Джил это привело в ярость. Больше всего ей хотелось как будто ненароком опрокинуть на него свой стаканчик с кофе. Но она сдержалась, выдавив вместо этого принуждённую улыбку.
— Ты отказываешься от своих обещаний? Я правильно понимаю?
Гений посмотрел на неё с усталостью человека, не спавшего двое суток.
— Да успокойся ты уже, Джил. Что, неужели это так горит?
— Да, горит. Я не хочу, чтоб убийца моего отца избежал правосудия. Я требую, чтобы ты выполнил своё обещание. Что ты за глава сектора, если не держишь своего слова? Это вот так же ты собираешься держать своё слово насчёт передачи прав собственности мне?
Джил начала порядком действовать ему на нервы.
— Да к чёрту твоего Эс. Делай ты что хочешь с ним. Это сейчас наименьшая из всех моих проблем.
— Так-то лучше.
Ему показалось, что Джил посмотрела на него сверху вниз, хотя из-за разницы в росте это, пожалуй, было бы затруднительно.
— И ты бы хоть кого-то из своих сотрудников освободил. Тебе надо поспать хотя бы несколько часов, — сказала она уже мягче, практически заботливо. — Хочешь, я прослежу, чтоб ничего не произошло?
Гений подумал о том, что, несмотря на всё существующее между ними недоверие, рано или поздно он вынужден будет с ней согласиться. Хотя бы потому, что он не может не спать вечно.
— Спасибо, Джил, — сказал он, — но пока я ещё в состоянии работать сам. И есть ещё одна очень серьёзная проблема, которую я тоже должен решить сам.
Расставшись, они пошли в противоположные стороны.
«Какую же наглость надо иметь, — с нескрываемым раздражением думала Джил, — ну ладно бы притащить в сектор его ребёнка, чтобы манипулировать с его помощью. Но это… Это за гранью добра и зла».
— Мы кое-что нашли, Джил, — сказал ей её советник вместо приветствия. Она уже настолько к этому привыкла, что даже не стала ничего комментировать, а молча прошла к монитору.
— Что это? — спросила она, глядя на рябь, бегущую по экрану.
— То, что ты искала, видимо. Зашифрованный сегмент памяти.
— То есть я не могу узнать, что на нём? — она развернулась в кресле на сто восемьдесят градусов и посмотрела на советника и двух других сонных, растерянных сотрудниц.
— Мы сделаем всё возможное. Но тут нужны технические специалисты. Хорошие технические специалисты. А возможно, фрагмент и просто затёрт.
XVIII
«Со всем возможным уважением к территориальной целостности государств, государств больше нет. Мы стыдливо умалчиваем об этой новой реальности, так, как будто она — не то, что мы создали своими руками, а нечто, мало зависевшее от решений обществ и правительств, которые должны были защищать интересы этих обществ. И это малодушие. Или возможно, у уважаемой комиссии найдётся другое слово, которым можно это назвать?
Мы говорим о корпорациях так, как будто это частные лавочки, торгующие фермерскими овощами; так, будто в две тысячи шестьдесят первом году мы можем просто закрыть на них глаза и жить, не замечая их.
Мы говорим о свободе слова, но она становится всё более тяжёлым выбором. Легко и приятно говорить правду, когда за эту правду тебе не придётся расплатиться собственным благополучием.
Мы говорим о корпоративной этике так, будто безнадёжно застряли в две тысячи первом году, когда работа в корпорациях была вопросом выбора. Не выбора между выживанием и сытостью, а тем, что действительно можно было бы считать свободным выбором, основанным на убеждениях.
Только задумайтесь: какой всё это цинизм. Вчерашние выпускники школ сдают экзамен, дающий право получить образование в корпорации. Вчерашние выпускники должны сказать речь о перспективных направлениях развития, о том, где они видят родную корпорацию через двадцать лет. Вы видите здесь свободный выбор? Я — да. Я могу выбрать между MJ, активно пожирающей конкурентов, пока правительство закрывает на это глаза, и теми, кого MJ сожрёт в ближайшее десятилетие. И конечно, со всем уважением к свободе и открытости мира и остальным клише, которыми нас кормят правительства, я могу выбрать для работы любую другую корпорацию в любой точке свободного и открытого мира. И да, сдав этот экзамен, я, со всем уважением к окружающему меня лицемерию, смогу быть делегирована в качестве эксперта в Комитет по этике, если, конечно, когда-либо удостоюсь такой чести.
