Мэтт с рычанием устремился к тоненькому деревцу. Очередной снежок ударил его пониже спины, когда он нагнулся за снегом.
— Нечестно! — крикнул он, лихорадочно лепя снаряды и ругая себя, что не надел перчатки. — Я же не знал, что мы уже начали!
— Это европейские правила, привыкай!
И новый снежок разбился о ветку прямо над его головой, запорошив ему глаза. Ого, да у нее глаз — алмаз.
— У тебя что, шестнадцать рук? Как ты успеваешь кидать и лепить!
— Я тебя предупреждала! Но вообще-то перчатки помогают делу.
Снежок съездил Мэтта по уху.
— Дай хоть одну перчатку!
— Еще чего! Когда на кону мой любимый мармелад?!
Выглянув из-за ствола, Мэтт прицелился и бросил снежок, задев локоть Джилли. Но в это самое мгновение ее снаряд взорвался у него прямо под подбородком.
— Сдавайся, Дэвидсон!
— Никогда!
В течение последующих десяти минут Мэтту удалось несколько раз попасть в Джилли, но пальцы у него совершенно онемели от холода, а сама Джилли кидала снежки так метко, словно руками клала. У него оставался только один шанс на победу. Мэтт подхватил оставшиеся боеприпасы и, пригнувшись, рванул через лужайку.
— На штурм! — завопил он, в бешеном темпе швыряя в Джилли снежки.
— Тебе конец, — пообещала Джилли, влепив в Мэтта с близкой дистанции сразу два снежка.
Но только она наклонилась набрать еще снега, как Мэтт с рычанием сцапал ее запястье. Джилли вскрикнула и попыталась выдернуть руку, но перестаралась: Мэтт, не удержавшись на ногах, навалился на нее, и они оба рухнули в сугроб.
— Ох, Джилли, ты цела? — спросил Мэтт, приподнимаясь на руках.
Джилли повернулась под ним и сердито уставилась на него сквозь запорошенные снегом ресницы. Попробовала протереть глаза мокрой перчаткой, но только размазала тающий снег по лицу.
— Ты не пострадала?
— Я — нет. Только моя гордость.
Мэтт с облегчением перевел дыхание:
— Извини. Не хотел тебя ронять, — и ухмыльнулся. — Похоже, я выиграл, а?
Джилли выпучила глаза:
— Ты? Да тебе и ложкой в рот не попасть!
— Но ты сказала, что победит тот, на ком больше снега. А ты теперь по уши в снегу!
— Это потому, что ты меня с ног сбил!
— Я не сбивал. Я сам упал, потому что ты взвизгнула и стала махать руками!
— Я не визжала, — с достоинством возразила Джилли. — Я вскрикнула от удивления. И руками я не махала, а пыталась восстановить равновесие, когда ты меня толкнул, увалень эдакий.
Мэтт заглянул в ее огромные, золотисто-карие глаза и замер. Он вдруг осознал, что лежит на Джилли и что она не может не чувствовать, пусть даже сквозь зимнюю одежду, твердую выпуклость под его ширинкой.
Джилли вдруг тоже застыла под ним, и Мэтт увидел разгорающееся пламя в ее глазах. Она знала.
Нет, он, конечно, хотел выпустить ее, отодвинуться, но почему-то мускулы отказались ему повиноваться. Взгляд Мэтта упал на ее полуоткрытые губы, и голос рассудка умолк окончательно: он наклонил голову и поцеловал Джилли.
Он думал, что это будет короткое нежное прикосновение, но через несколько мгновений ее губы, такие теплые и нежные, разошлись, и язычок Джилли дотронулся до его языка. И все преграды рухнули…
Мэтт услышал чей-то стон — он сам не понял, его или Джилли, — и впился губами в ее рот, забираясь языком в его сладкую, шоколадно-мармеладную глубину. Наверное, она тоже попробовала своих любимых конфет. Ему мгновенно стало жарко, как будто под ним развели костер, а потом на его шею легла рука Джилли.
Прикосновение холодной влажной перчатки заставило его прийти в себя и вспомнить, где он находится. И с кем. Мэтт поднял голову и снова взглянул в карие, затуманенные желанием глаза, в которых уже мелькнуло опасливое недоверие. Как, наверное, и в его глазах.
Надо было что-то сказать. Например: «Это была большая ошибка, и мы больше не повторим ее». Мэтт так бы и сделал — но побоялся, как бы его не предал собственный голос. Он только и мог, что смотреть на Джилли. И бороться с безумным желанием снова ее поцеловать.
