– Я должен отдать ей все документы, которые она оставила, – говорит он сам себе. – Они наверняка будут ей нужны.
Он вынимает их общую игаму[48] и с минуту держит в руках.
– Наверняка ей пригодится, если решит куда-нибудь пойти с Адилем…
Быстро просматривая бумаги, он откладывает в сторону свидетельство о рождении их сына, свидетельство о браке, документ об окончании Марысей первого курса обучения, банковский счет о положенных Хамидом на ее имя деньгах, на котором по-прежнему лежит сто тысяч долларов, подаренных ей мужем как приданое.
– Это тоже может ей пригодиться, – улыбается он иронично. – Я точно это назад не возьму.
Потом тянется за очередной большой коробкой и вытягивает из нее фотографии. Часть из них – их поездка в Польшу, часть – в Лондон, а все остальные, разумеется, из Саудовской Аравии. У мужчины дрожат руки и все сильнее сжимаются челюсти. «Почему она мне изменила, почему так ранила, почему, в конце концов, не сказав слова, оставила?… Ведь могла тогда попросить прощения, и я наверняка простил бы ее. Плохие поступки влекут за собой другие, еще худшие. Любое вранье выйдет наружу! Боже мой, слишком много испытаний для одного парня! Отдам ей эти бумаги, а потом должен буду куда-то исчезнуть, куда-то поехать, изменить свою судьбу и жизнь. Только куда? Что делать?» Он отчаялся, по его запавшим, исхудавшим щекам неудержимо текут слезы. «Мириам, Мириам, как ты могла?! Как ты могла со мной так поступить?! И хотя я знаю, что ты по-прежнему меня любишь, теперь я уже не смогу тебя простить. Мое мужское достоинство, моя честь мне этого не позволят, – говорит он бывшей жене мысленно. – Не могу!» Он падает на пол, закрывает лицо руками и громко плачет. «Мириам!»
Перст Божий
Хамид, желая успокоить расшалившиеся нервы, решает совершить умру, так называемое малое паломничество, когда до хаджа осталось еще немного времени. Мужчина так усомнился в существовании Аллаха, что считает единственным местом, где он может снова его обрести, Мекку. Он делает это также для своей трагически погибшей жены, Зайнаб, которая была страстно верующей мусульманкой и точно хотела бы, чтобы ее муж обрел спокойствие. Он решил при случае посетить своего двоюродного брата Фахда и его красавицу жену Фатиму, живущих в Джидде. Хамид много лет их не видел.
Он забронировал тот же пятизвездочный отель – «Рэффлз Мекка Пэлис», как и тогда, когда был в Мекке с Марысей. Сейчас он не думает о том, что его обступят воспоминания. Он вспоминает прекрасный вид из окон комнаты на святую Каабу[49] и тот факт, что до Большой мечети оттуда всего две минуты ходьбы. Он решил начать умру 11 сентября, в годовщину теракта на ВTЦ,[50] чтобы поспорить с Аллахом о том, как это возможно, что его приверженцы совершили такое преступление. Он посчитал эту дату удачной также с точки зрения своей антитеррористической деятельности: чтобы Аллах ее благословил.
– Привет, Фатима, – звонит он жене своего двоюродного брата, Фахда, так как всегда ладил с ней лучше, чем с собственным родственником. – Как вы там?
В ответ радостный голос произносит:
– Хамид! Приятно тебя слышать! Знаю о несчастьях, которые тебя преследуют. Мне очень жаль!
– Гм… Семье не о чем поговорить, кроме как посплетничать о неприятностях, постигших родственников? – обрушивается на нее мужчина, стремящийся бежать от гнетущих мыслей, а не углубляться в них.
– Милый! Ведь это естественно, что все поддерживают тебя в горе. Следует помолиться за Зайнаб.
– Ну да… – уже хочет закончить разговор Хамид, но Фатима меняет тему.
– У нас все в порядке. А когда ты к нам приедешь?
– Хочу совершить умру в Мекку, так, может, при случае встретились бы в Джидде.
