Я как в трансе, бережно держа своё золотое орудие, захожу в воду по колени. По пояс. По шею. Пока не погружаюсь полностью.

В последний раз выдыхаю в ожидании удушливого жжения от заполнения лёгких водой, но вместо этого я... становлюсь морем.

Вес трезубца тянет на дно. Ничто на меня не давит. Не беспокоит окружающая температура. Я вижу, слышу, чувствую вкусы и запахи, даже сквозь воду. От новых ощущений кружится голова, кажется, что я не тону, а наоборот взлетаю.

Я опускаюсь всё глубже и глубже. И хотя солнечный свет меркнет, и я должна бы уже оказаться в кромешной тьме, но всё вижу. Сквозь меня проплывают мерцающие акулы, дрейфуют мелкие ракообразные и планктон, гонимые течением, словно легким бризом.

Я погружаюсь, пока не достигаю каменистого дна впадины. Скалы подо мной расходятся, открывая воронку, ведущую в подземные недра. В аквифер?

Меня затягивает в эту воронку, а потом ещё глубже в некое подобие туннеля... как Алису в кроличью нору.

Вода становится пресной. Взгляду открывается каменное образование с тех снимков! Я обтекаю сооружение со всех сторон.

Стены кишат мерцающими существами, которые освещают высеченную надпись на том же языке, что и слова на моём трезубце. Читаю:

Это сооружение, эти символы, эти создания... я вижу вещи, которые обычным людям увидеть не дано. Всю жизнь я была одержима морем, одержима Атлантидой.

Я – море. Может я также и жительница Атлантиды?

Вход украшен живым кораллом с отростками в форме трезубцев.

Охваченная любопытством я проскальзываю в проход. Внутри обнаруживаются ступени, выходящие из воды в воздушное пространство. Я инстинктивно знаю, как вернуть себе прежнюю форму, снова стать человеком. С трезубцем в руках я вырастаю из воды и поднимаюсь по ступеням.

Сияние тех существ просвечивается вовнутрь. Вокруг колышутся тени. Стены украшены древней мозаикой. Я провожу кончиками пальцев по влажным плиткам.

Жуткие сцены изображают огромные волны, поглощающие беззащитные земли, ужасных морских обитателей – гигантских акул, китов, кальмаров, кракенов, нападающих на корабли. Из-за игры теней, кажется, что рисунки на стенах двигаются.

По спине пробегает холодок, когда я восхожу на запятнанный кровью престол, щедро украшенный высеченными изображениями трезубцев. Я бросаю взгляд на своё оружие.

Неужели это мой храм? Разве Смерть не называл меня "Верховной Жрицей"?

Я усаживаюсь на престол, и в сознании всплывают воспоминания из снов. Да, это место принадлежит мне.

У меня такое чувство, словно этот храм служит мне убежищем. Но так же и... тюрьмой? Отчего-то я знаю, что на земле быстро умру, но в этой пустой гулкой бездне я буду умирать медленно.

Одиночество будет мне наказанием, а страх – тюремным надзирателем. Что за преступление я совершила, чтобы быть обречённой на такое?

Нет, мне всё равно, что со мной будет, я возвращаюсь к Неду! Он примет эти изменения во мне. Я верю.

Я подбегаю к проему и снова становлюсь морем. Почти уже достигаю конца туннеля, как вдруг океанское дно начинает содрогаться.

Вода стала горячей. Я смотрю вверх в просвет туннеля и не верю своим глазам.

Вниз стремительно несётся огромная субмарина со скоростью слишком быстрой для нормального погружения.

В небе над судном я вижу огни… словно океан надо мной исчез, и вся вода испарилась.

И хотя сейчас должна бы быть ночь, кажется, светит солнце. А в небе как будто бы зажигаются вспышки. Я смотрю на них, не отрывая глаз. Пока огни не меркнут – субмарина, рухнув на дно, закрывает собой мой единственный выход.

