И опасен не холестерин, коего боятся, не тяжелые металлы и даже не радионуклиды – знаки смерти, по представлению пророчицы, имеющие вид кристаллов в форме усеченной пирамиды, и странное название «чишовел». Мол, это вещество и тормозит развитие человеческого разума, лишает его божественного образа и подобия, творческого совершенства, к тому же, в несколько раз сокращет срок жизни. То, что когда-то создало человека разумного, его и губит.

А Вячеслав особенно любил молодую свининку, шашлык из шейки, запеченную оленину с кровью, в походах же строганину, с солью и перцем, то есть сырое, мороженное, настроганное ножом мясо или рыбу. Если еще после дневного броска на снегоходе по тайге, под водочку, да в жарко натопленном зимовье, возникает такой контраст температур, что электричество бежит по жилам.

И теперь, вспомнив свой опыт мясного сырояденья, Колюжный не то, чтобы устыдился или устрашился за свое здоровье, но почувствовал себя неловко. Показалось, академические бородачи догадываются о его вкусах, взирают с осуждением, а болезненная тетушка и вовсе с ненавистью, будто мысли об оленьей строганинке прочла. И только забытая им, соседка в горчичном костюме слегка повернула нежную, русоволосую головку и глянула на Вячеслава без улыбки.

Если бы Стюарт в этот вечер нагрузил еще чем-нибудь кроме неведомого вещества смерти «чишовела», он бы нарушил клубную этику, встал и ушел, однако вещание с подиума закончилось так же внезапно, как и началось, на полуслове. Свет фонаря смикшировался и в полной темноте, как слабый крик в аравийской пустыне, возникла восточная мелодия. Начинался второй этап собрания – релаксация, в зале возникло легкое шевеление, люди устраивались поудобнее, чтобы предаться отдохновению и расслабиться. Колюжному в тот миг и в голову не пришло, что Сорокин исчезнет, пользуясь затемнением, а тут еще болезненная соседка незаметно куда-то пропала и вместо нее оказался единственный безбородый в зале, рыжеволосый мужчина средних лет. Вячеслав не заметил, как произошла подмена, и когда спохватился, то понял, для чего погас театральный фонарь. А ведь должен был сразу догадаться, Сорокин как пришел, так и уйдет, дабы оставить о себе впечатление, что он сам – суть явление почти чудотворное. Чем же еще приковать к себе внимание и мысли?

Релаксация длилась минут двадцать, и вместе с затуханием заунывной музыки в зале начал появляться свет, напоминающий восход солнца в пустыне. Мысль, что он проворонил Сорокина, тут же и подтвердилась: на подиуме было пусто, даже стол с креслом утащили когда-то. Многие женщины в зале откровенно спали, некоторые бодрствовали, но сидели в позах эмбрионов, будто озябли. Только мужики по прежнему торчали невозмутимыми изваяниями над полулежащей публикой, напоминая истуканов с острова Пасхи. На коленях некоторых из них покоились головки спящих дам, и это их ничуть не волновало. Колюжному тоже хотелось, чтобы горчичная девушка положила свою головку, и он даже колени подставил, однако ее русый, почти священный ореол даже не преклонился. Новоявленный рыжий сосед все время бодрствовал и внимательно изучал присутствующих в зале. Как только чуть рассвело, порывисто вскочил и затерялся в просыпающейся и шевелящейся толпе. С трудом разогнув онемевшие ноги (а ведь не почуял даже, когда затекли!), Вячеслав встал с чувством детской обманутости. Но когда взял на вешалке куртку и вышел на улицу, обнаружил, что еще светло, и где-то за домами есть солнце.

Казалось, столько времени прошло!

Смуглый кадр с бородой под рубахой что-то страстно говорил девице в горчичном, и та глядела с уважением, таращила восторженные глаза и порывалась что-то ответить. При вечернем, солнечном свете Колюжный узнал его: и верно, тот самый эксперт! Только по-вегетариански исхудавший, аскетичный, борода и волосья почти соответствуют Сорокинским. Специалист в области космического оборудования и аромотерапии признал бывшего работодателя, потянулся было к нему, оставляя без внимания свою восторженную слушательницу, однако Вячеслав общаться с ним желания не испытывал, поскольку все еще искал глазами актрису.

И внезапно увидел ее телохранителя.

