В целом литературе первого этапа отечественной и зарубежной историографии свойственны описательность, схематичность, отсутствие достаточной документальной базы, односторонний идеологизированный подход к исследованию организации и деятельности органов государственной безопасности.
Второй этап в развитии историографии российских спецслужб, в первую очередь советских, – это вторая половина 1950-х – вторая половина 1980-х гг. Большую роль в развитии исторической науки сыграл ХХ съезд КПСС. Исследователям открылся более широкий доступ к архивным документам, улучшилось издательское дело. Повышение активности историков привело к количественному и качественному росту литературы о деятельности органов государственной безопасности. Устранение имевшего место субъективизма, который отрицательно сказался на состоянии исторической науки, открыло обширные возможности для объективного освещения и анализа всех событий. Появился целый ряд публикаций, свидетельствующих о расширении масштаба работ и проблематики. Произошли большие сдвиги в методологии исследований.
Выход в свет нескольких обобщающих работ свидетельствовал о попытках создания целостной концепции роли, места и основных направлений деятельности ВЧК[23]. Эти научные труды выгодно отличались от работ, опубликованных в предыдущие годы: в них широко использовались архивные документы, периодическая печать, мемуарная литература; значительно расширилось количество рассматриваемых вопросов.
Однако указанным работам были свойственны существенные недостатки. Так, теоретической основой исследований являлась концепция развития и деятельности советской спецслужбы, сложившаяся в 1930–1950-е гг. Угрозы безопасности СССР в предвоенные годы совпадали с установками, выдвинутыми И.В. Сталиным. Карательная политика внутри страны рассматривалась и исследовалась как необходимая функция ликвидации контрреволюции, пронизывавшей, по представлению партийно-государственного руководства, все сферы жизнедеятельности советского общества[24].
В этот период стали также появляться статьи, издаваться документально-публицистические сборники и книги, в которых освещались отдельные вопросы истории органов госбезопасности: биографии отдельных руководителей и оперативных сотрудников[25], создание и деятельность ЧК в отдельных регионах страны[26], обеспечение безопасности советских вооруженных сил[27], операции советской внешней и военной разведок[28] и др., при подготовке которых журналистами и ветеранами спецслужб были использованы некоторые фонды государственных и ведомственных архивов, хотя ссылки на источники в большинстве работ не приводились. За исключением нескольких работ[29] сюжеты создания и деятельности органов ВЧК в годы Гражданской войны в этих изданиях либо не получили освещения, либо затронуты попутно и схематично.
Вместе с тем указанные издания не свободны от политических шаблонов, в них отсутствует критический анализ, а отдельные из них грешат против исторической правды при рассмотрении, например, причин, масштабов и последствий массовых репрессий. В научной литературе концепция о роли ВЧК как необходимом инструменте защиты завоеваний революции не претерпела существенных изменений. Наоборот, наметилась тенденция приукрашивания работы чекистов в годы Гражданской войны, как противопоставление «кровавому периоду» 1930-х гг.
После ХХ съезда КПСС центр тяжести в изучении деятельности органов госбезопасности до Великой Отечественной войны сместился в основном в сторону исследования репрессий в отношении видных военных и государственных деятелей.
На данном этапе Белое движение и его спецслужбы по-прежнему оставались вне рамок самостоятельного исследовательского процесса. Вместе с тем советские исследователи не могли обойти стороной белогвардейские карательные органы при изучении большевистского подполья. Так, И.Ф. Плотников пишет о создании при правительстве А.В. Колчака органов контрразведки, политического сыска и милиции[30]. Другой советский историк – М.И. Стишов – в своем научном труде, выполненном на обширной источниковой базе, объективно отразил причины провалов многих подпольных организаций, вызванных, по его мнению, бдительностью сотрудников белогвардейских спецслужб[31].
Отдельные зарубежные исследователи, так же как их советские коллеги, белогвардейские спецслужбы рассматривали в рамках научных проблем, связанных с Гражданской войной в России. Одним из немногих зарубежных исследователей, кто обратился к контрразведке Белого движения, является французский историк Н.Г. Росс. Раскрывая различные стороны деятельности генерала П.Н. Врангеля (проведение военных операций, осуществление внешней и внутренней политики и т. д.), ученый акцентировал внимание на принятых главнокомандующим Русской армией мерах по контролю над контрразведкой со стороны правоохранительных органов, которые, по его мнению, способствовали оздоровлению обстановки в белогвардейских спецслужбах. В книге в описательной форме отражена борьба врангелевской контрразведки с большевистским подпольем[32].
Более значительный вклад зарубежные исследователи внесли в изучение истории советской политической системы и ее спецслужб.
С конца 1940-х гг. в связи с изменившейся ролью Советского Союза на международной арене в обстановке «холодной войны» в западной историографии СССР произошли существенные изменения. Правительство США, понимая необходимость подготовки кадров, пригодных на роль политических советников, выделило гранты государственным и частным университетам и колледжам, что дало толчок развитию программ по изучению России[33]. Произошел процесс синтеза различных направлений историографии СССР в самостоятельную отрасль, названную советологией.
Американские советологи сформулировали концепцию тоталитаризма[34], которая стала на многие годы методологической основой изучения советской истории.
Несмотря на существовавший политический нажим и незначительное количество доступных источников[35], в рамках тоталитарной концепции было подготовлено немало работ по советской истории[36].
Сторонники этой концепции утверждали, что захват большевиками власти был случайностью, результатом заговора, а удержание власти и победа в Гажданской войне объяснялись главным образом чрезвычайными мерами и «красным террором». По их мнению, хотя советский тоталитаризм достиг крайней формы при И.В. Сталине, его основа была заложена В.И. Лениным[37]. Сталинизм рассматривался как логическое продолжение революции и ленинской теоретической концепции и политической практики[38]. Например, американский историк Р. Дэниелс считал, что «большевистская революция отнюдь не должна была случиться, в действительности она была причудливой игрой случая». Он называл революцию «исторической аномалией»[39].
Господство тоталитарной школы (хотя она не была единой) продолжалось вплоть до конца шестидесятых годов. Существенное обновление историографии, как считает профессор Калифорнийского университета П. Кенез, почти не связано с событиями в Советском Союзе, оно было следствием брожения в западных обществах, прежде всего в США. Доминирующей чертой молодого поколения западных историков было неприятие так называемой тоталитарной концепции, разделяемой главным образом старшим поколением историков, сформировавшимся в 1940–1950-е гг.[40]
