виду. Ну, вот. А я размечтался. Я уже почти пришел к выводу, что так оно даже лучше и грустно задумался над легальной работой, как мне все-таки позвонили. Задание выглядело простым: взять сумку в одном месте и отнести в другое.

Темно-синяя кошелка была довольно потертой, весила немного, я закинул ее на плечо и потопал на тот адрес, что мне черканули на бумажке в так называемом офисе. Контора, к слову, действительно походила на самый обычный офис какой-нибудь задрипанной фирмочки по оказанию никому не нужных услуг. Потрескавшийся плиточный пол, простая белая дверь с кнопочным замком, крашенная девочка на побегушках, которую все называют «администратор», светлые стены, несущие на себе отпечаток непростой жизни. Невзрачное такое местечко.

Кроме администратора — никого. Только в глубине помещения закрытая дверь, потускневшая криво прибитая табличка гордо извещает «директор». Фиг его знает — есть ли там этот самый директор. Да и директор ли. Как-то эта безлюдность… расслабляла, что ли. Не стали бы на одну эту девочку что-то архиценное оставлять. Конечно, про содержимое сумки мне ничего не сказали. Я уточнил — нужно ли мне это знать. Сказали — нет. Нет так нет.