Я в ловушке.

В своей пустой гулкой бездне.

Также известен как: Номер Четыре.

Силы: пиромантия (магия огня), извержение лавы, террамантия (магия земли), способность создавать и контролировать огонь, горы, вулканы, вызывать землетрясения.

Особые навыки: спортивная подготовка, грубая сила.

Оружие: камень и огонь.

Изображение: правитель с жёстким взглядом, сидящий в окружении пламени и гранитных глыб со скипетром и гравированным анхом[8] в руках.

Символ: анх.

Отличительные характеристики: его руки извергают лаву, а глаза горят огнём.

До Вспышки: правый нападающий "Ошава Дженералз" — молодёжного хоккейного клуба из Онтарио, надежда НХЛ.

Надеюсь, я сломал Номеру Восемь его грёбаную шею. Я падаю на скамью штрафников, пока его погружают на каталку.

Только что я применил против Восьмого силовой приём и наши клюшки "случайно" скрестились. Теперь он стонет, выплёвывая зубы на лёд, как жвачки "Chiclets".

Я старался не ради игры. Я старался ради будущего.

Скауты[9] такое дерьмо любят; вон они стоят на трибунах с телефонами в руках.

Прозвище Рихтер я получил за то, что выталкиваю игроков за борт с силой землетрясения. Нормально, а что? Как ещё показать скаутам, на что способен? Когда я с криком "Чего-то хотел?" снимаю перчатки, большинство игроков предпочитают обойти меня стороной. Восьмой приехал из США и, видимо, не слышал, что на меня лучше не нарываться. Остальные меня знают. Вон, с сестрой Двадцатого я, кажется, даже встречался.

Да, вспомнил. Такая крикливая оказалась.

Я бросаю взгляд на старшего брата. Броуди стоит у самой арены, тяжело опираясь на трость. Он по-прежнему тот ещё чертяка, хотя и не может больше кататься на коньках. Он и ходить-то почти не может.

Из-за меня.

В четырнадцать меня загребли на допрос (та сучка думала, что сможет подразнить меня и "передумать"?) и он приехал, чтобы за меня поручиться. А по пути домой... бац!

Авария.

В одно мгновение он превратился из звёздного игрока в калеку. Потом стал мне и агентом, и тренером. Через несколько недель после аварии он сказал: "Ты быстрый, жёсткий и ты ещё растешь. Когда за тебя возьмусь я, ты будешь летать по льду. Не будет никого свирепей. Ты станешь огромным, как танк. Совершенной дробильной машиной".

Его тренерская техника? Боль. Много боли. Каждый раз, когда я косячу.

Поначалу я был таким медленным и тугим, что ему приходилось лупить меня своей тростью каждый день. Теперь лишь несколько раз в неделю...

Номер Восемь не шелохнулся, когда его увозили на каталке, даже не махнул рукой в толпу, чтобы его провели аплодисментами.

Мы с Броуди обмениваемся взглядами, без намёка на улыбку. Его грубое лицо совсем как моё, улыбка только безобразит. Он тоже заметил, что скауты заинтересовались. Всё идёт по его плану: "Ред Уингс" до восемнадцати лет, Кубок Стэнли до двадцати.

Я беззвучно произношу одними губами: "Я же говорил". Он думал, дурная слава потянется за мной в Ванкувер, но беспокоился напрасно.

Меня ничем не возьмешь!

Я посмотрел на табло и ощутил всплеск адреналина: Три... два… один...

Обратно на лёд. Шайбу в игру.

Номер Двадцать смотрит на меня с вызовом. От этого у меня закипает кровь, тело пылает. Вот это мне нравится! Он идёт прямо на меня. Ну-ка, сучёнок!

Краем глаза я замечаю Номер Тридцать, но слишком поздно. Меня атаковали сразу двое...

БАЦ.

Столкновение мощное, как при автомобильной аварии.