Это была смесь ора, блеяния, лая и топота множества ног. Звук возник разом и на полную громкость, продлился несколько секунд и потом замер.

Но к этому моменту все, кто был в Усадьбе, подскочили с постелей. Набросив кое-какую одежду, обитатели дома спешно спустились на первый этаж. Там уже буянил Фермер с Уолл-стрит — ломал дверной засов, не в силах разгадать его секрет.

— Это же мое стадо! — закричал он при виде хозяев. — Ваш чертов пес добрался-таки до него! Я слышал, как блеяли бедняжки, и слышал, как он рычал на них. Они обошлись мне…

— Если вы говорите о Лэде, — вспылил Хозяин, — то он…

— Вот фонари, — вмешалась Хозяйка. — Давайте-ка я открою дверь. Я справлюсь с этим засовом.

Они вышли в темноту и чуть не столкнулись с Макгилликадди. Шотландец, разбуженный шумом, как и все остальные, уже успел наведался к загону и возвращался с сообщением, что все овцы разбежались.

— Это колли! — брызгал слюной Макгилликадди. — Вот клянусь. Точно знаю — он. Я с самого начала раскусил его, по тому как он пялился на наших овец, днем еще. Он…

— Вот и я так сказал! — ревел Фермер с Уолл-стрит. — Грязный убийца! Сначала он хотел убить Морти. А теперь разделался с моими овцами. Вы…

Хозяин пытался что-то возразить. Но из темноты протянулась узкая белая ладонь и мягко прикрыла ему рот.

— Вы говорили мне, что он всегда спит под пианино в вашей музыкальной комнате! — обвинял гость хозяев, пока все четверо шли к загону, освещая путь электрическими фонариками. — Так я заглянул туда. Под пианино его не было. Он… он…

— Лэд! — позвал Хозяин. И еще раз, во все горло: — Лэд!

Далекий рык, короткий лай, потом невнятная суматоха — и через какое-то время на самом краю пятна света от фонарика показался Лэд.

Только мгновение постоял он там, а потом развернулся и исчез в темноте. А Хозяин не смог позвать его обратно — у него пропал дар речи. Облик большого колли, подсвеченный безжалостным сиянием электричества, погрузил всю группу в потрясенное молчание.

Лэд отчетливо был виден в луче света. Его обычно ухоженная шуба была вся всклокочена. Глаза горели огнем. И — его морда была красной от крови. Все успели увидеть это до того, как колли убежал.

Первым звуком, нарушившим молчание, был стон — это застонал Хозяин от сердечной боли. Собака, которую он любил, оказалась убийцей.

— Это неправда! Неправда! — твердо заявила Хозяйка.

Фермер с Уолл-стрит и Макгилликадди уже припустили бегом. Пастух отыскал на земле следы множества маленьких копыт и пошел по ним. Гость, ругаясь и тяжело дыша, не отставал от него. Хозяйка и Хозяин составляли арьергард.

С замиранием сердца они вглядывались в темноту, страшась увидеть растерзанное тело овцы или иные свидетельства бойни. Но ничего такого не попадалось им на пути, проложенном овечьими копытами.

Через четверть мили этот путь закончился.

Все четыре фонарика одновременно осветили небольшой пригорок на лугу у окраины леса. Обычно этот пригорок был зеленым. Теперь он побелел.

На его невысоких склонах сгрудилось стадо овец — плотно, будто стянутое веревкой по периметру. На вершине холмика восседал Лэд. Он сидел в странной позе, одной снежно-белой лапой прижимая что-то к земле. Что именно он прижимал, нельзя было сразу разглядеть за кудрявыми спинами, но во всяком случае не овцу.

Фермер с Уолл-стрит прервал удивленную немоту невнятным мычанием.

— Ну, это да! — не очень уважительно перебил его пастух, который успел уже обойти пригорок и произвести пересчет голов. — Ни одна штука не пропала, ни одна — коль я верно все увидел — не поранена. Все двадцать тута.

Фонарик Хозяина нашел между овцами щелочку, сквозь которую его луч смог осветить вершину пригорка. На свету стало ясно, что под лапой Лэда корчится перепуганная Мелисанда — прусская овчарка стоимостью одна тысяча сто долларов.

Макгилликадди крякнул и отправился вокруг пригорка со второй, более тщательной проверкой. Когда он вернулся, то лицо его было мрачнее обычного.

