– Разумеется, не я, – возмущенно ответила леди Денвилл. – Возможно, я и недалекая особа, но никто никогда не обвинял меня в вульгарности.

– Никто этого и не говорит, – раздраженно произнесла почтенная вдова, возможно, впервые в жизни немного смутившись. – Все уже знают, что за сообщение в газете несет ответственность Альбиния. Конечно, ее вина пока не доказана, но я не из тех, кто не замечает того, что яснее ясного. Это ее затея. Нет ни малейшего сомнения. Я сразу же направила ей письмо, в котором уведомила интриганку, что обо всем знаю. Она даже не посмела написать мне в ответ хоть слово в свое оправдание. И ежели воображает, что, родив наследника лорду Стейвли, больше не услышит упрека с моей стороны, то очень скоро поймет, сколь глубоко ошибается. Однако, – продолжала почтенная вдова, вновь принимая вид светской дамы, – я была бы весьма вам обязана, если бы вы потрудились вспомнить: все приглашенные члены нашей семьи знают, что именно графа Денвилла они видели в доме моего сына и что именно граф Денвилл сделал предложение Кресси.

– Ну и что? – промолвил сэр Бонами, продолжая действовать старухе на нервы своим ничего не выражающим взглядом. – Я не думаю, что они проболтаются посторонним насчет того, как их обманули. Они будут поступать так, как вы им скажете, миледи.

– Не все, – неожиданно ответила старуха. – Стейвли решил пригласить к себе всю родню со всеми их отпрысками. Кое-кого из молодого поколения я вообще ни разу дотоле не видела… не видела и не желаю видеть впредь.

– Совершенно верно, – промолвила леди Денвилл. – Особенно несносен был тот надоедливый молодой человек, который приставал к Киту с предложением купить у него лошадь. Насколько мне известно, бедный Эвелин приобретать ее не собирался.

– Лактон! – воскликнул Эвелин. – Кестер! Неужели ты согласился?

Кит, сидевший в отдалении от остальных, ответил:

– Ничего не оставалось, как покупать.

– Простак! – сказал Эвелин. – Жалкая кляча, а не конь! Почему ты не посоветовался с Челлоу?

Ответа не последовало. Кит, нахмурившись, задумался о чем-то. Он не принял никакого участия в последовавшем оживленном обсуждении, однако, чтобы не казаться совсем равнодушным к спору, пару раз поднимал голову, отрывая взгляд от созерцания своих сложенных вместе рук и глядя на лица собравшихся… Несмотря на все выказанное Китом «вероломство», почтенная вдова была бы не против видеть свою внучку замужем за ним, однако соображения высшего порядка и светские приличия не давали ей тотчас же дать согласие. К мнению света лично она оставалась равнодушна, однако и пятнать доброе имя семьи почтенная матрона никому бы не позволила. Леди Денвилл была твердо убеждена в том, что следует как-то скрыть от общества подоплеку происходящего. Вот только графиня не знала как. Эвелин, понимая, что огласка может самым роковым образом повлиять на дипломатическую карьеру Кита, с тяжелым сердцем и видимой неохотой встал на сторону почтенной вдовы и несказанно удивил сэра Бонами, усомнившись в утверждении столь опытного знатока высшего общества по поводу того, что свет воспримет их авантюру как не более чем милый, ничего плохого собой не представляющий розыгрыш.

– Но вы и прежде разыгрывали людей, – возразила Кресси. – Неужели свет будет так уж сильно шокирован?

– К сожалению, будет, – резко ответил Эвелин. – Господи правый, Кресси! Я был куда лучшего мнения относительно вашей сообразительности! Прежде мы такое делали исключительно ради развлечения. Розыгрыш – это одно, а тут дело серьезное.

– Милый мальчик! Именно об этом говорит Кит, – с несколько виноватым видом заявила леди Денвилл. – Мне с самого начала не следовало просить его о помощи. Это моя вина… Я только думала, что, случись такое, ты бы ради брата тоже пошел на обман.

Быстрая перемена в выражении его лица выдала разницу, существующую между взрывоопасным характером Эвелина и более уравновешенным Кита. Складки озабоченности, прежде пересекавшие его лоб, разгладились. В глазах затанцевали бунтарские огоньки. Лицо приняло бесшабашное, веселое и дерзкое выражение. Граф рассмеялся.

