В свете сказанного есть еще больше оснований для изучения качества сонорных согласных диахронически как источника диалектных различий в истории языка. Выше уже было высказано предположение о том, что удвоение мягких согласных из новых сочетаний с [ј] связано по происхождению с повышенной сонорностью [ј] и первоначально осуществлялось как ассимиляция в группе сонорных. К подобного же рода явлениям с разной степенью очевидности принадлежат, по-видимому, и такие факты в истории языка как, например, развитие второго полногласия в древнепсковском диалекте[44], наличие протез в виде [ԝ] и [ј][45]. Не исключено, что разная судьба редуцированных перед [ј], т. е. само развитие или неразвитие так называемых напряженных редуцированных гласных [y̌] и [ǐ], также определялась разной степенью вокализованности ‹ј› в разных славянских диалектах. На эту мысль наталкивает прежде всего то, что современным восточнославянским диалектам, знающим рефлексы этих редуцированных в виде [ы] и [и], одновременно свойственна и утрата следующего за ними ј в положении конца слова (пи, би — повел. наклонение глаголов пить, бить; молоды — им. п. ед. ч. прил. муж. р.). Это служит указанием на сильно вокализованный характер [ј], близкий к неслоговому [і], соседство которого с [ъ] и [ь], видимо, и определило повышение их подъема с дальнейшей (факультативной) ассимиляцией ими [ј], выявляющейся в позиции конца слова[46].
С разной степенью вокализованности ‹ј›, возможно, связана и судьба начального сочетания [јь]. Предполагаемое изменение этого сочетания в одних говорах древнерусского языка (украинских и белорусских) в [і] с дальнейшей утратой последнего (ср. укр. һо́лка, һрати, з вм. из и т. п.) как раз и предполагает повышенную степень вокализованности ‹ј› в соответствующих говорах (т. е. реализацию ее в виде неслогового [і]), легко утрачиваемого по говорам, тогда как изменение этого сочетания в [и], свойственное русскому языку, предполагает сравнительно меньшую степень сонорности ‹ј›.
Можно думать, что вообще различия в поведении редуцированных в соседстве с сонорными в говорах древнерусского языка в сильной степени не зависело от качества сонорных. Что касается плавных, то их степень вокализованности в период падения редуцированных была вообще высока, а на отдельных территориях (в частности юго-западе древней Руси) могла доходить до способности образовывать слог. Именно этим, по-видимому, и определяется различие в рефлексации старых сочетаний типа trъt, tlъt, trьt, tlьt, с одной стороны, в русском языке, где ъ, ь давали соответственно [о] и [е] (глотать, греметь и т. п.), и, с другой стороны, в украинском и белорусском, где на месте ъ, ь выступают [ы], [и] (укр. глитати, гриміти и т. п., белор. глытаць, грымець и т. п.). Рефлексы типа украинских и белорусских, очевидно, возникли через стадию слоговых плавных[47], рядом с которыми позже развились гласные верхнего подъема. О таком ходе процесса говорят одинаковые рефлексы на месте ъ и ь. Показательно в этом смысле, что тот же гласный может развиваться в этих сочетаниях и перед плавным, например, в карпатских говорах (ср. дырва, сыльза и т. п.), — факт, который не может быть понят иначе, как связанный с утратой слоговости плавным[48]. Русские же рефлексы говорят о таком качестве плавных, при котором они в этих условиях не были способны к слогообразованию, но в то же время были настолько сильно вокализованы, что способствовали прояснению соседних с ними редуцированных в обычные в сильном положении гласные полного образования [о] и [е]. На такую возможность указывал в свое время Н. Трубецкой[49].
Включение в анализ различий в степени вокализованности сонорных позволяет подвести под признак «вокальность ~ консонантность» практически все явления, которые авторами диалектного членения перечисляются в качестве характерных черт фонетики говоров центрального и периферийного типов и которые в отношении периферийных говоров представлялись случайными и разрозненными. Совокупные данные, относящиеся к поведению в этих говорах сонорных согласных, позволяют утверждать, что периферийные говоры представляют собой определенное лингвистическое единство, выражающееся в большей их вокальности по сравнению с центральными.
