– Никакого беспокойства вы мне не приносите, – ответила леди Денвилл. – Я хочу лично удостовериться, что у вас все в порядке. Никогда нельзя быть точно уверенной в том, что прислуга не подаст горячее молоко с этой ужаснейшей пенкой либо не нагреет постель слишком рано.

– Боже правый, Амабель! Моя служанка со всем прекрасно справится, – слегка презрительно сказала почтенная матрона, а затем недовольным тоном добавила: – Все же вы весьма добрая особа. Этого у вас не отнять. – Некоторое время леди Стейвли хранила молчание, а когда они взошли по лестнице на второй этаж, она промолвила: – Хорошо придумали, что посадили молодых людей играть в эти глупые игры. Нечасто я видела мою девочку в таком веселом расположении духа. У нее дома немного поводов для веселья.

– Жаль, вы не слышали, как она шутит… Милая Кресси! Она всех нас заразила своим весельем, даже моего мрачного племянника…

Леди Стейвли хмыкнула.

– Терпеть не могу ничтожеств, изображающих из себя заправских щеголей… – Почтенная матрона остановилась у двери своей спальни. – Однако, Амабель, ваш сын мне определенно по душе.

– Спасибо, – блеснув глазами, на которых выступили слезы, сказала леди Денвилл. – Ни у кого нет таких сыновей, как у меня!

– Не глупите, – жестко заметила вдовствующая леди. – Не понимаю, с чего тут плакать. Я буду рада, если девочка привяжется к Эвелину и согласится выйти за него. Он будет мужем, о котором большинство из нас грезит и которого немногим удается заполучить. А теперь ступайте. Не знаю, как остальные, а сэр Риппл точно сейчас думает о том, как бы подкрепиться.

Какие бы тайные стремления ни лелеял сэр Бонами, джентльмен был слишком хорошо воспитан, чтобы дать посторонним о чем-нибудь догадаться. Леди Денвилл застала его за светской беседой с леди Тэтчем. Последняя под влиянием благодушия сэра Бонами вскоре пришла к мнению, что презрение ее супруга по отношению к сэру Рипплу и прочему окружению принца-регента, зачастую высказываемое вслух, не вполне справедливо.

Игра в спекуляцию подошла к завершению. Кресси, благодаря советам Козмо, вернула часть своего проигрыша. Тот, обойдя стол, уселся подле нее. Хотя ставки были смехотворно малы, мистер Клифф не смог спокойно смотреть, как мисс Стейвли пускает на ветер фишки из-за недостатка, как он выразился, расчетливости. Его непочтительный племянник, впрочем, впоследствии отозвался об этом порыве своего дяди как об инстинкте лавочника.

Непринужденность царила и за вторым поздним ужином. Обильное угощение вкупе с семью милями дороги, отделяющими Рейвенхерст от дома Тэтчемов, помогли хозяйке уговорить их остаться на ночь. Что же до обилия блюд, созданных кулинарным гением мистера Долиша, начиная от омаров и заканчивая разнообразными пирожными, желе и кремами, которые младшие члены компании поглощали с нескрываемой прожорливостью, то здесь никого уговаривать не пришлось. Первыми ко сну отошли Тэтчемы. Мистер Эдвард Тэтчем, глядя на хозяйку с юношеским обожанием, заявил, что он провел чудеснейший вечер, и галантно поцеловал ее руку. Леди Денвилл проводила свою невестку и Кресси до их спален. Киту же пришлось возвратиться к заставленному недоеденными блюдами столу, за которым восседали оставшиеся джентльмены. Эмброуз пребывал в хмуром расположении духа – отец отчитал его за то, что тот выпил рюмку крепкого, выдержанного коньяка, предложенного ему хозяином дома. После этого Козмо принялся произносить себе под нос речь, предназначавшуюся сэру Бонами, а тот, пропуская слова зануды мимо ушей, наслаждался букетом своего бренди, изредка кивая головой для того, чтобы мистер Клифф поверил, будто он внимательно слушает его.

При появлении Кита сэр Бонами устремил взгляд своих маленьких глазок в его сторону и произнес:

– Отличный ужин и весьма приятный вечер.

– Спасибо, сэр, но это целиком и полностью заслуга моей матушки, – сказал Кит.