– Вы не ошиблись, дорогая, – сказал он матери. – Я бы поступил так же, не раздумывая! – Бросив полный дерзости взгляд в сторону почтенной вдовы, Эвелин обратился к ней: – С таким же успехом, мадам, вы могли бы порицать моего брата за то, что он дышит. Кестер просто не мог поступить иначе, не мог не прийти мне на помощь. На его месте я сделал бы то же самое. Однако, насколько я его знаю, брат с великой неохотой занял в тот вечер мое место, подчиняясь лишь крайней необходимости. Случись мне влезть в его шкуру, ни малейшей неловкости я не испытал бы. Не знаю, смог бы проделать все столь же искусно, как это, видать, удалось Кестеру, но я, безусловно, получил бы несказанное удовольствие от такой проказы, а ему приключение не доставило никакой радости.

– Без сомнения, – отрезала леди Стейвли. – Ваш дядя Брамби мог бы не рассказывать мне о том, что ваш брат стоит дюжины таких, как вы, молодой человек. У меня самой есть глаза.

– О, всякий подтвердит правоту его слов, мадам! – весело заверил ее Эвелин. – Я знаю только двух людей, которые стали бы отрицать столь очевидную истину: это сам Кестер и моя матушка, для которой мы оба вне критики. Конечно, мы не столь совершенны, как кажется маменьке, однако, поверьте, леди Стейвли, ни он, ни я не пошли бы на подмену, знай мы, что это когда-нибудь выплывет на поверхность или обман придется поддерживать столь долго. Мой брат отправился в тот вечер к вам, свято веря, что либо я забыл о званом обеде, либо случилось нечто непредвиденное, что задержало меня, и я обязательно объявлюсь в самое ближайшее время. Со мной действительно стряслась неприятность: вследствие несчастного случая я потерял сознание и пролежал так несколько дней. Когда же пришел в себя и понял, что назначенный день давным-давно минул, я решил, что снова все испортил, впрочем, по правде говоря, я был слишком слаб, страдал после падения, так что это особо не заботило меня. Если бы я знал, что мой брат сейчас в Англии и отчаянно борется, спасая мою честь, то поспешил бы, но я ничего не знал до тех пор, пока не увидел ту заметку в газете. К тому времени Кестер преуспел в своем маскараде, ибо, раз вступив на эту дорогу, он уже не смог с нее свернуть. А еще брат понял, что раскрой он правду сейчас, и последствия для меня будут еще хуже, чем если бы он вообще не пытался мне помочь… К тому же он влюбился в Кресси, а она – в него. Но я хочу, чтобы вы поняли, мадам: он всего лишь желал спасти мою честь.

– И мою, – вставила девушка. – Я об этом уже думала… И крестная так считает… Что бы ни случилось дальше, я должна быть весьма признательна им за то, что они избавили меня от унижений, которые ожидали бы меня, если бы никто в тот день не приехал.

– Очень благородно, – признала вдовствующая особа, а затем жалобным тоном пожилой леди, вот-вот готовой свалиться с ног от полного телесного истощения, добавила: – Я не желаю больше слушать эту несусветную чушь. Найдите выход из затруднительного положения, в котором мы оказались, а не болтайте об одном и том же. Ежели вам это удастся, вы получите мое благословение. Пускай Кресси выходит замуж за вашего брата. Это мое последнее слово!

– Ну, коль так, то надо – значит надо, – сказал Эвелин. – Однако я пока считаю, что Кестеру следует продолжать быть мной, а я стану им.

Вдовствующая леди бросила на графа пренебрежительный взгляд. Кресси рассмеялась. Сэр Бонами не обратил на его слова никакого внимания. А вот леди Денвилл с серьезным видом произнесла:

– Нет, дорогой, об этом и речи идти не может! Представь только, как трудно тебе будет в Вене! Выдавать себя за Кита! Ты же, дорогой, ничего не знаешь о внешней политике, даже не ведаешь, кто есть кто в ней.

– Святые небеса! Не будьте столь наивной! – вспылила почтенная вдова, вновь рассердившись. – Ежели вы, лорд Денвилл, ничего не можете придумать умнее, чем отпускать дурацкие шутки…