– Без личных обид, но я сказала Тревору, что не хочу, чтобы вы ошивались возле дома.

– По-моему, вы сказали ему, что не желаете видеть меня у себя в доме.

– Какая, черти веселые, разница?

– Ну как? Разница в том, что, с одной стороны, я в доме. А с другой стороны, я вне его.

– Прошу прощения. Думаю, будет лучше, если я пойду поговорю с сыном.

Однако Тревор был до того сонным, что только и смог произнести:

– Привет, мам. – И еще: – Все в порядке? – Когда же она сказала ему, что Джерри разбирает грузовик на части, мальчик кивнул: – Это здорово.

Арлин не могла сердиться на сына. Он и в этом отношении был – вылитый отец.

Известно, что гораздо легче сорвать злость на человеке постороннем, вот Арлин и отправилась в школу переговорить с этим самым м-ром Сент-Клером. Первым делом, еще до начала уроков, надеясь, что не столкнется с Тревором и тот никогда не узнает о ее приходе в школу, она пошла в приемную. Сидевшая там дама направила ее этажом выше.

Уже пройдя наполовину в дверь класса, Арлин встала – и сразу куда-то подевалась вся копившаяся в ней злость.

Прежде всего (хотя и не это было самым главным), он был чернокожим. Она не была какого-то особого мнения о черных, не в том дело. Суть была в том, что она изо всех сил старалась горделиво изобразить, что она не такая. Немного времени потребовалось, чтобы стало трудно выставлять эту возню естественной. Она приложила еще больше старания. И тут уже поняла: если и ввязалась в сражение с естеством, то проигрывает его. Все силы уходили на старание вести себя непринужденно. Тут того и гляди кинешься в погоню за собственным хвостом и будешь так колесом крутиться еще долго после того, как солнце сядет.

Так что, трудно было сдвинуться с места в карьер и заорать на него. Он мог бы подумать, что она воображает, будто она лучше него, хотя на самом-то деле это больше касалось ее мальчика да еще ее налоговых долларов, из которых платится учительская зарплата. Любого преподавателя зарплата, то есть.

Так вот, учитель поднял на нее взгляд, а она никак не могла ничего сказать. Ничего. Стопроцентная представительница породы бессловесных. И притом, по большей части, вовсе не из-за какого-то расового вопроса, скорее оттого, что ей еще никогда не доводилось видеть человека всего с половиной лица. Тут такое дело, что требуется время к такому приспособиться. И она понимала: если это займет у нее хотя бы на минуту дольше, он заметит, что она обратила внимание на его злополучные рубцы, а это было бы просто откровенной грубостью. По пути в школу вся сцена прошла в ее сознании как по маслу, в ней она была сердита, за словом в карман не лезла и вообще всем была хороша.

Арлин прошла через класс к учительскому столу, ощущая себя маленькой, как лет двадцать пять назад, когда эти парты-столы была слишком велики для нее. А учитель все ожидал, когда что-либо прозвучит.

– Что такое «заплати другому»?

– Простите?

– Выражение это. «Заплати другому». Что оно значит?

– Я сдаюсь. И что оно значит? – Казалось, у него появилось слабенькое любопытство, она слегка забавляла его, а в результате он на мили вознесся над нею, внушая ей чувство неловкости и невежества. Он был большой человек, и не только телом, хотя и им тоже.

– Это вам полагалось бы мне рассказать.

– С превеликим удовольствием, мадам, если бы знал. Если не возражаете, позвольте поинтересоваться, кто вы?

– Ой, я забыла назваться? Извините. Арлин Маккинни. – Она протянула руку, и учитель пожал ее. Стараясь не заглядывать ему в лицо, она заметила, что левая рука у него изуродована, выглядела как-то поменьше и посуше, отчего Арлин на секунду пробила дрожь. – Мой сын учится у вас по обществоведению. Тревор.

Что-то изменилось в лице учителя, словно ему припомнилось нечто приятное, и это, как-то связанное с ее мальчиком, больше расположило ее к этому человеку.

– Тревор, да. Тревор мне нравится. Он мне особенно нравится. Очень честный и прямой.

Арлин попробовала издать ехидный смешок, но получился какой-то всхрап, хрюканье какое-то, она почувствовала, как покраснела.

