Санада поднял взгляд. Все, что осталось в его глазах — желание мести. И отчего-то казалось, что месть свершится, рано или поздно. Санада так решил…
Рома медленно выдохнул, закрывая глаза. Отпускало. Медленно, но верно отпускали и чужая боль, и тоска. Только…
— Здесь нет еще двоих, верно? — глухо, не своим голосом спросил он пространство перед собой.
— Ваня и Матей, — голос Анжея совершенно не был похож на мягкий, полный обертонов голос реальности. Здесь он явственно отдавал металлом.
— Мне не нравится эта изнанка планара, — негромко протянул японец и зажмурился, будто потянувшись за кем-то всем собой.
Рома крупно вздрогнул и сжался.
— Я не с вами. Почему я здесь?
— Я думал о тебе, когда меня накрыло, — ответил поляк. — Думал и слушал музыку. Ты ассоциируешься у меня с одной мелодией, так что думаю, я зацепил тебя, когда провалился.
— О, спасибо. Надеюсь, ты не ждешь, что я буду чувствовать себя польщенным, — огрызнулся Рома, садясь прямо на землю. Или что здесь ее заменяло. — Вопрос «где мы» прозвучит глупо?
— Заводь, — снова открыл глаза Санада. — Я думал их давно уже нет в тех частях плана где позволено бывать студентам.
— Ты смотрел м-м-м… «Тихоокеанский рубеж»? — вдруг спросил Анж. — Там есть технология «дрифта», слияние памяти, при котором все, кто входят в дрифт, видят воспоминания, чувства, эмоции других. Похоже, Заводь позволяет слепить из нескольких разумов один. Очень похоже.
— Мы этого еще не проходили, — Рома взъерошил волосы сильным движением. — Черт…
— Не ругайся… — пространство снова дрогнуло. Наполнило голову шумом воды и запахом крови. Матей показался словно из облаков пара. Горячего, липкого, отвратительного, который облизал всю его почти обнаженную фигуру и отступил, заклубившись в стороне. — Ты здесь. Но мы тебя не бросим.
— Потому что маленьких не бросаете, — хмыкнул Силиверстов.
— Что-то вроде, — тонко улыбнулся Анжей, и обеспокоено оглянулся. Не хватало одного. И его отсутствие причиняло ему почти физическую боль.
— Зови его, любимый, — одними губами произнес Матей, и Рома удивленно вскинулся. — Он здесь, я чувствую.
«Ванька… Ванечка, иди ко мне…» — не крик, не голосом. Это разнеслось беззвучным, но такое болезненно-горьким и таким нежным эхом. Анжей звал, звал всем собой, всем, что осталось здесь, на задворках планаров.
Рома поежился, словно этот бесплотный зов был осязаемым. На долю секунды вспыхнуло сожаление о том, что его никто никогда не звал с такой нежностью и тут же угасло, сметенное страхом, что остальные поняли. В ответ пространство словно потекло, и стало вдруг холодно. Заскрипело, как скрипит снег под ногами в морозы, а на щеку легла снежинка. Рома фыркнул и вдруг рассмеялся странно изломанным смехом.
— Добро пожаловать домой, — выдохнул он на последнем глотке воздуха, и из метели выступил Айвен. Ванечка. Сдирая полушубок на ходу, разрывая свой кошмар голыми руками. Быстрым взглядом обвел остальных и обмяк, тяжело прислоняясь к стене. За его спиной бушевал буран, выл ветер, но все это было словно на грани, очень-очень далеко.
— Мы вместе, — странное утверждение, уместно-неуместное. Вот только иней с ресниц таять не желал.
Анжей тут же поймал его в объятия, крепкие, яростные. Обнял, чтоб не отпускать, шептать что-то бессвязное, что отдавалось нежностью во всех, понемногу облекаясь словами:
— Прости, это я виноват… прости, я запаниковал, мне стало страшно, и я не сумел зацепиться… прости, что заставил пережить тебя это снова, я не хотел, мой нежный, не хотел…
— Тш-ш-ш… — Айвен обнял его в ответ сильно, неумолимо, поглаживая по голове. — Это могло случиться с любым из нас. И мы вместе — это главное.
— Тебя накрыло на планаре. Это действительно могло случиться с любым из нас, — Матей выдохнул, оглянулся, и его взгляд ощутимо дрогнул, а вынужденное спокойствие раскололось, обнажив на миг смятение и яркое полыхнувшее чувство, стоило ему увидеть Санаду таким. — Сан…
— Все уже в прошлом, — господин Кунимицу ободряюще улыбнулся, а потом взял его за руку и губами коснулся тонкой линии на запястье. — Ты же помнишь? С ними покончено.