Даже прежде чем пастух рассказал о результатах осмотра, Хозяин сам догадался о ключевых моментах загадочного происшествия.

Мелисанде наскучило сидеть на привязи, и она перегрызла поводок. В поисках развлечений она отправилась к загону. Там она легко сбила носом задвижку — ту самую, курам на смех, — на калитке. И тут с веранды прибежал Лэд.

Сначала он попытался просто отогнать потенциального убийцу от блеющих жертв. Лэд был ветераном нескольких серьезных битв, однако Мелисанда не была для него достойным противником, даже если не принимать во внимание ее пол. Вел он себя соответственно. Она же цапнула его в нижнюю челюсть и оставила там глубокую рану. Во время собачьей потасовки овец охватила паника, они выскочили из загона и разбежались.

Не забывайте, пожалуйста, что десятью часами ранее Лэд вообще не знал, что такое овца. Но что миллионы его предков зарабатывали у людей корм и кров своим почти сверхъестественным мастерством собирать скотину в стадо. Опыт прошлых поколений жил в инстинктах большого колли, и в нужный момент он проснулся.

Гоня испуганную и присмиревшую Мелисанду перед собой — до чего же надоедливая собачонка, думал, должно быть, Лэд, — колли стал собирать рассыпавшееся по полю стадо. Процесс был в разгаре, когда пса позвал Хозяин. Сбегав на зов и убедившись, что повторной команды не последовало, колли вернулся к своему занятию.

Менее чем за пять минут двадцать беглецов были сбиты в круг на пригорке. И тогда, по-прежнему держа прусскую овчарку под контролем, в центре круга устроился и сам Лэд.

Овец он согнал и не давал им разбегаться, но далее первобытные инстинкты его не вели. Лэд понятия не имел, что делать с собранной скотиной. Поэтому он просто караулил стадо в ожидании, когда люди наконец закончат громко трещать и снимут с его плеч эту заботу.

Макгилликадди осмотрел каждую овцу по отдельности и ни на одной не обнаружил ни царапины, ни пятна. Он изложил свои соображения о том, что произошло, по существу они сводились к тому, что было описано выше.

Закончив говорить, пастух стал смущенно оглядываться, как будто набирался храбрости перед щекотливым делом. Из-за восточных гор растекался жидкий желтый рассвет и бросал на угрюмый морщинистый лик шотландца призрачный отблеск. Глубокий вдох, и вот он решился: подошел к Лэду, упал на одно колено, чтобы его глаза оказались на одном уровне с беспечно-внимательным взглядом колли, и с чувством произнес:

— Лэд, ты-то смелый, смелый пес. Ой, да ты умный пес! Смекалистый ты, Лэд! Не встречал я таких еще по эту сторону от Керкоди[9]. Коли примешь ты извинения старого дурня за то, что зря порочил тебя, коли примешь руку старого дурня в знак доброй дружбы, то-то я порадовался бы, Лэд. Что прошло, то прошло, а? Ну что, мир?

Да, речь вышла смешной, но смеяться никому не хотелось, даже Фермеру с Уолл-стрит. Пастух был исключительно серьезен и уверен в том, что Лэд поймет его слова.

И Лэд понял. С торжественным видом он выпрямился. Важно положил одну белую лапу в корявую ладонь, которую протянул ему коленопреклоненный пастух. Его глаза сверкнули мудрым дружелюбием, когда встретились с восхищенным взором старика. Два прирожденных пастуха смотрели друг на друга.

Наконец Макгилликадди резко поднялся и хмуро обернулся к Хозяину.

— Так разумею, сэр, нечего и спрашивать, продадите вы его или нет, — проворчал он. — Но… но я поздравляю вас с такой собакой.

— Вот это правильно! Макгилликадди, ты прав! — закричал Фермер с Уолл-стрит, уловив лишь часть того, что сказал пастух. — Отличная идея! Он хороший пес. Теперь я это вижу. Я судил предвзято и открыто признаю это. Замечательный пес. Сколько вы за него хотите? Или… знаете что, у меня есть идея получше! Хотите, я выменяю его у вас — на Мелисанду?

Хозяин опять разинул рот, и множество едких слов столпились у него в горле. Прежде чем хоть одно из них успело вырваться, Хозяйка воскликнула: