Она задала еще несколько вопросов на отвлеченные темы, о школе и о других друзьях, которые могут быть полезны, а затем ушла, по-видимому, удовлетворенная полученной информацией.

Несмотря на то, что в комнате людей убавилось на одного человека, она вдруг показалась Бекке намного меньше. Может, из-за того, что здесь остались только она, Хейли и Дженни, неловко чувствующие себя в обществе друг друга. Впрочем, это она чувствовала себя неловко. Вероятно, для этих двух это было не совсем так; они слегка повернулись друг к другу, вытесняя Бекку как постороннюю.

– Может, принесем какие-то ее вещи, – тихо сказала Дженни, глядя на Хейли в ожидании одобрения; ее лицо напряглось, она грызла идеально накрашенный ноготь. – Ну, знаешь, музыку и подобную хрень из ее спальни. Это может помочь ей очнуться.

Хейли кивнула:

– Я попрошу у Гэри ключи от дома. Будет здорово выйти отсюда на часок – от нас уже, наверное, воняет дезинфицирующим средством.

– Вам, вероятно, стоит сначала спросить об этом у детектива, – вставила Бекка. – Может, она не хочет, чтобы кто-то трогал вещи Таши.

Хейли взглянула на Бекку, раздраженная тем, что та все еще здесь.

– Твои волосы выглядят так, что им не помешал бы лечебный шампунь, Бекс. Может, попросишь бутылочку у медсестер?

– Может, лучше тебе попросить что-нибудь от ехидства? – огрызнулась Бекка.

Девочки смотрели друг на друга – презрение и тысяча социальных различий висели в воздухе, и теперь, когда женщина-полицейский ушла, не было нужды в притворной вежливости.

– Боже, ты отвратительная! – сказала Дженни.

– Как и ее парень. – Хейли даже не посмотрела на Бекку, направляясь к двери. – Довольствуется тем, что есть.

– Но только таким нельзя размножаться.

Бекка смотрела на экран телефона и делала вид, что листает что-то, пока они не ушли. У нее слегка скрутило живот. Ее уже давно не интересовало их мнение, так почему это должно измениться сейчас? Претенциозные, стервозные сучки, только и всего. Такой была и Наташа. Зачем она вообще сюда пришла? И куда запропастился Эйден? Будто прочитав ее мысли, на телефон пришло сообщение. «Везу Джейми домой. Вернусь за тобой. Может, через час? Извини».

Отлично, блин. Ну, по крайней мере, Барби ушли.

Она быстро написала Эйдену о’кей,сдержав своераздражение, а затем отправилась на поиски автомата с напитками. Она по-прежнему ощущала сухость во рту после вчерашнего, к тому же в комнате ожидания было слишком жарко.

Она рылась в карманах пальто в поисках мелочи, когда к ней подошел Гэри Хоуленд.

– Ребекка, позволь мне. Я все равно собирался выпить кофе.

– Спасибо.

Он выглядел уставшим, в помятом свитере, который он, несомненно, натянул в спешке, когда этим утром его мир рухнул. Хоуленды, и прежде всего Наташа, были неуязвимы, насколько Бекка могла судить. По крайней мере до этого момента. Это не могло их не шокировать.

– Что тебе взять? – спросил он.

– Диетическую колу, пожалуйста.

Он нажал на кнопку, и бутылка с грохотом упала в лоток.

– Миссис Хоуленд в порядке? – спросила она.

Вопрос был глупым, но она не знала, что еще сказать. За все те годы, что она была лучшей подругой Наташи, пожалуй, в первый раз она оказалась наедине с Гэри Хоулендом. Элисон кормила их, забирала из школы и приносила им сок с бисквитами. Гэри был просто папой.

– С ней все будет хорошо, когда Наташа очнется, – сказал он. Автомат жужжал, наполняя чашку жидким кофе и сухим молоком. Гэри явно не рассматривал вероятность того, что Наташа может не очнуться. – Но я не думаю, что пролитые у кровати слезы помогают Наташе. – Он взглянул на Бекку, и она впервые осознала, что он на самом деле довольно привлекательный мужчина. Слишком старый для нее, но все равно красивый. Без своего форменного костюма и галстука он выглядел моложе.