— Но ты помнишь. А я так хотел, чтобы ты забыл, — Матей снова вздрогнул. — Прости, что не рассказывал об этом. Это… не самая лучшая сторона в моей биографии. Родители вынудили свести шрамы, остался только этот. Чтобы я помнил всегда о собственной глупости.
— Все хорошо, Матей, — Санада обнял его, а в следующий момент к ним шагнул и Анжей, потянув за собой Айвена. — Было, да прошло. Мы все вынесли урок из того, что с нами случилось.
— Мы друг у друга есть, — хрипло выдохнул поляк. — И я никому не позволю разбить нас. Ни за что!
Рома отвел взгляд, а потом и вовсе отвернулся. Неуклюже поднялся, безжалостно гася звенящую комариным писком тоску. Пожалуй, Сима может считать себя отмщенным. Большего ощущения чуждости и ненужности он не испытывал никогда. Ему не место здесь. Совсем.
Закрыв глаза, он вскинул лицо, отчаянно пытаясь дозваться хоть до кого-нибудь. Сима, Аян, Фрей, Тимур, Чед… Тимур его оператор, разве не должен он чувствовать хоть что-то? Но в ответ были пустота и тишина. В самом начале его держали, он знал, чувствовал. Так знакомо. Словно руки на плечах или сильные объятия Фрея, спасающего его кошмаров. А теперь… ничего. Словно как только развеялся кошмар, развеялся и Фрей. Ему не за что зацепиться…
И вдруг — рывок. Как болезненный тычок локтем в солнечное сплетение. Так, что вышибло воздух из легких и не давало возможности дышать. И едва слышное, или может, померещившееся «Чтоб тебе, Ромашка, блин…»
Анжей обернулся к нему и ободряюще улыбнулся.
— Все будет, Рома. Просто для вас слишком рано. Не успели вы срастись… мы тоже не сразу совпали.
— Вас тоже кидало от одного к другому? — Рома даже не открыл глаза, отчаянно цепляясь за ускользающее ощущение.
— Нас до сих пор кидает, — Матей прижался губами к виску Санады, а потом — почти точно таким же жестом — к Анжею.
«Где ты, Силиверстов, падлюка мелкая… только появись, и я тебе зад надеру, скотина…»
— Тянет? — понимающе усмехнулся Санада. — Тянись в ответ. Пора бы нам отсюда выбираться. Хватит…
— Не тянет, — одними губами выдохнул Рома. — Я его просто слышу.
— И не потянет, — незнакомый голос раздался слишком неожиданно. Настолько, что Рома сначала даже не поверил. Зато Айвен обернулся сразу.
— Ты кто такой? — на грани грубости бросил он, закрывая собой остальных. — Рома, иди-ка сюда.
Силиверстов хмыкнул, но спорить не стал, настороженно подходя ближе. Матей дернул его за руку, отодвигая дальше, а незнакомый паренек, удобно устроившийся на непонятно откуда взявшемся мусорном баке, только хмыкнул, на удивление тепло.
— Можете называть меня Проводником.
— И ты нас выведешь отсюда? — подозрительно сощурившись, поинтересовался Айвен, откровенно разглядывая нового знакомца. Стильно покоцанные джинсы, «солдатские» ботинки с высокой шнуровкой, вылинявшая куртка-балахон и короткий ежик светлых волосы — парень выглядел… обычно. Вот только взгляд за стеклами очков был странно тяжелым.
— Может быть. А может быть и нет.
— Да, нет, не знаю… мутный ты тип, Проводник, — Анжей склонил голову, и устроил подбородок на плече Айвена. Очень естественный жест. Привычный. — Тебе-то что за радость тут торчать? Ладно мы тут проездом, так сказать. Ну, а тебе?
— Может, я бесплатное приложение? Или ваш общий глюк? — Проводник провел по волосам, разглядывая их в ответ. — Или попал сюда так же, как и вы? Какой там год, кстати?
Рома похолодел, а Айвен заметно вздрогнул.
— Вот только не надо, — поморщился Анж, обнимая Ивана за талию обеими руками. — Сейчас, погоди, настроюсь и начну дрожать коленками. Даже миражи и глюки одинаковыми у двоих человек не бывают. Различаются в деталях или в целом. Я тоже многое могу нафантазировать, воображение богатое… ты не глюк. Год, скорее всего, все тот же, может только пара дней прошла, или нас замкнули в кольцо и пытаются достать отсюда. Я видел, как за нами нырнул препод метатренинга, некий господин Лемешев. Так что, пан, не знаю, как там тебя зовут, давай расклад. Чего ты от нас хочешь. Просто так никого глюки или посетители в Заводях не посещают.