– Вас жду в машине, – приглушенно сообщил тот и указал на белый «лексус».

Неволина тоже обладала даром перевоплощения, только делала это без купания в озере и чудотворства, с помощью макияжа и парика: болезненного вида женщина, оказавшаяся соседкой в зале на глазах возвращала свой прежний облик популярной кинозвезды.

– Честно сказать, не узнал вас. – искренне признался Колюжный, усаживаясь рядом.

Звезда торопливо срывала с лица искусственные нашлепки, смывала грим, меняя салфетки и заглядываясь в зеркало. Потом повернулась к нему спиной и скомандовала:

– Расстегни замок!

С некоторых пор Вячеслав считал себя большим специалистом по «молниям», но тут чуть смутился и допустил паузу, выдающую нерешительность. Замок он расстегнул, только запоздало – под невзрачным платьем оказался театральный корсет на «липучках».

– Расстегивай! – приказала Неволина.

– Это я с удовольствием! – уже вдохновился он и с треском разодрал шелковые ремни.

Кинозвезда вытащила корсет, выпустила на волю свое высокое достоинство и облегченно вздохнула.

– Встреча с Сорокиным завтра, – деловито проговорила она, расправляя руками свое расплющенное, не исключено, силиконовое счастье. – В его тайном логове.

И назвала адрес.

– А это был Сорокин? – откровенно рассматривая грудь, спросил Колюжный. – На подиуме?

– Сомневаешься? – она помедлила и наконец-то начала упаковывать себя в черную блузку.

– Какой-то ряженый… Хотя вещает почти профессионально.

– Возьму тебя с собой. Толькоя потребую полного повиновения.

Вячеслав последил за ее руками.

– Спасибо… Никак не пойму, вам-то он зачем?

– Зачем?… – она закончила туалет и взглянула прямо, с неким сожалением. – Долго объяснять. Короче, существует Фонд помощи женщинам, попавшим в сложную психологическую ситуацию. В секту, например, в экзотическую общину. Или в руки ясновидящих мошенников, лекарей и прочих шаманов.

– Это же полстраны…

– Если не больше…

– А в Доме кино был благотворительный детский концерт. – вспомнил он. – Не слишком ли много на хрупкие плечи? Еще сьемки, театр…

Неволина усмехнулась и вздохнула.

– Конкуренция…

– Не понял?

– Айнура подмяла под себя тему страждущих детей. Татарская мафия… – и опять глянула прямо, проникновенно. – Но благо, в нашей стране обмануты и обездолены не только больные младенцы. Женщины и матери этих детей страдают еще больше.

– То есть, феминистская организация?

– Почему я должна защищать мужчин? Которые унижают прежде всего женщину? Делают ее товаром? Продают в сексуальное рабство?

– Вас кто-то обидел? – догадался Колюжный, все еще следуя материнскому воспитанию в отношениях с женщинами.

– Меня трудно обидеть. – самоуверенно произнесла Неволина. – Ты же понимаешь, сниматься в кино, играть несчастных жен олигархов мало…

Он вдруг увидел, что зовущая красота ее призрачна и так же пластична, как силикон; она буквально превращается в блин, как только снимается актерская маска. Сейчас актриса заговорила о неких сокровенных подробностях своего существования, и в тот час стала походить на ту болезненную женщину, даже без грима…

– Какие проблемы у Рассохина на Карагаче? – решил пощадить ее Колюжный.

– У него похитили спутницу, какую-то питерскую даму. Вот тебе еще одна пострадавшая…

– Не было у него дамы! – изумился Вячеслав. – Он поехал один. Откуда информация?

– Из надежных источников. – тоном разведчика проговорила Неволина. – У меня в общине на Гнилой Прорве свой человек. Да, я вынуждена засылать волонтеров в самое логово. Чтоб снимали и писали, документировали. Сорокин создал на Карагаче закрытую ортодоксальную секту. По типу американских. У него в неволе находится около сорока женщин. Обманутых, забитых, замордованных, доведенных до состояния рабства. У некоторых есть маленькие дети! Женщин проводят сквозь ужасное чистилище, потом дают новые имена и заставляют ходить голыми. Местные власти куплены и попустительствуют. Да и кому теперь нужны эти несчастные? Бездомные, душевнобольные, с исковерканной судьбой?…