- Столько лун… почти год, если я не ошибаюсь? А ты все меня не прогоняешь. Терпишь.

Азиз отвечает невпопад и задумчиво притрагивается к отметине на моей коже, которую сам и оставил.

- Дурак ты, Азиз, ой, дурак! Знал ли ты, что раньше великий султан частенько просыпался с криком посреди ночи? Не помню, случалось ли подобное в твою смену… Ну, да ладно, не о том речь – теперь кошмары обходят меня стороной.

- Дай догадаюсь – я отпугиваю их своей страшной рожей?

- Не думаю. Полагаю, что они сгорают на подлете, ведь от тебя всегда светло и жарко, как от светила.

- Так я исполняю функции факела?

- И факела. И еще много-много других важных функций. Азиз, посмотри на меня! Ты мне нужен. И будешь нужен всегда.

- Как ты можешь быть так уверен? – голос Азиза непривычно просителен, а взгляд лихорадочно блестит, но мне легко ответить на его напряженный вопрос:

- Я султан. Не стоит сомневаться в моих словах. Ты ведь знаешь – нельзя сказать, будто плотское затмевает для меня саму суть вещей. Ты молод и силен, ты красив, не кривись, я вижу твои шрамы, но мы ведь не только на лицо обращаем внимание, да? Так, о чем это я? В целом мире всего несколько людей, на которых я могу опереться. И один из них – ты. Этого могло и не произойти – постель не породнит души, как не породнили меня радости плоти ни с одной из дев, но все-таки каким-то образом ты стал близок мне. И я не променяю эту связь душ ни на минутное удовольствие, ни на фальшивую страсть. Просто стой за моей спиной. Что бы ни происходило – стой, хорошо?

- Хорошо.

Я знаю, что это не просто согласие с моими словами, это – клятва, и Азиз ее не преступит, он слишком серьезно относится к подобным вещам.

Ночи идут, но синяков нет, хотя мне не кажется, что взгляд Азиза стал менее жадным. Просто его пальцы и губы уже не пытаются вжаться в плоть, отпечататься, поставить свою метку. Теперь меня нежат и выглаживают, а я с восторгом принимаю эту ласку так же, как ранее принимал яростную страсть. Мне кажется, что каждый прошедший день, каждая ночь все крепче связывают нас тончайшими нитями. Заботы и дела занимают мое время, но, что бы ни происходило во дворце, внутренне я спокоен – Азиз стоит за спиной, а значит, все хорошо. Единственное, что может поколебать мое умиротворение – ссора или размолвка с Азизом. А они случаются, несмотря на то, что воин невероятно терпеливый человек.

Терпеливый. И спокойный. Однако и у него есть свои слабые места. Он не любит, когда я наведываюсь в Дом радости. Отчего-то наложницы его раздражают и вызывают ревность, что, в общем-то, понятно и объяснимо, изумляет лишь тот факт, что мужчины, даже очень красивые, даже те, которых я одариваю, не будят в Азизе отрицательных эмоций.

- Азиз, радость моя, султан должен хоть изредка навещать женщин, иначе пойдут слухи, - объясняю я ему раз за разом.

Он кивает, но взгляд его темнеет и ночь, следующая за той, что я провел в серале – одинока. Так происходит несколько раз. Я с трепетом жду очередной ночи, а потом, едва увидев личико небрежно выбранной девы, срываюсь с места, оставляя наложницу одну в покоях. Азиз обнаруживается в оружейной – несмотря на темное время суток, он мерно начищает ятаган, пусть при свете тусклого факела мало что видно.

- Ты доводишь меня до неистовства своим отношением! – сообщаю я невозмутимо глядящему воину.

- А ты - меня, - честно отвечает он.

- И что же по-твоему я должен сделать?

Факел чадит, потрескивает, отсветы пламени неровно высвечивают неподвижное лицо, я стою и жду, словно Азиз – мой судья, и он выносит мне приговор.

- Я не знаю, - произносит Азиз после долгого изматывающего молчания.

- А кто знает, шайтан тебя побери? – мой заполошный крик пронзает тишину ночи и мне почти стыдно за несдержанность, и лихорадочный блеск глаз, и дрожь пальцев.

Почти. Но не стыдно. Гораздо важнее вырвать ответ.

- Ты дрожишь. Уж не заболел ли? – Азиз приобнимает за плечи, а я ежусь – и впрямь трусит как в лихорадке.

- Это все ты. Ты делаешь меня больным. Султан должен сходиться с женщинами, иначе заговорят о моем бессилии. Начнутся интриги, кто-то попытается на этом сыграть, потянутся во дворец шарлатаны со всякими взварами… А только все немного успокоилось!

- Прости, - Азиз нежно целует меня в висок, - прости, прости, повелитель, но я просто не могу ни с кем тебя делить. Это так… больно. Я знаю, что не должен жаловаться, знаю, что получил много больше, чем то, о чем осмеливался мечтать. Я счастливчик. Но когда к тебе в покои семенит эта… какая-то… я еле удерживаю руку – так и бы и провел ей по горлу кинжалом.

Его шепот становится торопливым и бессвязным. Он просит прощения, обвиняет, жалеет меня, себя… снова просит прощения за то, что слаб.

- И что же нам с этим всем делать? – прерываю я его. - Мне что – сбрасывать в мешке всякую несчастную, разделившую со мной ложе?* Я могу отдать такой приказ. Хочешь?

- Нет. Нет. Это жестоко. Сулейман… ты… не уверен хочу ли знать ответ, но все же спрошу – тебе с ними так же хорошо, как со мной?

- С ума спрыгнул, что ли? Нет, конечно. Ты разве не видел?

- Старался не глядеть…

- А хочешь, пойдем со мной – посмотришь? Все равно кто-то должен следить за факелом, - мне приходит в голову, что если Азиз убедится, что я не горю энтузиазмом, то немного успокоится.

- Сулейман, отчего ты не… заменишь себя на кого-то? – Азиз смотрит требовательно, я вздыхаю.

- О, я думал об этом. Если дама увидит кого-то другого – поднимет крик. Или разболтает всем и каждому. Они там знаешь, как? Очень подробно все друг дружке пересказывают! Поэтому и повязка на глаза не сработает – рассматривал я и такой вариант.

- А если лицом в матрас? Не заметит подмену.

- Нельзя. Пророк не велит сходиться в позе, приличествующей только диким зверям.**

- Да? Я не знал!

- Твое счастье.

Мы молчим, Азиз прижимает меня к себе, наглаживает плечо так же бездумно, как до того тер металл лезвия. А я понимаю, что не так уж и важно, в сущности, что там решат женщины, заточенные в серале. Если я расщедрюсь на поблажки, вероятнее всего они забудут обо мне на время. Приняв решение, я возвращаюсь в спальню. Вместе с Азизом. Дева танцует для нас, а поутру получает щедрые подарки. Не знаю, что там она сообщает об этой ночи товаркам, да меня это и не волнует, главное, что взгляд Азиза не замутнен ревностью и горечью.

Проходит много дней, и Азиз ловит мою ладонь:

- Вчера лекарь интересовался твоим здоровьем. К тебе подойти с этим вопросом он не решился, но у меня долго пытался вызнать все подробности про крепость древа жизни великолепного султана.

- И что же ты ему ответил? – спрашиваю с усмешкой.

- Что ты великолепен, конечно же. Как иначе? Но… ты был прав. Уже начинаются вопросы, дальше их станет только больше.

- Знаю. Что ж, не хотел так делать, но видимо придется… пущу слух, что султан не желает более становиться отцом и посему благоразумно избегает женского общества. Правда, после подобного некоторые отцы попытаются пропихнуть в сераль своих сыновей. Думаю, будет справедливым, если именно ты займешься приемом и сортировкой юношей, у Фарука и без того достаточно забот.

- Наши с тобой вкусы сильно различаются, - невозмутимо замечает Азиз, окидывая меня внимательным взором, - во всяком случае, мне так показалось.

- Возможно, - я согласно киваю головой, - но тут не очень важен мой вкус. Главное, чтобы мой второй гарем не превратился в рассадник заговорщиков. Подбери лояльных юношей. Таких, которые будут рады возможности пожить во дворце и чему-нибудь научиться. Знаешь, такие, кому пребывание в серале будет в радость. Смышленые. Или сильные, чтобы потом – в охрану.