– Хотите, чтобы я немного поговорила с ней? – Слова, выданные ее мозгом в ответ на внезапную волну жалости к отцу ее бывшей лучшей подруги, вырвались наружу, она не успела их удержать. – У меня есть немного времени.

– Ты могла бы?

Благодарность, которую он излучал, тяжело опустилась ей на плечи, и она проклинала себя за это. Ей нужно было просто послать маме эсэмэску, попросить, чтобы она ее забрала. Ей нужно было спуститься вниз и ждать Эйдена на морозе. О чем, черт возьми, она собиралась поговорить с Наташей?

– Конечно, – ответила она. – Я тоже люблю Ташу. – У нее даже лицо стало покалывать от лжи.

Холодно, так холодно, что не могу дышать и паникую в воде, похожей на осколки стекла, и впервые думаю, что у меня действительно серьезные неприятности. Что я могу здесь и остаться. Мои белые спортивные штаны и толстовка такие тяжелые в ледяной воде. Легкие болят, их обжигает от холода, когда я пытаюсь вдохнуть, отчаянно стараясь держать подбородок над водой, но все тело отказывается работать – легкие, конечности, мозг. Холодная река побеждает. Она обжигает мои вены, будто огнем. Если мне удастся дотянуться до веток, я смогу выбраться на берег, если только я не погружусь, – и который час, который час? – и, ох, черт, я не чувствую рук. Тонкие ветки, словно скальпели для моей мертвенно-синей кожи, это ужасная ошибка, и который сейчас к черту час, и…

…Я делаю глубокий вдох, легкие снова разрываются от боли, но воздух теплый и сладкий, и нет душащей меня ледяной воды.

– Наташа?

– О господи, Наташа!

– Таша!

– Позовите врача!

Мамино лицо нависает надо мной, и мне инстинктивно хочется отмахнуться от нее. Она слишком близко. Я в замешательстве. Все еще пытаюсь дышать. Сердце колотится. Я не понимаю, где нахожусь. Моргаю, моргаю и снова моргаю. Тут жарко, ярко и сухо. Хейли и Дженни в комнате. Я слышу их вопли, когда медсестра оттаскивает их, чтобы подойти ко мне.

Думаю, я жива. И я испытываю такое облегчение! Я жива. Это больница.

Я двигаю губами, но слов не слышно. Горло пересохло и охрипло. У меня в руке игла от капельницы. Сколько я здесь нахожусь? Какой сегодня день? Голова пульсирует.

Вокруг меня слишком много суеты. Я пытаюсь повернуть голову набок, чтобы посмотреть на дверь, к которой спешат еще какие-то люди. Суставы и мышцы шеи вопят от боли. Я вижу разметавшиеся по подушке светлые волосы, что удивляет мой растерянный разум. У меня темные волосы. Это не мои. Нет, у меня были темные волосы. Я перекрасилась, чтобы быть, как подружки. Все блондинки. Взаимозаменяемые.

Все что-то говорят, или мне это кажется. Поток шума. Я осознаю, что, помимо всего прочего, звучит знакомая музыка – где-то лежит «iPod», подключенный к колонке. Это мой? Кто его сюда принес? Сколько я здесь нахожусь? Разговоры и шум. Разговоры и шум. Всего этого слишком много. Трудно сосредоточиться. Внезапно я вспоминаю о Бекке.

– Бекка была здесь? – спрашиваю я.

Голос грубый, как наждачная бумага, он не похож на мой. Так может говорить одержимая девочка из ужастика. Думаю, это также шокировало и всех остальных, ведь на мой вопрос отвечают молчанием. В комнате ощущается какое-то странное спокойствие, блаженная тишина, пока они все смотрят на меня.

– Бекка была здесь? – снова спрашиваю я.

– Да, – отвечает мама. Ее сухая, как бумага, дрожащая рука крепко сжимает мою. – Да, она приходила вчера и говорила с тобой.

– Я так и думала. – Я улыбаюсь и закрываю глаза.