— Пэдди Сильвер, — хмыкнул Кен. — Этот парень был твердый, как тиковое дерево. Отличный парень этот старый Пэдди.

— Значит, вы один из них, — резюмировала Трейси, постукивая ножом по ладони. — За эти годы я видела таких, как вы.

— Какой же я? — спросил я.

Я не хотел с ней спорить. Но чувствовал, что не могу сдержаться.

Она поглядела на отца.

— Человек, который считает, что старый орден, который он сунул в ящик, имеет вселенское значение. — Она зло усмехнулась. — Что ж, спасибо, что зашли, мистер Сильвер, и спасибо за ваш неуместный подарок, который, я уверен, был сделан с самыми лучшими намерениями. Но позвольте мне сказать вам кое-что о моем папочке, чтобы вы не тешили себя иллюзиями.

— Иэн! — рявкнул Кен. — Этот чертов чай готов?

Из кухни раздался жалобный голос сына:

— Сейчас, папа.

Трейси шагнула ко мне, уронив руку с ножом. Я хотел сделать шаг назад, но стоял как завороженный.

— Он не герой, — отчеканила дочь старика. — И он не ваш отец. Так что если вы ищете героя или отца, вы попали не по адресу. Он просто глупый эгоистичный старик, который ждет смерти.

Она направила на меня кончик ножа:

— Можете взять его себе.

Я стоял в дверях комнаты сына, не включая свет. Везде были «Звездные войны». До сих пор все было в «Звездных войнах». Неужели у него не появилось других интересов?

С потолка свисали серые пластиковые звездные истребители и большой звездолет «Миллениум фэлкон». Над узкой кроватью — соответствующий постер. Люк, который целится в камеру, по бокам от него Хан Соло, размахивающий световым мечом, светящимся розовым, — неужели Хан Соло когда-нибудь пользовался таким мечом? Что-то не помню — и принцесса Лея, стреляющая из бластера. Знаменитые эпизодические персонажи — Оби Ван Кеноби, два робота-андроида и Чубакка. А выше всех — очертания святого покровителя паршивых отцов — Дарт Вейдер, безучастно глядящий на Звезду Смерти.

Комната как будто законсервировалась. Словно остановились часы. Казалось, что время замерло на той поре, когда мой сын был маленьким, когда все было легко и просто.

Он стал оставаться у Джины на ночь. С трудом, но он успевал добраться в школу из Сохо в Айлингтон. Если он пропускал завтрак или перехватывал в метро миндальный круассан, то приходил в школу вовремя. Мать не подвозила его до школы. У Джины не было машины. Насколько я знал, отсутствию машины было множество причин — потому что, если живешь в Сохо, всюду можно дойти пешком; потому что она боялась водить и еще больше боялась парковаться. Поэтому я держал рот на замке. А Пэт начал чувствовать себя у Джины как дома.

Сид подошла и обняла меня. Мгновение спустя между нами втиснулась Джони, одетая в пижамку и с зубной щеткой в руке.

— Это надо делать в ванной, — сделала ей замечание Сид.

Джони посмотрела на комнату брата, всю в антураже «Звездных войн», продолжая чистить зубы. Потом подняла личико. Вокруг рта была размазана зубная паста, похожая на мороженое.

— А почему мама Пэта не может прийти сюда, чтобы навестить его? — спросила она.

Мы не знали, что ответить. Джони отправилась обратно в ванную. Вскоре мы услышали, как она тщательно отплевывается, полоща рот.

— С ним все в порядке, — сказала Сид. — Ты ведь знаешь, что с ним все в порядке, мой хороший. Ты замечательный мужчина. Ты любящий отец. И у этого красивого мальчика все будет отлично. Ведь это хорошо, что он узнает свою мать, Гарри. Это совершенно необходимо.

Я сглотнул.

Я понимал, что мне надо было что-нибудь сделать или сказать. Показать ей, что я счастлив и доволен тем, что она рядом. Но я продолжал смотреть на Люка Скайуокера, направлявшего на меня пистолет. Я чувствовал, что жена теряет терпение.

— Так будет каждый раз, когда он будет видеться с ней? — наконец спросила Сид. — Неужели ты не хочешь, чтобы она узнала его? Она не бросала его, ты ведь понимаешь.

Я знал, что она скажет дальше.

— Она бросила тебя.