Джилли кашлянула.
— Должна признаться…
— Что? — спросил Мэтт чужим, охрипшим голосом.
— …мне было любопытно.
Мэтт даже не пытался притворяться.
— Тогда я тоже должен признаться: мне хотелось попробовать.
— Наверное, не стоило этого делать.
— Наверное.
— Раз уж мы удовлетворили… взаимное любопытство, то мы, наверное, можем… — Джилли умолкла, глядя на Мэтта, как будто пытаясь прочесть правильный ответ на его лице.
— Можем просто забыть обо всем. — Мэтт слышал свой голос, но знал, что лжет и не забудет этого поцелуя и за сто лет.
— Забыть. Точно. Так будет лучше всего.
— Конечно.
Заставив себя двигаться, Мэтт откатился в сторону и поднялся на ноги, потом поставил на ноги и Джилли.
— Мэтт, у тебя руки ледяные.
Мэтт печально посмотрел на свои покрасневшие пальцы.
— Угу, трупное окоченение начинается. Надо было перчатки надеть.
И он сунул руки в карманы, якобы для того, чтобы их согреть, но на самом деле для того, чтобы держать их подальше от Джилли. Больше всего Мэтту хотелось сжать ее в объятиях и узнать, на что будет похож поцелуй номер два.
Он огляделся по сторонам и увидел под деревом аккуратно слепленный снежок.
— У тебя еще один остался, — сказал он.
Джилли кивнула и улыбнулась:
— Это чтобы тебя добить.
— Да что уж тут говорить, ты меня и так добила. Если бы был такой олимпийский вид спорта — стрельба снежками, — ты бы выиграла золото. Где это ты так навострилась?
— В школе я играла в софтбол. Наша команда четыре раза выигрывала чемпионат штата. — Джилли похлопала ресницами. — Как, я разве об этом не упоминала?
— Теперь все понятно. По-моему, твое дело — не рекламный бизнес, а бейсбол, высшая лига.
— Неплохой способ избавиться от конкурента.
Мэтт положил заледеневшую руку на сердце.
— Уж поверь бейсбольному фанату: мой любимый спорт очень нуждается в таких игроках. Но так или иначе, а ты меня сделала. — Мэтт отвесил поклон. — Я покорён, миледи.
Взгляд Мэтта задержался на ее губах, и ему в голову пришла неприятная мысль, что его слова верны не только в отношении снежной битвы.
Джилли улыбнулась не без самодовольства.
— Неужели ты и вправду дашь мне все, чего я пожелаю?
— В разумных пределах, — напомнил Мэтт. — Я, конечно, погорячился, но я же не знал, что имею дело с чемпионкой.
— Мог бы спросить, я бы сказала. А вообще я много чего хорошо умею делать.
«Это уж точно». От одной этой мысли кровь Мэтта снова прилила к паху.
Джилли достала из кармана его ключи и, крутя их вокруг пальца, пошла к парковке. Забрав из машины свои конфеты, бросила ключи обратно Мэтту.
— Пойду в номер, переоденусь в сухое. Мы с Джеком в три часа пойдем на прогулку по виноградникам.
Мэтта опять кольнула ревность — а отнюдь не подозрение, что Джилли строит глазки потенциальному клиенту.
— Понятно. Что ж, не буду вам мешать. А мы с Джеком встречаемся в пять в баре.
— Хорошо. Я тоже вам мешать не буду, если ты сдержишь свое слово.
— Джилли, нельзя же быть такой подозрительной! Я ведь согласился, что ты выиграла, хотя на тебе и было больше снега.
Джилли сощурила глаз:
— Может, ты хочешь взять реванш?
— О нет, на сегодня снега я наелся.
— Кстати, насчет «наелся»… Вот я сейчас буду переодеваться — и съем одну из моих чудесных мармеладок. — Джилли бросила на Мэтта озорной взгляд.
Какая она… соблазнительная. Хорошенькая. Сексуальная. Это просто невыносимо! Мэтт свел брови над переносицей:
— А вот я как сяду в машину, как съезжу в город, как куплю себе коробку мармелада! Причем большую коробку.
— Не-е-ет, этот мармелад все равно вкуснее, потому что трофейный. Сладость, знаешь ли, победы. Амброзия триумфа. Нектар…
— Ладно, я уяснил картину.
Мэтт взял ее за плечи, развернул и легонько подтолкнул по направлению к отелю: