Разумеется, Щ.И.Т. обнаружил Локи. Разумеется, поверить в такую резкую перемену они не смогли, но Локи был к этому готов. Старк до сих пор не знал, о чем тот говорил с Фьюри за закрытыми дверями, но с тех пор Щ.И.Т. в жизни семейства Локи не появлялся. Все снова улеглось, но тут в Тони проснулось любопытство. От кого у Локи двое детей? И почему Мерфи и Нарви такие разные? Нарви похож на Локи, а вот Мерфи… В легенды Старк не верил и рожающего Локи не мог себе представить даже в страшном сне, но не из воздуха же они взялись? Хотя женщину рядом с Локи Тони тоже представлял себе с трудом. Хотя для того, чтобы ребенка сделать, особых премудростей не надо.
Жаль, но, кажется, сегодня он этот вопрос Локи тоже не задаст. Во-первых, это чревато хорошим ударом справа, а во-вторых… Старк повернулся к затихшему Локи и невольно расплылся в улыбке. Тот спал. Свернувшись и обняв диванную подушку, он уютно сопел и в эту минуту казался таким юным и таким… невинным? Поймав себя на этой мысли, Старк только сердито мотнул головой и осторожно поднялся, чтобы не разбудить спящего. Не рискнув тащить его на кровать, он просто накрыл бывшего бога пледом, почти с нежной улыбкой отведя прядку от лица, и выпрямился. Он редко, но все же оставался здесь на ночь, покорно вытягиваясь на диване, но сегодня его спальное место было занято, поэтому Старк после недолгих размышлений отправился в спальню, попутно заглянув в детскую. Подоткнув одеяла и выключив гирлянду, Тони вышел из комнаты и, добравшись таки до кровати, просто рухнул на нее, вытягиваясь звездой. Потерся щекой о меховое покрывало и закрыл глаза, выдыхая. Забавно… Как мало, оказывается, надо для того, чтобы почувствовать себя счастливым. А через минуту он уже крепко спал, улыбаясь во сне.
========== Часть 1 ==========
- Тебе снова влетит, - коротко заметил Нарви, не отрываясь от электронной книги, в которой увлеченно что-то искал.
- Тебе-то что за печаль? – Мерфи демонстративно закинул ноги на подлокотник дивана, наблюдая за братом сквозь пушистые ресницы. За этот год Нарви вытянулся, повзрослел и Мерфи не мог заставить себя отвести от него взгляд. Черные волосы волной обрамляли лицо, длинные ресницы отбрасывали тень на светлую кожу щек… Изящные четкие скулы, улыбчивый рот и неожиданно тяжелый взгляд ярких зеленых глаз – Нарви притягивал внимание, как огонь притягивает мотыльков. - Почему ты так по этому поводу беспокоишься?
- Может, потому, что ты мой брат и твоя жизнь мне небезразлична? – а вот этого Нарви набрался у Тони. Тот, когда с отцом разговаривает, так же плечами пожимает и голос меняет.
Мерфи поморщился, как от головной боли и отвернулся, закрывая глаза и потирая начавший наливаться синяк на плече. Сегодня ему здорово влетело, отец снова будет ворчать. Где-то в глубине души Мерфи понимал, что тот беспокоится за них, но дух противоречия не давал ему усидеть на месте. Особенно, если где-то вершилась несправедливость. Нет, он не строил из себя супергероя или воина в тельняшке, он даже на Железного человека смотрел без трепета, просто… Просто не мог себя остановить. Сегодня, например, он не стал смотреть, как парни из класса пристают к первогодке, требуя у того денег. Испуганный малыш лепетал, что уже успел купить шоколадку, но здоровые лбы только смеялись и трясли мальчика, как грушу. Одного взгляда на эту картину Мерфи хватило для того, чтобы потерять всякий контроль. Напрасно Нарви пытался его остановить, Мерфи уже не видел ничего, кроме цели. И пусть ему тоже намяли бока, в следующий раз обидчики явно крепко подумают о последствиях прежде, чем приставать к малышам.
Мерфи вздохнул и, сунув наушники в уши, включил плеер, с затаенной болью сквозь ресницы наблюдая за братом. Такой хрупкий и почти нежный на первый взгляд, на поверку Нарви Локинсон оказывался совсем другим. В тонком теле дремала сила, под языком он всегда держал пару колючек, которые безжалостно и точно вонзал в шкуру провинившегося. Он крайне редко и неохотно прибегал к насилию, больше полагаясь на слова, подобно отцу. Когда им было тринадцать, Мерфи считал того слабаком и тряпкой, раз он старался уйти от конфликта или решить дело словами. Мерфи, читавшему взахлеб комиксы и рассказы о супергероях, отец казался бесхарактерным трусом. Когда он поделился своими мыслями с Нарви, тот только покрутил пальцем у виска и демонстративно избегал общества брата целый месяц, а потом Мерфи стал свидетелем небольшой ссоры. Чей косой взгляд на визжащего, словно поросенок толстого капризничающего ребенка не понравился его папочке, Мерфи до сих пор не знал, но у него самого зачесались кулаки, когда эта пародия на человека лениво подгребла к отцу и, цедя слова через губу, посоветовала убраться подальше «задохлику и его выблядкам». Он до сих пор помнил, как побледнел отец, а Нарви стиснул его, Мерфи, руку, но то, что было потом, перевернуло все его представления об отце и мире. Потому что отец не полез в драку, как это, несомненно, сделал бы Мерфи. Он не ушел, но всего парой едких, очень холодных и колючих замечаний превратил наглого, полного раздутого самомнения мужчину в жалкого типа с трясущимися губами. В тот вечер Мерфи, ошарашенный и подавленный увиденным, был непривычно тих и спокоен. Забравшись под одеяло, он пролежал так до поздней ночи и думал-думал-думал. А утром вышел на кухню и, обняв отца, уткнулся лицом ему в грудь, молча прося прощения за сомнения и нехорошие мысли о нем. Что-то сдвинулось в нем в тот момент, когда руки отца легли ему на плечи. Такие теплые, тяжелые, невероятно сильные. В них можно было спрятаться от всего на свете. Они обещали защиту, поддержку, любовь. Все то, что нужно человеку, чтобы чувствовать себя за каменной стеной. С тех пор прошел не один год, но Мерфи до сих пор восхищался отцом. Они оба восхищались. Просто у каждого из них были на то свои причины.