Все верно.

Но бывали времена, когда мне казалось, что она бросила нас обоих.

Иногда эти времена длились целые годы.

Мы с Пэтом сидели в Национальном доме кино. Показывали два фильма с Ли Марвином. Именно тогда Пэт мне это и сказал.

«Грязная дюжина» и «Ад в Тихом океане». Ли Марвин в оккупированной нацистами Франции, идущий на верную смерть вместе с кучкой обреченных неудачников и психопатов. А после двадцатиминутного перерыва — Ли Марвин, высаживающийся на пустынный остров с кучкой японских солдат-фанатиков. Отличное воскресное времяпровождение для отца с сыном. Мы могли провести вместе несколько часов, практически ни о чем не разговаривая.

— «Мы притащили сюда достаточно, чтобы взорвать весь мир!» — процитировал я, когда мы вышли с «Грязной дюжины», и Пэт вежливо улыбнулся.

Продавцы книг собирали свой товар. Темнело уже довольно рано, и вдоль всей Темзы зажигались фонари. Собор Святого Павла неясно светился в последних лучах солнца. По реке не спеша плыли старые коричневые баржи. Я купил горячий шоколад Пэту и чай себе. Впечатление от фильма потихоньку таяло. Мы смотрели, как река катит волны навстречу ночи.

Пэт, глядя на Дом кино, потягивал свой напиток. На его верхней губе остались кремовые усы от сливок.

— Можно передохнуть немного перед «Адом в Тихом океане», — пошутил я, и он кивнул.

На его щеке пробивалось несколько светлых волосинок, словно легкий пушок на новом теннисном мяче. В один прекрасный день он начнет бриться.

«Не позже чем через год», — подумал я.

Он стер пену с губы и посмотрел на меня.

Я увидел, что он набрал воздуха в грудь.

— Я тут кое о чем подумал, — проговорил он.

— Да? — Я напрягся.

— Я мог бы ненадолго переехать к Джине, — сказал он и слегка кивнул, словно соглашаясь с собственной идеей, только что пришедшей ему в голову. — Посмотреть, как это будет.

Я несколько секунд смотрел на него, а потом отвел взгляд.

— А как же школа? — спросил я. — Ты собираешься проделывать такое путешествие каждый день?

— Я ведь уже это делал, — быстро сказал он.

Он все обдумал, предвидя мои вопросы.

— Но ведь не каждый день, — возразил я, думая, что, возможно, неправильно его понял.

Мой сын, который будет нести на себе груз развода родителей до дня своей смерти, говорил, что хочет жить с матерью.

А я говорил о расписании автобусов.

— Понимаешь, — продолжал он, — я хочу узнать ее получше, как следует узнать. Не те обрывочные сведения, которые доставались мне годами. Я хочу по-настоящему узнать ее. Как обычного человека.

— Если это сделает тебя счастливым, — проговорил я, и все эти впустую потраченные годы легли на мое сердце, как свинец. Мне еще никогда так не хотелось обнять его. Но я до него не дотронулся. — Разумеется, вам надо узнать друг друга. И она тебя любит. Конечно любит. Я просто беспокоюсь, вот и все.

Он по-детски сердито нахмурился:

— О чем ты беспокоишься?

Я покачал головой.

— Об экзаменах, — беспомощно сказал я. — О школе. Просто — о том, что все рушится, Пэт.

— Я не хочу, чтобы все рушилось, — возразил он. — Как раз наоборот. Не знаю, каким образом, но только пусть не рушится, вот чего я хочу.

Он не хочет, чтобы все рушилось, подумал я. Чего же он хочет? Стабильности? Нормальности? Счастья? Спокойной жизни.

— И когда это должно случиться? — спросил я.

Он посмотрел на меня с надеждой.

— На следующих выходных? — предположил он.

Я не сдержался:

— Но это наши выходные! Мы идем смотреть фильмы с Клинтом Иствудом! «Куда не долетают и орлы» и «Героев Келли»!

— Честно говоря, — сказал он, — я не особенно люблю фильмы о войне.

Меня словно пыльным мешком огрели.

— Тебе не нравятся фильмы о войне?

— Не особенно. Нет, они ничего. «Отсюда в вечность» очень даже неплохой.

— Неплохой? Неплохой? «Отсюда в вечность» — «неплохой» фильм?