Важно подчеркнуть, что все явления исторической фонетики, которые свидетельствуют о повышенных свойствах вокальности языковых систем, основной областью своего распространения имеют юго-запад древнерусской территории, где происходило формирование черт, на основе которых выделились украинский и белорусский языки. Русским говорам свойственна только часть этих явлений (сочетания мягких согласных типа сви[нʼнʼ]я́, весе́[лʼлʼ]е на месте nьj, lьj и др., рефлексы с гласными [ы] и [э] на месте сочетаний редуцированных с [ј]: мыю, молодэй и т. п.), причем все они характеризуют периферийные говоры.
Выявленные различия по линии вокальности ~ консонантности диалектных систем открывают широкие перспективы дальнейшего исследования современных процессов в русских говорах, а также комплексного изучения восточнославянских диалектов, поскольку мы имеем дело с признаком, который отражает один из постоянно действующих циклических процессов в развитии славянских языков[50]. Важно также, что этот признак позволяет дифференцированно рассматривать русские диалекты в широком контексте других славянских языков, прежде всего восточнославянских, и может служить мерилом их типологического сравнения. В современном их состоянии наиболее консонантным из славянских языков является польский, наиболее же вокальным — сербский (в особенности штокавский диалект). Русский на этой шкале располагается ближе к консонантным, — сразу за польским. За основу в оценке меры вокальности ~ консонантности взят русский литературный язык и не учтены различия русских диалектов по этому признаку. Конечно, эти различия в масштабе всей шкалы, представленной славянскими языками, не столь велики, но степень вокальности наиболее выделяющихся по этому признаку северо-восточных говоров русского языка (например, говоров Вологодской группы северного наречия) позволила бы поставить их близко к украинскому языку, занимающему в этой шкале срединное место.
Вопрос о сравнительной вокальности ~ консонантности говоров может быть рассмотрен и аспекте строения звуковых цепей. Интересно, что и в этом плане различия русских говоров (всерьез, правда, еще не изучавшиеся) имеют определенную связь с выявленным противопоставлением центральных и периферийных говоров. Те периферийные говоры, которые были охарактеризованы как наиболее вокальные (и тем самым наименее консонантные), т. е. говоры северо-восточной зоны, с точки зрения строения звуковых цепей являются наиболее вокальнонасыщенными. Можно привести целый ряд явлений (конечно, далеко не исчерпывающий), из которых многие относятся к флексиям, иллюстрирующих более вокальное, чем в других говорах, строение однотипных морфов. Помимо явлений «зияния гласных», возникших вследствие выпадения интервокальных согласных ј (де́л[ае]т, зн[а́а]т, бе́л[аа]), ԝ (д[е́у]шка, кор[о́у]шка, сам[оа́]р, пр[а́и]льно, де́р[ео]), γ (к[оо́], т[оо́]), это особенно дает себя знать в строении флексий, где сохраняются старые структуры с сохранением конечных гласных (утраченные в других говорах) или былой двусложности, ср., например архаичные формы инфинитива типа ходи́ти, типа кла́сти, типа стри́чи, формы повелительного наклонения типа ста́ни, бро́си, старые формы нетематических глаголов даси́, еси́[51], формы им. падежа ед. числа ма́ти, до́чи, двусложные окончания в форме род. падежа ед. числа женск. рода прилагательных (у молоды́е жены) и местоимений (у одны́е девки)[52], формант сравнительной степени ‑ее в качестве единственного, без конкурентной формы на ‑ей[53]. Весьма симптоматично в интересующем нас смысле широкое употребление в говорах этого региона вокализованных вариантов предлогов ко, во, со; выступающих здесь в более разнообразных контекстах, — не только перед словами, начинающими с определенных сочетаний согласных (ко мне, со снохой, во рту и под.), как это имеет место в большей части русских говоров (в том числе и всех центральных), но и перед словами, начинающимися с одиночных согласных (ко по́лю, во лесу́, со тобо́й и под.). В своей совокупности явления подобного рода значительно отличают периферийные говоры в их северо-восточном варианте от остальных говоров русского языка значительно большей насыщенностью звуковых последовательностей гласными.
