— Как ты смеешь так говорить о моей благородной крови?! — вспыхнул Аргус, выскочив из-за колонны. — Немедленно прекрати плеваться!
— О, чёрные духи, — сказал Лури, оглядев хозяина. — Выколите мне глаза. Это лицо — последнее, что я хотел бы увидеть после стольких лет слепоты. Памфле, надеюсь ты не допустил, чтобы сын нашего достопочтенного Аргуса вырос таким же невыносимым невежей?
— Я и есть Аргус, блохастая ты варежка!
С минуту они пялились друг на друга: вихрастый мальчишка, закутанный в одеяло, и тощий пучеглазый лис. Неизвестно, чем закончилась бы перебранка, поэтому Памфле проводил хозяина обратно в опочивальню, а сам вернулся к Лури с тем, чтобы рассказать о путешествии на юг.
— Для начала мне нужно чем-то перебить этот мерзкий привкус, — прогнусавил лис, когда они вышли из подземелья и окунулись в промозглую осеннюю морось. — Что у нас на ужин, Памфле? Свинина? Жаркое из говядины? Утка в вине? А может, кролики со сливками? Я не ел целую вечность.
— На подоконниках есть дохлые мухи, — равнодушно пожал плечами дворецкий. — Можешь их собрать. Говорят, по вкусу похоже на семечки. Или попробуй поймать пару воробьёв. Десерт ждёт тебя в кладовой — там целое полчище крыс, но будь осторожен — половина из них начинена мышьяком вместо специй.
— Крысы? — Лури облизнулся. — Звучит аппетитно!
— Сходи порезвись, а потом я тебя найду.
Памфле вернулся в покои уснувшего хозяина, повздыхал, что не может его укрыть, и пошёл просовывать голову через дверцы шкафов, чтобы подыскать Аргусу подходящий наряд.
Глава 4. Смерть за снежной грядой
Инто хватался за уступы, задыхаясь от усталости. Из-под сапог сыпались мелкие камни. Он старался не смотреть вниз, иначе кружилась голова. Ноги болели так сильно, что Инто мечтал избавиться от них, как от чего-то ненужного. Ветер крепчал и пронизывал до костей. На большой высоте труднее было удерживать равновесие, а тропка будто нарочно становилась круче и чаще обваливалась.
Хуже всего оказался туман. В белой мгле мальчик больше не видел Добывателей и не слышал их голосов. Возможно, они и не ушли далеко, просто старались не шуметь, чтобы не разбудить здешних хозяев. Это был мир верхних Стражей, спрятанный от алчных людских глаз. Снежные властелины не любили непрошенных гостей. Недаром, когда по утрам они выбирались из пещер, верхушка Хрустальной горы пропадала из виду. Это туманное дыхание Стражей обволакивало всё вокруг, словно пар изо рта в холодное время года.
Оставшись в одиночестве, мальчик порядком струхнул. Рядом не было старших Добывателей, которые укрыли бы от опасности, и никто не подсказывал, как вести себя, чтобы не попасть в беду. А вдруг Стражи заметят его и поднимут бурю?
Инто остановился, чувствуя, как холодеет затылок. Он вытянул руку, но не увидел кончиков пальцев — таким густым был туман. Тогда мальчик опустился на четвереньки и стал ползти, боясь оступиться. Он двигался медленно, тщательно обстукивал тропинку и искал боковые пути, в которые могли уйти Добыватели. В конце концов, Инто окончательно отстал и остановился, чтобы перевести дух.
Даже хорошо, что всё спрятал туман. Без него мальчика давно могли заметить. На тропинке уже попадался снег, и падали сверху ледяные крупинки. Тёмная одежда предательски выделялась на белом фоне. Благодаря туману, Инто не видел пропасть под ногами, и это немного успокаивало. Он привык к высотам, но к безопасным, а здесь ничто не отгораживало его от возможности стать жертвой горам.
Чем выше Инто поднимался, тем чаще его терзали сомнения. Несколько раз мальчик останавливался с мыслью вернуться в деревню, пока его не хватились. Он просто скажет Памеа, что случайно уснул в лесу, пока расставлял ловушки, а раны можно списать на неудачное падение. Например, бежал за глухарём и не заметил поваленного дерева, или ловушка соскочила, когда Инто её прилаживал, а может, он затеял тренировку по стрельбе из лука и сильно поранил руки.
Отговорок скопилось так много, что Инто больно закусил губу. И откуда в его голове столько вранья? Неужели Амерцо был прав, не подпуская его к горам ради блага общины? Но кто докажет, что в голове того же Манра не рождаются плохие мысли, пусть он и светловолосый?
К горлу подступил ком. Инто возненавидел себя. До чего же он мерзкий, когда пытается оправдаться, очерняя других. Манр пошёл рисковать жизнью ради горцев. Впору было устыдиться и вспомнить о зудящей под капюшоном макушке.
«Или ты думаешь, что твоё дерзкое желание стоит чужих жизней? Так, ведь, ты думаешь?» — прошепелявил в голове голос старейшины.
Перед глазами Инто встали как наяву презрительные взгляды общинников. В ушах зазвенел едкий смех Неки, и зашелестели гадкие шепотки. Мужчины и женщины, старики и дети — все смотрели на Инто, как на прокажённого. Он стал проклятием для деревни, хотя и не сделал ничего плохого. Почему горцы так уверены, что Инто никогда не станет Добывателем? У него есть две руки, две ноги и голова на плечах. А ещё он сильный и лучше всех стреляет из лука.
В груди снова закипала ярость, но Инто не стал её сдерживать, а продолжил подниматься, остервенело хватаясь за камни. Гнев добавил ему сил. Он струился по венам горячим ядом и отравлял душу, но помогал выжить телу. Инто решил, что лучше уж умереть на полпути к мечте, чем прожить всю жизнь на роли деревенской женщины: носить воду и наблюдать, как Добыватели кичатся своими кристаллами.
Инто всегда мечтал если не о добром, то хотя бы снисходительном взгляде Амерцо и восхищённом Неки. И чтобы все в деревне видели в нём опору и надежду, какую возлагали на своих сыновей. Инто должен был доказать самому себе, что чего-то стоит, и тогда он сможет смотреть на других без зависти — как равный. Он представил, что когда станет совсем старым, то соберёт горцев на площади, как делает это Амерцо, покажет им добытый в путешествии кристалл и расскажет эту историю, а после счастливо умрёт и отправится на гору Лоа, где ждут его мать и отец.
Мысль об этом ещё больше подбодрила Инто, да и туман стал редеть. Руки совсем заледенели и пришлось-таки надеть меховые перчатки. Инто не доставал их до последнего. В них было куда труднее прощупывать путь, и мальчику казалось, что он ослеп. Но вот тумана не стало вовсе, и Инто увидел над головой лазурное небо, такое яркое и сочное, что от одного взгляда на него заболели глаза. Солнце только-только начало подниматься из-за горы Лоа, которая отсюда казалась всего-то с ладонь.
Инто почти добрался до вершины. Стоило поспешить, чтобы успеть увидеть верхних Стражей. Вокруг лежали снега, и виднелись следы Добывателей, нарушавшие гладкую белизну. Инто невероятно обрадовался, обнаружив ориентир, но ветер быстро заносил дорожку, сметая в неё ледяную пудру. Винтовая дорога делала ещё один поворот влево и уходила на верхнее плато.
Становилось труднее дышать. Инто старался заполнить лёгкие, но воздуха почти не получал. В глазах мутнело, и хотелось лечь, вот только ложиться было нельзя. Можно уснуть и закоченеть на снегу, а если Добыватели, возвращаясь, найдут Инто живым, то непременно сбросят со скалы под руководством Амерцо. Мальчик щурился, глядя на яркое солнце, и продолжал идти вперёд. Сдаваться уже поздно. Цель так близко, что легче умереть, чем остановиться.
Добравшись до вершины и с трудом переведя дух, Инто приподнялся и заглянул наверх. Плато оказалось огромным. Он и подумать не мог, что здесь столько места. Пока мальчик шёл, высматривая Добывателей, дважды проваливался в снег почти по пояс, потом застрял в расщелине и едва не лишился сапога. Никого из деревенских видно не было — наверняка прятались. Инто осторожно перебирался от одной ледяной гряды к другой, но скоро окончательно заблудился среди колючей пустыни.
Плато уходило резко вниз и продолжалось ещё на сотни шагов. Инто немного подумал и съехал по отвесной стене, пару раз перекувырнувшись и чуть не свернув себе шею. Охнув и перекатившись на бок, он кое-как поднялся и ощупал рёбра. Вроде ничего не сломано, но без синяков не обойдётся. Какие уж там синяки, когда до казни остался один шаг.
