Эгир Странг не совсем понимал смысл последних инструкций, но не испытывал никаких сомнений относительно исполнения их. Ему были одинаково ненавистны и агитаторы-болтуны, и смутьяны-конституционалисты, которые, подобно сорнякам, повыскакивали тут и там. Южные города Эриду вызывали всё большую тревогу правительства, и если уж ВОКОГу так нужны ежедневные сообщения о демонстрациях, чуть ли не каждый день нарушающих мирное течение жизни населения Евфратской Долины, то он, Эгир Странг, ничего не имеет против.

Вот уже несколько недель он курсировал между населенными пунктами области. Логаш, Мемфис, Танис, Сидон – и всюду одно и то же: всеобщее недовольство, готовое в любой момент перерасти в открытое неповиновение, а то и бунт. Даже известие о прорыве ксенофобов вблизи Библа не остановило ставших привычными причитаний по утраченной свободе, призывов к мятежу и жалоб на измену.

Странг родился и вырос не на Эриду, но прекрасно говорил по-немецки, а также знал англик и, конечно, свой родной норск-локанский. Детство его прошло на Локи, откуда, после победы в конкурсе на лучшее сочинение по теме «Тейкоку-но Хейва» – «Имперский мир», – ему открылась дорога в престижный Токийский университет. Для юного Эгира Странга это был буквально подарок судьбы. Не воспользоваться таким шансом – значит навсегда остаться на Локи, а её Эгир ненавидел всеми фибрами души: не прошедший до конца терраформирование мир, суровый климат, унылых и скучных людей, переполненные купола. Так что долго размышлять не приходилось, и юноша с радостью покинул холодный мир Приграничья.

В японских школах на чужаков, гайджинов, всё ещё посматривали искоса – страна не преодолела недоверия к иностранцам, но Токийский университет являл собой приятное – в этом смысле – исключение. Именно здесь, в самом космополитическом городе Японии, обучались сотни наиболее способных студентов не-японцев, которые впоследствии разлетались по всем планетам Шикидзу, служа пропагандистским целям Империи и выполняя порой щекотливые поручения мачехи. Преодолев муки школы, пройдя сеть вступительных экзаменов, Странг сумел довольно быстро зарекомендовать себя способным студентом, проявив тягу к изучению политических наук и революционных теорий.

За три месяца до окончания университета его завербовали в Директорат Безопасности Гегемонии, ДБГ. Десять лет он служил Директорату, сначала на Сингапуре-Орбитальном, потом на Эриду. На Локи Странг не возвращался.

В мирах Приграничья Директорат Безопасности имел репутацию тайной политической полиции, занимаясь главным образом выявлением диссидентских групп и наблюдением за их деятельностью. Работы хватало. В ведение Директората также входили так называемые «технические преступления» – нелицензированные космические перевозки, внедрение в компьютерные сети и тому подобное. Порядок нужен прежде всего ради властей Шикидзу, но в обществе всегда отыскивались элементы, старавшиеся обойти закон или нарушить правила ради личной выгоды. Одной из задач ДБГ и являлась поимка преступников, угрожавших экономическому и техническому порядку, а Странг уже давно пришел к выводу, что такая работа ему по душе.

Однако в последнее время в центре его внимания оказались диссидентские движения на Эриду. Конечно, недовольных хватало везде, но Эриду – просто рассадник революционеров, не имеющих лицензии джекеров и подстрекателей всех мастей. Но хуже всех эти чокнутые «зелёные», упрямо сопротивляющиеся планам Гегемонии превратить их планету в рай. Схватка из-за проблемы терраформирования Эриду, казалось, обострила политическое противостояние, давно разделившее Шикидзу, и вполне могла привести к восстанию.

И вот перед Директоратом поставили задачу – подавить восстание.

На долю специального агента Эгира Странга выпал контроль над городами Евфратской Долины, которые он объезжал под видом Рудольфа Хайнца, баварского импортера, ведущего переговоры об импорте на Эриду пива с Земли. Прикрытие помогало, давая прекрасную возможность вступать в беседы с самыми разными людьми: владельцами баров, пивных, ресторанов, всех тех мест, куда обычно тянет, когда на душе муторно. Передвигаясь по маршруту, он повсюду видел растущее народное недовольство и даже разговаривал с несколькими лидерами диссидентов, планировавших серию демонстраций в приполярных городах. Новую волну протеста вызвало заявление Омигато о необходимости эвакуировать отдалённые поселки. Странг не сомневался – революция может разразиться в любой момент. Её нужно было лишь слегка подтолкнуть.

Как и полагалось, Странг записывал всё, что видел и слышал в ОЗУ и, как полагалось, каждый день отправлял короткое сообщение на синхроорбиту. Не имея доступа к каким-то уж очень важным секретам – в конце концов при цефлинковой технологии каждый незнакомец рассматривался как потенциальный шпион, – он всё же смог информировать ВОКОГ о планах повстанцев провести крупнейшие за последнее время антиимперские демонстрации. Обрывки разговоров и слухи дали основание сообщить о тайных арсеналах оружия. А когда в Танисе начался съезд конституционалистов, Эгир был готов к тому, чтобы вести записи речей, которые впоследствии будут тщательно проанализированы специалистами Департамента. Мэттингли, один из самых откровенных патриотов – Странг всегда произносил это слово с издёвкой, – числился среди ораторов под номером один. Этого уже немолодого человека дважды арестовывали за антиимперскую агитацию и похоже, что он не собирался на этом останавливаться.

События в Танисе развивались с головокружительной быстротой. На городской площади собралось не менее тысячи человек. Огромный голографический экран высотой с четырёхэтажный дом давал возможность всем присутствующим видеть и слышать оратора. И вот на экране Мэттингли, гигант-проповедник с двухчасовой обличительной речью, в которой нашлось место и злодействам Империи и пособничеству этому со стороны гегемонийских марионеток. После него последовала целая вереница ораторов калибром поменьше, включая администратора Таниса, женщину средних лет, назначенную губернатором, но недавно публично объявившую о своей солидарности с диссидентами.