Странно, но ему почему-то стало стыдно за эту выходку. Не страшно, а именно стыдно. Он хотел упомянуть и сомнительную методику расчетов, но удержался.

— Обойдёмся без комментариев, — как можно более сурово сказала Джил. — Итак, вы думаете, всё это просто цифры? Пятнадцать процентов жителей Третьего сектора уже испытывают острую нехватку питьевой воды, так как поставки из Пятого сектора были прерваны в результате корпоративной войны, начатой моим отцом, а собственные резервы с прошлого года признаны непригодными для питья и приготовления пищи. Последние поставки мяса из Десятого сектора были полностью прекращены пять лет назад, поскольку таможенные сборы сделали цену мяса недоступной даже для относительно обеспеченного жителя сектора. И если вы считаете это ужасным, вы понятия не имеете о дебатах, проходящих в Комитете по этике, на которых лоббисты моего отца уже практически протолкнули поправку о допустимости применения удалённой модерации данных внешней памяти. Иными словами, скоро любым человеком можно будет управлять на расстоянии.

Гений отвлекся от этого торжества технической безграмотности и общей некомпетентности и перевёл взгляд на публику. С нескрываемым удовольствием он замечал усмешки и неодобрение на усталых лицах. Гений посмотрел на вооружённых людей: их он насчитал не более сотни: около тридцати за спиной Джил, остальные были разбросаны по огромному залу. «В любом случае их не хватит даже для того, чтобы заблокировать все выходы», — зачем-то подумал он. Нет, он вовсе не собирался ничего предпринимать. Всё происходящее казалось ему ночным бредом. В голове он пытался состыковать части, но картинка упорно не складывалась. Появление его жены, ДЭсперадос, убийство Мелджена, вооруженные люди без опознавательных знаков, раздетая наследница одной из крупнейших корпораций мира…

— Джил, — Гений прервал ее пламенную речь, — почему ты пришла выступать в таком виде?

«Он не слышал, — послышались удивленные комментарии из зала. — Не слышал». Джил улыбнулась, поправив пиджак, который был ей велик.

— Дорогой мой, ты сам лучше моего знаешь, что мой отец был редким козлом.

Ногти Гения вонзились в ладонь. Он сделал над собой усилие и вытянул руку в зал, призывая всех успокоиться. Кажется, это не помогло.

— Само собой, мой отец знал, что я вступила в организацию освобождения сектора, как и про то, что после его смерти я продам все до одного его активы и поделю деньги поровну между всеми нашими людьми: от корпорации до Третьего сектора. После того, как я объявила ему о своих планах, он внёс в завещание кое-какие изменения. Но кому ещё мог он оставить компанию? Он идиот, если думал, что выступление в обнажённом виде меня остановит. Он же ничего не написал про то, что люди должны смотреть на меня.

Джил зло засмеялась.

— Теперь ты понял? — спросила она и, не дожидаясь ответа, хлопнула в ладоши, желая перейти к следующему слайду.

И тут на экране появился Мелджен.

«В ваших интересах не отключать это видео, поскольку оно уже отправлено каждому сотруднику в этом и прочих офисах MJ».

Зал забурлил, люди с автоматами тоже начали переговариваться.

«Если вы его видите, значит я действительно мёртв. Я сделал слишком много дерьма, чтобы воскреснуть, так что можете воспринимать это заявление со всей серьёзностью».

V

Он смотрел на экран, на котором Мелджен толстым пальцем бесконечно медленно вдавливал окурок в огромную металлическую пепельницу. Гения невольно посетила неуместная мысль о стоимости размещения рекламы в завещании.

Смерть казалась жутким розыгрышем, который всё же был вполне в духе главы… бывшего главы, бывшего безраздельного владельца MJ, единственного полного и безоговорочного владельца корпорации такого масштаба, корпорации, под контролем которой находился один из крупнейших секторов мира.

