Шаг за шагом устранялись разногласия, сомнения... Мы приближались к тому моменту, когда станет возможным представить результаты общих усилий, уже почти полугодовых, более широкому кругу специалистов компании - конструкторов, технологов, экономистов, изготовителей.
Наконец, этот момент наступил: мы вновь - на нефтяном юге Америки. Наши кураторы встретили нас тепло и были полны оптимизма.
- Я думаю, - заметил один из наших друзей-менеджеров, - сегодня совещание не будет длительным: вопрос, кажется, ясен. Будем заключать контракт, а затем вместе работать.
Мы с соратником очень старались, делая свои обстоятельные доклады. Ощущали искренний интерес собравшихся. Нас вдохновляли их глубокие, умные вопросы.
Но в разгар совещания руководитель конструкторского подразделения о чем-то пошептался с нашими кураторами, и они, все вместе, тихо удалились, оставив остальных в некотором замешательстве. Прошло полтора часа. Беседа продолжалась, но, никем не управляемая, она потеряла прежнюю целенаправленность и, по-моему, стала скучноватой. Чувствовалось, что оставшиеся в зале представители компании просто не понимают, что происходит сейчас на самом деле и нужна ли еще эта беседа.
Мы и до сих пор не поняли, что тогда произошло. Когда ушедшие вернулись, они были несколько возбуждены, не поинтересовались, как шла дискуссия в их отсутствие, а один из наших кураторов взял слово. Он сказал:
- Мы выслушали интересные сообщения и благодарим наших гостей. Они, понимаю, надеются, что уже сегодня мы оформим наши отношения контрактом. Но, к сожалению, это пока невозможно: компании потребуется дальнейшая экспертиза полученных нами предложений еще в течение около двух месяцев.
Нас по-дружески проводили. И два месяца молчали. А затем мы получили короткое письмо о том, что компания благодарит нас за интерес к ней, но решила прекратить наше сотрудничество...
Такая вот история произошла со мной в Америке. Понимаю, конечно, что простой по событиям этот эпизод моей жизни полон непростой внутренней диалектики. Познать бы ее во всей глубине...
И все же не забыть живого интереса американских асов. Быть может, все получилось предельно просто: подкрепившись нашими откровениями, решили они пойти к намеченной нами принципиальной цели, но без нас. Пойти своим путем. Ну, и нормально - ведь не слабаки же они. И мы подобным "грешили" - разве нет? Изобретения, изобретения... Изредка они - востребованный товар, а чаще, к сожалению (а для человечества, конечно, к счастью), лишь искра для чьего-то творческого возгорания. Не смог бы я вспомнить изобретателя, который не нырял в бездну чарующей патентной информации. Так, воспламеняя друг друга, и служим вместе, неугомонные чудаки, прогрессу. И не угадать, кому посчастливится дойти до того вожделенного творческого результата, который, хотя и не дает покоя конкурентам, уже не может быть эффективно заменен дальнейшими техническими решениями, с каких сторон ни подбирайся.
Впрочем, не исключаю, что наша ситуация была предельно проста по-другому: мы стали полезны американским специалистам лишь тем, что они с удовлетворением осознали превосходство собственных готовых идей по повышению качества скважин перед теми конкурентными предложениями, которые выстрадали мы. Знавали и мы такую радость. Всегда кто-то бывает сильнее - не только в спорте. Но без состязания этого не увидеть...
Так завершились научно-технические поиски в моей жизни. Гуманитарий во мне расправил плечи и заявил, что жаждет обещанной свободы и непременно будет надежно дарить мне в старости стимул для жизни. И я решил не возражать.
3
Я всегда буду помнить два поступка главных редакторов нью-йоркских русскоязычных газет, - поступки, которые коренным образом определили мою счастливую судьбу на американской земле. Возможно, эти люди улыбнутся тому, что их обычные решения относительно меня, принятые в редакционной текучке, я называю с некоторой торжественностью ПОСТУПКАМИ. Но хочется подчеркнуть, что даже совсем не какая-то особенная, но чуткая поддержка человека в нужный момент способна принципиально повлиять на его судьбу. И такую поддержку этими людьми я буду помнить всю оставшуюся жизнь. Знаю, что на неё способен далеко не каждый...