– Да-а, он весь из себя такой, правильно. Только вы так говорите, будто это добродетель.

– Так и есть, по-моему. Теперь, что вас обеспокоило в «заплати другому»? По-вашему, я что-то должен знать об этом?

Вообще-то она рассчитывала на смех, на улыбку, на что-то, выходящее за рамки сугубо делового отношения. Дурное чувство наворачивалось, будто м-р Сент-Клер смотрит на нее как-то свысока, но как именно, Арлин так и не смогла толком объяснить.

– Это как-то связано с заданием, которое вы дали. Так Тревор сказал. Он говорил, что это работа для ваших занятий по обществоведению.

– А-а, да. Задание. – Учитель пошел к доске, и Арлин отпрянула, давая ему пройти, как будто вокруг него ветер вихрем бушевал и мешал ей держаться ближе. – Я напишу его вам, точно в том виде, в каком представил классу. Оно очень простое. – И он начертил: «Я думаю об идее, как изменить мир, и о том, как осуществить ее». – Учитель положил мел и вновь повернулся. – Вот и все. Это самое «заплати другому», должно быть, собственная идея Тревора.

– И это все? Это все? – Арлин почувствовала, как сдавило вокруг ушей: верный признак незамутненного, дающего удовлетворение гнева, который она пришла сюда выплеснуть. – Вы всего лишь хотите, чтоб они изменили мир! Только и всего. Что ж, я рада, что вы не задали им ничего трудного.

– Миссис Маккинни…

– Мисс Маккинни. Я сама по себе. А вы потрудитесь выслушать. Тревору двенадцать лет. И вы хотите, чтоб он изменил мир? В жизни не слышала такой чуши.

– Во-первых, выполнение задания добровольно. Для желающих получить дополнительное поощрение. Ученикам, считающим идею чрезмерно сложной, нет надобности выполнять задание. Во-вторых, я только хочу, чтобы ученики переосмыслили свою роль в этом мире и придумали способы, как один человек может привнести в него что-то иное. Очень благотворное упражнение.

– Как и забраться на Эверест, только это еще может оказаться и чересчур для малыша. Вам известно, что Тревор пригрел у себя под крылышком бомжа и привел его в мой дом? Этот нищий мог оказаться насильником, растлителем малолетних или алкоголиком. – Ей хотелось продолжить, но помешала мысль: раз уж она сама алкоголик, то, видимо, это гадкий пример. – Что, по-вашему, мне делать со всеми этими проблемами, что вы породили?

– Я бы предложил вам поговорить с сыном. Установить правила жизни в доме. Объяснить ему, когда его усилия по этой затее приводят к конфликту с вашей безопасностью и спокойствием. Вы ведь беседуете с ним, так?

– Что еще, черти веселые, за вопрос? Конечно, беседую.

– Просто странно, что вы решили пойти в такую даль, в школу, выяснять, что такое «заплати другому». Ведь об этом вам мог рассказать Тревор.

– Полагаю, это была ошибка.

Уйти из этого класса тянуло все больше и больше. Ясно же, ничего тут не добиться, только попадешь в такое положение, в котором Арлин чувствовала себя глупой и мелкой.

– Мисс Маккинни? – Его голос ударил в спину, когда оставалось всего несколько шагов, чтобы вырваться на свободу. Она резко развернулась, чтобы заглянуть в лицо этому человеку, которого невзлюбила сразу же и открыто – и не из-за его лица, и не из-за цвета его кожи.

– Что?

– Надеюсь, вы простите, что спрашиваю об этом, но… Отец Тревора умер?

Арлин дернулась, будто оплеуху получила.

– Нет. Конечно нет. – Надеюсь, что нет. – Это вам Тревор сказал?

– Нет. Он сказал что-то странное. «Мы, – он сказал, – не знаем, где он». Я подумал, что он, возможно, выразился эвфемистически.

– Ну, мы и впрямь не знаем, где он.

– Вот как. Вы меня уж извините. Я просто спросил.

Недоумевая, она бросилась к двери, и уже ничто не в силах было остановить ее.

Это ж надо, полной идиоткой себя чувствуешь! Она не только признала, что отец ее ребенка не удосужился даже рождественскую открытку прислать, так еще придется лезть в словарь и отыскивать в нем слово «эвфемистически». Понять, в чем он только что обвинил ее сына.