Когда по прибытии туда в первую ночь Дорота поехала к своей подруге Баське в Айнзару, Марыся осталась одна в большом семейном доме Салими в центре Триполи. Дом принадлежит дяде Муаиду, у которого в клинике, к сожалению, были дела, не терпящие отлагательств. Еще немного она кружит по залу, вороша обломки прошлого, потом на минутку выходит в сад. Он как будто стал меньше, чем казался ей в детстве, и еще более зарос. Она находит в конце двора остатки песочницы, в которой когда-то играла с детьми тетки Мириам. Сердце сжимается от тоски при мысли о том, что так сложились судьбы некоторых членов их семьи, но остались и те, кто до сих пор живет счастливо.

Она входит в апартаменты на втором этаже, в которых когда-то жила с родителями. Из всей комнаты она помнит только большой шкаф с огромным зеркалом. Поздно ночью, уже измученная, она принимает душ, садится на кровать, и ее дрожь берет. «Мать была права, что не захотела здесь оставаться на ночь, – думает она. – Этот дом похож на склеп. Чувствуется присутствие тетки Мириам, которая погибла в автокатастрофе, слышится смех всегда веселой Самиры, уже столько лет лежащей в коме в клинике Муаида, и властный голос любимой Малики, которая всем заправляла. Моя любимая бабушка Надя, погибшая в теракте в Йемене, наверняка посидела бы со мной и развлекла беседой. Она всегда допытывалась, что меня гнетет, давала хорошие советы и поднимала дух». Глаза Марыси наполнились слезами. Она так нуждалась сейчас в разговоре с кем-нибудь близким, чувствовала себя подавленной, но в ее жизни всегда случалось так, что со всеми мучениями и невысказанными вопросами она оставалась один на один.

Следующий день был уже лучше первого, потому что утром, как обычно в этой части мира, солнце залило весь Триполи и окрестности. Все благодаря этому проснулись в радостном настроении, с новыми надеждами на будущее. Мать и дочь решили посетить свои любимые в прошлом места, чтобы освежить воспоминания: Зеленую площадь, улицу Омар Мухтара, куда Дорота ходила на фитнес, под Розовой мечетью купить шаурму, к Джанзуру – на пиццу и, несомненно, на Регату – посмотреть на море!

На Зеленой площади всегда толкотня и шум. Проезжающие машины сигналили, чадя выхлопными газами, и, как всегда, поминутно перегораживали дорогу, мешая друг другу. Это вело к многочисленным столкновениям и пробкам. Марыся с интересом оглядывалась вокруг. Солнышко припекало, воздух был наполнен ароматом земли, расцветающих растений, жасмина и теплой хобзы.[15] Мама пошла посплетничать к своей давней подруге, которая жила недалеко от центра, поэтому девушка некоторое время была предоставлена сама себе.

– Ахлян ва сахлян![16] – услыхала она над ухом и вздрогнула от неожиданности.

– Валлахи![17] Не делай так больше! Хочешь довести меня до инфаркта?! Я знаю тебя… будто, но не уверена… – призналась она, глядя на стоящую против солнца фигуру перед ней.

– Я Рашид, сын твоей тетки, Хадиджи, – кавалер широко улыбнулся.

– Точно! Ахлян! – наконец ответила она на приветствие.

– Что ты тут делаешь? Осматриваешь достопримечательности? Одна? – забросал он ее вопросами. – Нужно было сказать, что тебе не с кем выйти, мы бы с тобой договорились.

– Жду маму и так, болтаюсь без цели. Кроме того, не хотела мешать.

Марыся удивляется такому смелому предложению мужчины, которого она вчера увидела впервые со времен своего детства.

– Каждый занят, у всех свои обязанности. Нельзя вот так приехать и перевернуть жизнь всех вверх ногами.

– Как же это, о вас нужно заботиться, мы же семья! – восклицает он и снова улыбается, показывая ряд ровных белых зубов.

У Марыси дрожь прошла по спине, и она с трудом перевела дыхание. «Какой же он красивый», – сказала она себе и покраснела по самые уши. Она опустила взгляд, желая справиться с мыслями.

Рашид схватил ее за руку.