Являясь постоянным жителем Америки в пенсионном возрасте, я всё острее ощущал, что ещё не дожил до такого состояния, когда смогу существовать без всяких творческих нагрузок, то есть быть озабоченным только бытовыми проблемами, как дряхлый старик.
После безуспешной попытки сотрудничества с американской нефтяной компанией я размышлял так. Наряду с научной и изобретательской деятельностью, многие годы пишу стихи и очерки, однажды даже написал киносценарий, но всё это оставалось в ящике письменного стола, а если иногда и публиковалось, то лишь в стенгазете. Я не позволял творчеству в литературе помешать моей сосредоточенной работе по научной тематике. Но литературные пробы и активная работа в качестве редактора стенгазет давали мне, пожалуй, не меньшее удовлетворение, чем дела в науке. Никогда не угасал во мне гуманитарий. Значит, надо попробовать свои силы в русскоязычной прессе Нью-Йорка!
И я написал письма в несколько редакций с предложением своих услуг в качестве журналиста или литературного редактора. В ответ получил полное молчание. Оно продолжалось недели три. Мною овладело уныние: я обретал уверенность, что в нью-йоркской прессе место для меня не найдется. А мне ещё необходима востребованность в творчестве. Значит, впереди - тоскливое, наполненное скукой существование...
Вдруг дома раздался телефонный звонок, и я услышал приятный женский голос:
- Я говорю с Юрием Цыриным?
- Да, это я.
- Юрий, вам звонит главный редактор газеты "Русский базар" Наташа Наханькова. Мы получили ваше письмо, и вот что я предлагаю. Принесите мне какое-нибудь ваше литературное сочинение, лучше всего очерк по близкой вашей душе теме. И мы побеседуем. Согласны?
Как я мог быть не согласен!
Через несколько дней я пришел к ней с отпечатанным на принтере и записанным на дискете довольно объемным лирическим очерком "Милые мои технари". В очерке тепло рассказал о своих замечательных учителях в науке, а также об увлеченных техническим прогрессом инженерах-нефтяниках, без поддержки которых не мог бы добиться реальных успехов на нефтяных промыслах.
Наташа прочитала не более полутора страниц, затем с доброй улыбкой посмотрела на меня и сказала:
- Я давно не получала текстов на таком красивом, сочном русском языке. Этот очерк будет опубликован через три дня, в ближайшем номере газеты. И давайте договоримся: вы станете нашим постоянным автором. Пишите новые очерки или рассказы - я с удовольствием буду их публиковать. И оставайтесь вольным художником, а редакторы и корректоры нам пока не нужны. Успехов вам!
И, немного помолчав, добавила:
- Вы знаете, меня не оставлял в покое прекрасный стиль вашего письма. Именно поэтому я решила пригласить вас. И не зря!
Я не шёл от неё - я, счастливый, летел на крыльях. Могу, могу работать в серьёзной газете!
Творческие идеи стали переполнять мою голову. Я публиковал в "Русском базаре" очерк за очерком. Наташа принимала их безоговорочно. Но тот, первый стал как бы моей визитной карточкой. Представляя меня кому-то, Наташа говорила: "Это Юрий Цырин - автор очерка о технарях..."
Наташа Наханькова (позже ставшая Наташей Шапиро) своей чуткостью и доброй поддержкой буквально подарила мне уверенность в себе и жажду творческой работы в литературе. Низко кланяюсь ей за это!
Я продолжал и продолжал публиковаться в "Русском базаре", но мой аппетит в газетной деятельности разрастался. Мне уже хотелось быть не только автором вольных литературных произведений, но и настоящим журналистом: писать репортажи, аналитические статьи, брать интервью. А еще лучше было бы одновременно работать одним из редакторов в газете - обеспечивать высокий стилистический и грамматический уровень публикаций. Хотелось живого ощущения бурной редакционной деятельности. И начал я, как говориться, "поглядывать по сторонам".