Что ж, моя речь будет очень лестной для корпорации, потому что будущее им понравится. И не очень лестной для уважаемых представителей комитета, присутствующих здесь сегодня.
Моя речь будет неудобной для всех, но задумайтесь: корпорации тратят миллионы на то, чтобы услышать правду от экспертов за наглухо закрытыми дверями. От тех самых международных экспертов, которые советуют СЕО корпораций, что им покупать, за сколько и как этим распоряжаться. Но правда не должна быть товаром, доступным избранным. Нельзя говорить одно главам корпораций, а другое — всем остальным.
Я начну с того, что же такое государство, что оно должно обеспечивать своим гражданам и чего оно должно требовать от каждого из них.
Если не играть словами, чем должен, наверно, был бы заняться Комитет по этике, а никак не я, государства должны представлять интересы общества, должны самостоятельно обеспечивать порядок на своей территории, обеспечивать поддержкой тех, кто сам не в состоянии это сделать, должны охранять границы и собирать налоги.
Вероятно, если бы комитет рискнул дать определение государству, мы не были бы сейчас там, где мы находимся, мы бы не стали отрицать очевидного. Нам не было бы никакой нужды повторять без конца, снова и снова: «Со всем уважением…» У меня нет никакого уважения к территориальной целостности государств, потому что самих государств уже давно нет.
Я вижу, как вы в очередной раз меняетесь в лице, услышав это. Но послушайте, разве свободный мир может существовать без свободы говорить глупости?
Разве не должно у государства быть границ? Тогда почему нынешние наши границы с другими государствами либо открыты, либо охраняются частными компаниями? И мы все знаем, что это за компании. Вы даже не сможете списать это на национальную специфику, поскольку то же самое мы наблюдаем по всему миру за редкими исключениями.
Разве не должно государство собирать налоги? Так почему нашему правительству не пришло в голову вместо того, чтоб давать MJ очередные льготы, сделать налог с её деятельности действительно разумным. Предвосхищая вопросы: ноль целых пять десятых процента с прибыли — это не просто неразумно, это убийственно. Я знаю, прекрасно знаю, чем прикрываются сторонники низкого налогообложения для технологических компаний: нашим вечным отставанием. Но и это неправда. MJ — одна из ведущих технологических компаний мира. Ещё несколько лет, и во всех новостях мы услышим о необходимости поддержания лидерства на рынке. Никто давно не стесняется никаких оправданий. Нам впаривают любую чушь, а мы с радостью в неё верим.
Разве не должно государство самостоятельно заботиться о том, чтобы пожилые люди были обеспечены всем необходимым? Никого из нас не должно интересовать, где государства берут на это деньги. Перекладывать эту заботу на плечи частных компаний безответственно, и неважно, сколько процентов от всего населения составляют пенсионеры. И пусть пока правительства радуются столь остроумному выходу из сложившейся ситуации, платить за их ошибки придётся гражданам, которые их выбрали и которых они, может быть сами о том не догадываясь, предали. Не до смеха политикам станет в тот момент, когда корпорации с молчаливого согласия обществ и государств избавятся от менее удачливых конкурентов. Они смогут делать с социальными гарантиями всё что захотят. И я думаю, у уважаемых представителей корпорации MJ есть далекоидущие планы на этот счёт, не так ли?
Разве не должны государства следить за опасными разработками? Почему же они так беспечно поверили в то, что Комитет по этике и другие международные организации могут сделать для этого больше, чем они сами? Почему они закрывают глаза на опасности, связанные с внешней памятью? Не то чтоб я верила в возможность создания технологии, позволяющей управлять людьми на расстоянии, которой нас пугают всю мою сознательную жизнь, но есть, в конце концов, множество других опасностей интеграции внешней и биологической памяти. Мы лишены выбора, использовать внешнюю память или нет, поскольку, отказавшись от её использования, мы окажемся не только менее конкурентоспособны, чем люди, её использующие, — мы окажемся отрезаны от взаимодействия с другими. Окажемся в одиночестве. Можно ли это назвать свободой выбора? Разве что в каком-то очень неправильном, извращённом смысле.