– Поразительно! А не хочешь на этот раз совершить хадж? Уже скоро Ид аль-адха.[51]
– Может быть. Я подумаю об этом. У меня забронирован номер в отеле, но на месте я могу уточнить время пребывания. Пока что хочу уехать из Эр-Рияда и сменить климат.
– Прекрасно!
– Фахд дома или в командировке? – спрашивает Хамид о двоюродном брате, так как не сможет у них остановиться, если не будет хозяина.
– Мой супруг уже пару лет курсирует между своими двумя домами, – отвечает саудовка холодно. – Между Меккой и Джиддой. Но не бойся, со мной моя сестра Сальма и младший брат Фахда Омар. Помнишь его? Был такой несмышленыш, а теперь уже почти взрослый мужчина.
– Вот и прекрасно, – вздыхает Хамид с облегчением.
Он не знает, почему у Фахда теперь два места проживания, но не спрашивает, потому что не интересуется сплетнями о жизни огромной семьи, считая, что каждый должен беспокоиться о себе.
– Так, значит, прилечу завтра.
Хамид не может не удивляться переменам, происходящим в людях – как в их характерах, так и во внешнем виде. Фатиму он ни за что не узнал бы. Исчезла кокетливая, привлекательная и ухоженная женщина, свободная, эмансипированная, ходившая дома в откровенных заграничных вещах, а на улице – в дорого украшенных абаях. Теперь же перед ним в традиционном сером домашнем платье стоит толстая арабская матрона, единственное украшение которой – кохль,[52] подчеркивающий черноту ее больших грустных глаз.
– Как хорошо, что у нас гость! – радуется хозяйка. – Я размещу тебя на втором этаже, в апартаментах для гостей. Там тебе будет удобно.
– Спасибо, не нужно, – говорит немного смущенно Хамид. – Мне бы хватило комнаты с ванной.
– Успокойся! После смерти отца Фахд получил в наследство эту большую резиденцию, но почти в ней не живет, все заросло паутиной.
– А что случилось? Вы развелись? – спрашивает мужчина с интересом, видя царящие в этом большом доме грусть и опустошение.
– Посидим перед ужином в гостиной, поговорим спокойно. Чай уже готов.
Хозяйка ведет гостя по едва освещенному коридору и открывает большую деревянную дверь. Они входят в огромную комнату с массивными традиционными арабскими предметами интерьера, согнувшимися под тяжестью золотых украшений. На вышитых вручную наволочках, надетых на большие подушки, видна бахрома. Столы, столики и этажерки уставлены старинным серебром. Стены увешаны персидскими или афганскими коврами и ковриками без ворса.
– Разводов в нашей стране все больше, вот и с тобой случилось… – понижает голос Фатима. – Но расстаются главным образом молодые люди, которых связали супружескими узами насильно, люди, которые женились, потому что хотели друг с другом просто какое-то время пожить, и супруги в период кризиса среднего возраста. Мы относимся, пожалуй, к последним… Но развода не было. Мы даже не живем раздельно.
– Так почему же Фахд живет сейчас в Мекке?
– У него другая жена, – отвечает Фатима, а по ее искаженному горем лицу и глазам, полным отчаяния, видно, что она об этом очень переживает.
Хамиду жаль женщину, жизнь которой не сложилась.
– Почему ты на это согласилась?! Ведь могла и отказать! Это позор! Цивилизованные люди так не поступают!
– Но наше исламское право дает такую возможность. А хитрожопые его используют, – говорит ему собеседница. – Коран это разрешает – и точка.
– Почему ты не захотела развода, женщина?! Он должен был бы тебе заплатить. Была бы свободна и обеспечена до конца жизни.
– Да, если бы жила в Австралии или Америке, мне было бы неплохо, но не в Саудовской Аравии. Иногда думаю, что ты с луны свалился! Я ведь не могла бы жить одна, да? Даже когда ты, член семьи, захотел нас навестить, сразу спросил, дома ли мой муж.
– Действительно, – признает Хамид. – Но ведь всегда можно найти себе фиктивного опекуна. Тысячи женщин так делают. Платят какому-нибудь убогому родственнику зарплату и живут спокойно.