– Пойдем со мной! Я покажу тебе чудесные переулки в старом городе. Ты наверняка никогда там не была. У тебя есть фотоаппарат? Сделаешь прекрасные снимки.

Марыся не хотела отказываться и разочаровывать парня, сказав, что знает это место как свои пять пальцев. Впрочем, девушка любила там бывать и, кроме того, ей очень понравился этот молодой горячий парень, поэтому она радовалась приятной минуте.

– Здесь прекрасно, правда?

Рашид приблизился к Марысе и заботливо обнял ее рукой, а она просто застыла в нежном объятии.

– Так уединенно, безопасно и такой уютный сумрак… – весело смотрел он ей в глаза, а она чувствовала, как дрожь блаженства пробегает внизу живота.

Через минуту они вышли в маленький скверик перед белой мечетью и присели на скамейку в тени тутового дерева, в котором птицы с писком дрались за созревшие черные ягоды. Марыся смотрела на парня, на его красивое арабское лицо и сравнивала с Хамидом. Какой же Рашид беззаботный, забавный и улыбчивый! «Может, это судьба, а не семья и приятели формируют характер? – пришло ей в голову. – Мой понурый и принципиальный муж через многое прошел, в молодости трагически утратил близких, участвовал в страшных, ужасных акциях, борясь с терроризмом в Йемене. Это делает человека твердым и неуступчивым по отношению к окружающим, что становится все больше заметным в поведении Хамида», – думает она о борющемся с терроризмом и фундаменталистами муже.

«Если все же речь идет о внешности, то Рашид на порядок красивее», – пришла она к выводу типично арабским способом. Привлекательная внешность двоюродного брата окончательно покорила девушку. Рашид был не просто худым и высоким – у него было красивое лицо, обрамленное длинными, спадающими до плеч кудрявыми черными волосами, которые из-за ветра схвачены резинкой у шеи. У него был высокий лоб, черные как вороново крыло брови, миндалевидные глаза окружены таким густым веером длинных ресниц, что они даже путались. Нос, конечно, был семитский, но не мясистый и большой, как у жителей Ближнего Востока, а узкий, с горбинкой, с большими, сильно изогнутыми ноздрями. Он был типичным представителем арабов Северной Африки, предки которых происходят от берберов, населяющих пески Сахары, и поэтому у них острые, хищные черты лица. Самое большое впечатление произвели на Марысю губы Рашида – большие и широкие, но одновременно чувственные, с немного вздернутой верхней губой, над которой мужчина отращивает модные узкие усики. Самым удивительным девушке казался момент, когда он улыбался, потому что он делал это так искренне и естественно, что она просто теряла над собой контроль. «Рашид невероятно сексуальный. – Мысли Марыси были только об этом, так как она совершенно потеряла от него голову. – Самое важное, прекрасное – это то, – ошибочно думала влюбленная девушка, – что он со мной разговаривает и слушает меня, интересуется мной и заботится обо мне. Как же я была одинока в Саудовской Аравии!» – вздыхала она.

Марысе кажется, что сквозь негромкий рев моторов большого комфортабельного самолета она слышит мелодичный призыв к молитве муэдзина, раздающийся с башен минаретов в Триполи, чувствует бриз, веющий от Средиземного моря, а фоном, как с того света, доносится до нее мягкий и страстный шепот любовника. Она массирует себе пульсирующие виски, потому что от этих навалившихся на нее мыслей у нее трещит голова. Оглядываясь назад, она теперь иначе думает о своей грешной любви, собственные поступки не кажутся ей невинной шалостью молодости, желанием романтики и тоской по необычным ощущениям. Теперь она знает, что, изменяя мужу, сделала неверный шаг, совершила страшный грех, который как проклятие повис над всей ее дальнейшей жизнью. «Никогда себе этого не прощу! Такие развратницы справедливо караются побитьем камнями! – сурово осуждает себя она после прошедших лет. – Меня должны были убить во время этой страшной братоубийственной ливийской войны, в которой я участвовала по собственному глупому выбору, приняв необдуманное решение. Я осталась там только и именно потому, что хотела быть рядом с Рашидом. Помешалась на нем! Потеряла голову! Законченная идиотка!»