За четверть стражи и дюжину строчек Мышь перемазалась чернилами, словно портовый писарь, работающий подряд вторую смену, зазевала, захотела спать и, не доделав толком задание, попросилась в дезинфекцию отмыться от клякс. Илан смилостивился и отпустил. План поспать на подушке у Рыжего все еще был актуален, половина ночи впереди. Но не тут-то было. В эту ночь в покой госпиталя вмешались не внутренние силы, против которых медицина вполне действенна, а внешние, со своими непонятными целями и мотивами. Едва Илан прикорнул, подвинув Рыжего чуть в сторону, раздался короткий звякающий удар камешком по оконному стеклу, потом такой же по соседнему окну, а потом звон разбитого стекла один раз и еще раз, грохот открывающихся рам, чьи-то удивленные возгласы и, через небольшое время, снова разбитое стекло, крики возмущения и звуки драки, больше всего похожей по воплям на кошачью, если бы вопли эти не перемежались непечатной руганью. Похоже, ругалась под окнами Мышь. И в драке участвовала она же.
Первым на происходящее отреагировал Обморок.
- Окна бьют! - подскочил он со своей постели, всунул ноги в обувь, резво отстегнул крюк с ближайшей глухой ставни, распахнул ее в ночь и, оценив расстояние от подоконника до земли, одним звериным прыжком канул в темноту.
Илан совершенно не помнил, растут ли под окнами палаты Рыжего какие-нибудь кусты. Но, судя по тому, что Обморок, выскочив наружу, смолчал, приземлился он удачно. Хорошо быть таким ловким, наверное. Несмотря на то, что палата располагалась на первом этаже, Илан прыгать вниз через окно не решился. Высота стены от основания до первых окон где-то два человеческих роста, с больной ногой это много. Закрыл распахнутую ставню обратно на крюк, и поспешил в обход. В промежутке между акушерским и хирургическим встретил доктора Никара и сонного Гагала, попросил их остаться, сказал, сам посмотрит, что это за ночные безобразия. Впрочем, за ним еще увязались два фельдшера и мойщики из дезинфекции, где и было разбито последнее окно.
Стена, под которой каталась кошачья драка, была за углом фасада, за решетчатой оградой, отделяющей мощеную городскую площадь и спуск к ближним кварталам от дворцовой территории. Сразу под окнами кустов действительно не росло, но когда-то вдоль ограды были высажены огромные парковые и плетистые розы, а пустое пространство засеял вечноцветущий безвременник, гигантские лопухи и конский хвост, и набраться колючек, репьев, заноз и грязи тут можно было с полшага. Или недоломанные ноги поломать, потому что из окон во время переделки дворца под госпиталь выбрасывали всякий мусор, а теперь это еще было посыпано битым стеклом. И, если бы Илана всерьез спросили, где госпиталь требует первоочередного наведения порядка, он назвал бы не крышу и не детское отделение, а сказал бы: снаружи, вдоль городской стены.
Пока все бегали вокруг, Обморок поймал дерущихся и даже в некотором смысле рознял: брыкающуюся Мышь держал за шкирку в одной руке, вторую мышеподобную фигурку, отчаянно машущую в воздухе лапками, в другой. Они, правда, обращали на него мало внимания и пытались заново сцепиться, но вовремя подоспела помощь. Илан, зная характер Мыши, первым делом бросился сквозь безвременник и лопухи смотреть, цел ли ее противник. Ну... условно цел. Покусан, поцарапан и побит, но руки-ноги работают. "Пусти! Пусти немедленно!" - шипела Мышь, извернулась и вдруг, воспользовавшись тем, что ее на мгновение поставили на землю, ухватила Обморока за державшую ее руку и вывернула ее так, что у того захрустело в локте. Обморок охнул, присел, освободил Мышь, но противника Мыши не выпустил. Илан схватил и стал оттаскивать свою озверевшую помощницу.
- А чего! - кричала Мышь. - Чего он ей помогает! Чего вы все ей помогаете! Нечестно!..
Обморок прижал виновника переполоха к себе, заслонил от Мыши, говорил по-хофрски: "Это я, я, успокойся!.." В свете поднесенного из дезинфекции фонаря, блеснули растрепанные медные, полные репьев и сухой травы волосы и рваная парчовая одежда с золотым пояском. Девчонка, ровесница Мыши. Глаза такие же бешеные, по щеке и шее течет кровь. Через плечо Обморока она скалилась на Мышь и гортанно рычала. Или немая или слабоумная, решил Илан. Опять из хофрского посольства. Да что ж такое-то...
Илан кое-как урезонил Мышь, держа ей руки за спиной, скомандовал:
- В приемник обеих, пусть дежурный фельдшер посмотрит!
- Я цела! - заявила Мышь, уже почти не вырываясь. - Мне в дезинфекцию надо, помыться!
Илан вздохнул, взял Мышь за ворот робы и, оступаясь на битом кирпиче и кусках штукатурки, потащил сквозь репьи в дезинфекцию. Тут он ей верил. Мышь бы и ловкому Обмороку навешала, сойдись они один на один в сухой траве, строительном мусоре и ночью.
- Одежда, - немного позже поучала Илана Мышь в дезинфекции, отскребая щеткой с его кафтана репьи и колючие лепестки безвременника, - должна быть такой, чтоб в ней удобно драться! Или такая, чтоб не жалко, если в драке в клочья! А у вас ни то, ни другое...
В дезинфекции были выбито стекло в окне женской раздевалки и в одном из двух окон в автоклавной. Это кроме окна в общей палате и трещины в окне процедурной. Мышь пришлось засунуть отмываться от чернил и набранной под стеной грязи в мужскую душевую и сидеть караулить на пороге, чтобы никто туда не вперся и она бы снова не подралась.
- Зато у тебя, Мышь, и то, и другое, - кивал Илан, которому разбираться кто прав, кто виноват, сейчас совершенно не хотелось, но и так оставить было нельзя, - только оно не твое. Госпитальное не жалко, да? Сколько раз я просил тебя не ввязываться в скандалы с рукоприкладством? Ты скоро со всем городом передерешься, потом будешь прятаться по коридорам, потому что стыдно в глаза глядеть, как господину Адару...
- А зачем она! - снова всколыхнулось в сердце Мыши горячее возмущение. - Я только раздеться собралась, и тут хлобысь мне кирпич в окно! Вы бы разве не полезли смотреть, кто такой наглый?
- Не знаю, - сказал Илан. - Может, и не полез бы. В драку точно не полез бы.
- А я в драку и не лезла, она первая бросилась!
- Ну, да. Когда ты на нее сверху упала. Ты же видела, девочка слабоумная!
- Не видела! - отказалась Мышь. - Как окна бить и драться, так все эти слабоумные соображают лучше грамотных!
- Мышь! - Илану надоело пререкаться. - Ты когда начнешь меня слушаться? Ты на испытательном сроке, между прочим. Пойдешь и извинишься. И пред Адаром извинишься, когда он днем придет. Иначе выгоню тебя под хвост.
У Мыши было возражение, но высказать его не позволил Обморок, деликатно постучавший в стену возле открытой двери. Он был один, без ночной хулиганки.
- Простите нас, - сказал он. - Эта девочка не в себе, у нее погибла мать прямо на глазах... Она часто ведет себя странно. Это дочь... ну... вы все равно знаете... Палача.
Мышь торжествующе уперла руки в бока: вот! Не она должна извиняться!
- Отца искала? - спросил Илан.
- Наверное. Мы заплатим за побитое стекло. Или пришлем людей починить, если скажете.
- И что, одна пришла через пол города ночью?