Последствия этой смерти пока не представлял себе даже Гений, несмотря на то, что он успел просчитать в уме уже с десяток сценариев. Впрочем…

Он не знал, как принято вести себя в таких ситуациях, это ему было даже всё равно. Хуже того: он не знал, что он испытывает. Он должен был бы волноваться за себя, взятого в заложники, за Эмри, возможность присматривать за которой он, вероятно, потерял с захватом сектора и которая, он был в этом уверен, сектор так и не покинула. Но он не мог. Он не мог даже как следует осознать, что погиб человек, который был всей его семьёй. Гений стоял как парализованный. Но вовсе не от растерянности, не от медлительности, с которой одна мысль следовала за другой — причина была прямо противоположной: он видел по крайней мере пару вариантов развития событий, грозивших войной всех против всех с применением чего угодно… всего оружейного арсенала человечества в ближайшие двадцать четыре часа. Он также видел три сценария, в целом куда более радужных, правда, конечно, подразумевающих его смерть. Были среди путей развития и ещё более оптимистичные, но все они требовали либо чуда, либо активных действий с его стороны. И второе, это самое второе, казалось ему менее вероятным, чем чудо.

И вместе с тем он переживал давно забытое и даже несколько упоительное чувство: он ощутил себя в ничем не ограниченной опасности неведения. Но, будучи человеком, биологически идентичным всем прочим, он ощущал эту опасность как полную безмятежность, ему казалось, что сама судьба, бог, автор сценария или программа, управляющая событиями, бережёт его. Он понимал, что это ошибка выжившего, что он только потому ощущает эту безопасность, что всё ещё жив. И он так же прекрасно понимал, почему эта мысль о том, что мир крутится без его ведома, его успокаивает. Ни одно человеческое существо не предназначено для того, чтобы управлять системой такого масштаба. Вся психическая организация, вся биохимическая начинка предназначали человека для другого: для возни с себе подобными, для продолжения рода, для спасения собственной жизни, наконец.

Предвидеть — значит мочь изменить. Мочь изменить — значит распоряжаться будущим. Не слишком ли тяжёлая ноша для самую чуточку облагородившейся обезьяны?

Он настолько привык видеть один сценарий, а не десяток с ответвлениями, что теперь даже в ситуации смертельной опасности чувствовал расслабленность: он не мог ничего изменить, не знал, как что-либо изменить, он был бессилен. И это бессилие, эта вера в судьбу, записанная в генах систематически выживавших до него и переданная ему, заставляли его радоваться упавшему с плеч грузу. И да, это было абсолютно нелогично: тяжёлый и полезный груз точного предвидения наверняка мог бы теперь спасти ему жизнь.

Но он не видел будущего. Впервые за многие годы он словно находился в темноте. Его место было в техническом отделе, а не здесь. Здесь он был бессилен что-либо изменить.

Единственный сценарий будущего превратился в бесконечное множество, разросшись, как огромное дерево. И хотя базовые варианты всё ещё прекрасно усматривались, выбор наиболее вероятного из них стал совершенно невозможным. Гений испытывал страх, и это было неожиданно приятно. Будущее прекратило своё существование, а значит, где-то в бесконечности вариантов, настолько далеко, что даже его ум не мог дотянуться до этого сценария, Эмри любила его.

Погибший Мелджен выглядел очень даже живым. Вероятно, он и был жив. Лишённый способности к прогнозированию, Гений не мог сказать точнее. Он вообще ни о чём больше не мог судить.

«Надеюсь, что вы все порядком повеселились, друзья мои. А сейчас будет ещё веселее, я обещаю вам. Потому что у меня остались идеи интереснее, чем мстить всем этим жадным претендентам на мои деньги. Ладно, я не буду вас мучить слишком долго. Соль, друзья мои, в том, что формально я жив».

Гению полегчало: на этот раз он был единственным, не впавшим в недоумение от сказанного. Он прекрасно знал, что его бывший… нынешний начальник имеет в виду.

«И сегодня я расскажу вам самую последнюю мотивирующую историю в моей жизни».

«Он же не мог в самом деле умереть, всё это — всего лишь очередная безумная выходка», — в который раз подумал Гений.