– Совершенно верно! Абсолютно точно! Изумительная женщина! Равной ей на свете просто не существует, – произнес сэр Бонами. Толстяк слегка приподнялся в своем кресле, стараясь дотянуться до кармана, в котором лежала его табакерка. – К тому же столь же прекрасна, как и в тот первый день, когда я увидел ее… Нисколько не постарела… Вас тогда и на свете еще не было…

Вспомнив, что ему советовал Фимбер, Кит выудил из кармана табакерку, заблаговременно припасенную для такого случая, открыл крышку и протянул ее сэру Бонами.

– Не угодно ли попробовать моего табака, сэр? – спросил молодой человек.

Кит тотчас же понял, что допустил какую-то оплошность. На несколько секунд ничего не выражающий взгляд джентльмена остановился на табакерке и только после этого переместился на лицо человека, протягивающего ее.

– Красивая табакерка… Сдается, вы купили ее в Париже, когда ездили навестить брата? – произнес сэр Бонами.

– Сдается, да, – согласился Кит.

Ни один мускул на его лице не дрогнул. Сэр Бонами взял понюшку табака.

– Работа Бернье, – со знанием дела произнес он. – Вы показывали мне ее после возвращения.

Кит промолчал.

Когда чуть позже сэр Бонами навестил Кита в огромной комнате, традиционно служившей спальней графам Денвиллам, тревога молодого человека лишь усилилась. Фимбер как раз снимал с него сюртук, а толстяк к этому времени уже успел освободиться от железных объятий своего корсета и жестко накрахмаленного воротничка, облачившись в халат из плотной парчи столь богатой расцветки и столь оригинального фасона, что его объемистая фигура вследствие этого стала еще более импозантной и величественной.

– Хочу перекинуться с вами парой слов, – заявил он.

Фимбер с бесстрастным выражением лица удалился в гардеробную.

– Чего изволите, сэр? Что-нибудь не в порядке? – чувствуя, как теряет почву под ногами, произнес Кит.

– Табак пересушен, – хмуро взирая на молодого человека, промолвил сэр Бонами.

– Господи! Неужели пересушен? Прошу простить меня за эту оплошность.

– Хочу, чтобы вы вняли моим предостережениям, мальчик мой, – игнорируя реплику Кита, произнес сэр Бонами. – Не знаю, что за проказу вы затеяли (это не мое дело), но коль намереваетесь и впредь дурачить людей, притворяясь лордом Денвиллом, то не предлагайте пересушенный табак и не открывайте табакерку двумя руками.

– Вот оно что, – хмыкнул Кит. – Я понял, что выдал себя, но не знал, каким образом.

– Черт возьми, Кит! Эвелин освоил трюк, изобретенный Бруммелем. Крышку табакерки он открывает большим пальцем той руки, в которой держит ее. Хорошенько запомните это.

– Запомню, сэр, – пообещал Кит. – Благодарю вас… Мне кажется, вы ждете от меня объяснений…

Сэр Бонами остановил его взмахом руки.

– Нет, не жду, – произнес он поспешно. – Я уже говорил, что не собираюсь лезть в чужие дела, тем более, уверен, эта затея весьма сомнительного свойства.

– Не столь сомнительна, как может показаться непосвященному, – возразил Кит.

– Если она даже вполовину столь сомнительна, я все равно не желаю иметь ничего общего с ней, – без обиняков ответил сэр Бонами. – Я вас с Эвелином хорошо знаю… и сюда приехал не для того, чтобы валять дурака. Коль Эвелину не удалось отвадить меня из вашего дома за все прошедшие годы… а он не раз пытался сделать это, то уж вам и подавно не удастся.

– У меня и в помыслах нет подобного, сэр, – мягким тоном произнес Кит.

– Теперь я припоминаю, что вы никогда не строили при моем появлении такую гримасу на лице, словно вам сунули под нос перец, в отличие от вашего развеселого братца, так что, думаю, вы вполне искренни со мной. Если начистоту, именно это вызвало у меня подозрение. Вам не следовало вести себя так, словно вы рады видеть меня. Юный лорд Денвилл достаточно хорошо воспитан, но иногда позволяет себе лишнее.

– Неужели? Обещаю перевоспитать его, – улыбнувшись, промолвил Кит. – В любом случае я просто не мог себя так вести… И еще… я весьма вам признателен за то, что вы приехали и поддержали нас… Я и прежде знал, что мне нечего опасаться, даже если вы обо всем узнаете.