Нарви был очень похож на папу. Внешностью, привычками, рассуждениями. Истинный сын своего отца – он, тем не менее, не мог похвастаться тем, что был его любимчиком. Отец никогда не выделял никого из них. Мерфи не сильно интересовали причины, а вот Нарви, начитавшись умных книг, заявил как-то, что, возможно, дед, которого они никогда не видели и о котором отец никогда не говорил, со своим отпрыском обращался не очень… хорошо. Мерфи кивал, слушая его, а потом звал поиграть в компьютерную игру или прошвырнуться по району. Нарви обычно соглашался. У обоих была куча приятелей и знакомых, и время уходило быстро и весело, но все меняется рано или поздно. Разговоры стали другими, интересы – тоже. Замусоленные номера «Плейбоя» нашли свое место под кроватями, а на стенах рядом с постерами из «WarCraft» появились фотографии полуобнаженных девушек, коими посмеивающийся Тони снабжал их регулярно, пока отец не видит.
Когда случился первый сбой, Мерфи не знал. Не помнил просто. Может, когда понял, что проводить время с братом ему нравится больше, чем в шумной компании малознакомых девиц, готовых на все? Или когда поймал мечтательный взгляд главного тихони школы, обращенный на смеющегося Нарви? Или когда увидел, как Тони Старк целует отца? Не сказать, что последнее сильно шокировало Мерфи, к тому времени уже успевшему поставить парочку экспериментов с собственной ориентаций, да и Тони давно стал членом семьи, но увиденное снова перевернуло его жизнь и вовсе не так, как думалось. Нет, он не стал относиться к отцу или Старку как-то по-другому, просто в его жизни появилось вдруг что-то еще.
Отношения отца и Тони Старка никогда не были идеальными и безоблачными. Железный Человек и его «заклятый друг», как называл Тони отца, частенько оттачивали друг на друге языки, но уже к шестнадцати Мерфи понял, что это не более чем развлечение и возможность «размять» ум. Потому что заканчивалось это всегда одинаково. Старк стискивал руку отца, дергал его на себя и впивался в узкие губы, терзая их до тех пор, пока те не становились красными и припухшими. Все остальное происходило за закрытыми дверьми спальни, за которыми скрывались взрослые, но Мерфи никогда не жаловался на воображение и собственные гормоны, из-за чего частенько приходилось посещать душ. Нет, он не представлял себя на месте отца или Тони, лица вообще как-то размывались. А вот две безымянные мужские фигуры, сплетенные в тесном объятии, возбуждали его неимоверно. Угрызений совести или стыд за собственные желания он не испытывал, философски решив, что если суждено, то так ему и быть, но все снова встало с ног на голову, когда он понял, что эти самые желания и мечты концентрируются на одном человеке. На его брате. Это его Мерфи неосознанно искал в толпе. Это его взгляд пытался поймать. Это от его касаний замирало дыхание и сердце. Красивый, умный, ехидный, яркий … Увидев его другими глазами, Мерфи безуспешно пытался вернуть то, что было до. Он больше не видел, не чувствовал в нем брата. И поэтому отдалялся все больше, боясь, что внимательный Нарви все поймет и выкинет его из своей жизни. Все больше замыкаясь в себе, он словно ходил по замкнутому кругу, злясь на Нарви, на себя и снова на Нарви. Напрасно отец пытался вызвать его на откровенность. Напрасно Нарви пытался достучаться до него. Какую-то часть души обычно такой открытый и добродушный Мерфи спрятал ото всех. Он успешно играл роль, он научился прятать взгляд и мысли. Он научился сосуществовать с человеком, одна близость которого сводила его с ума, но необходимость в постоянном контроле изматывала все больше. Все, о чем мечтал Мерфи – чтобы закончился наконец этот учебный год, и можно было бы уехать в другой город или штат в Университет. Подальше от Нарви. Может, время все расставит по местам. Только иногда… где-то на краю сознания теплилась надежда на то, что, может, это взаимно. Эти мечты вот, эти сомнения. Взгляды Нарви украдкой, касания «невзначай» и сердитое шипение на любую девчонку, осмелившуюся подойти к Мерфи ближе, чем на расстояние вытянутой руки. Иногда Мерфи порывался задать вопрос прямо, и каждый раз отступал, боясь ответа. Он не мог потерять Нарви.
