- Да с месяц назад. - И в ответ на недоверчивый взгляд девушек: - У неё ноги попухли, ходить трудно.

- Как же вы одни? - удивилась Тая. - А кушаете что?

- Иногда к матери приходим, она паёк даёт. На огородах самосев кое-где есть. Хватает. Тут хорошо, никто не лазит. На мосту патруль, да и мины везде. Летом два пацана подорвались, теперь все боятся. Тут долго еще не разминируют - немцы мины на не извлечение ставили. Если один взрыватель выкрутишь - другой рванёт.

- А готовишь для кого?

Девочка глядела явно недоумённо:

- Так для брата же. Он за едой зашел. Мужиков кормить надо. Я тут на хозяйстве, а он теткин огород копает. У нас хлев давно пустой, а тетка корову держала, там огород хороший.

Девочка махнула рукой в сторону. За хлевом светловолосый мальчишка, так и не обернувшись на голоса, закидывал дрова в небольшой погребок.

- Он не слышит, - пояснила девочка. - Бомба рядом взорвалась.

- Как же так? - охнула Тая. - А к доктору ходили?

Девочка пожала плечами:

- Мать в госпиталь водила. Там в середине уха взорвалось, вот левое, может, когда-нибудь и будет что-то слышать.

И в ответ на сочувствующий взгляд Таи:

- Да ничего. Это для девки беда была бы, а парню, да после такой войны - не убыль. Трактористом будет, или механиком. Он у нас теперь один мужик.

- Кто тут еще живет? - всё также резко спросила Женька.

Девочка махнула рукой вдоль тропинки:

- Дед Егор вон там. Я ему паек по карточкам из города ношу.

Как ни приглядывались девушки, но ни одной избы в округе так и не заметили. Пока неожиданно тропинка не уперлась в полуосыпавшуюся кучу глины - крышу былого погреба.

- Здравствуйте, дедушка! - первым заметила местного жителя Женька. Дед сидел на пороге, почти сливаясь со старыми стенами.

- И вам поздорову. Куда направляетесь? - Теперь он стоял, опираясь на толстую суковатую палку.

- За яблоками. - Тая огляделась: погреб - не погреб, землянка - не землянка. Яма в земле, узкий вход, занавешенный старым обгоревшим брезентом. - Как же вы зимовать здесь будете, дедушка?

- Что мне-то, я уже старый, - дед смотрел на них, на военную форму смотрел, и сухие старческие губы дрожали. - Не бродите вы там, девоньки. Сюда идите.

Спрятавшись за пригорком, стояла старая узловатая яблоня, вся усыпанная мелкими полосатыми яблочками.

- А вам дедушка? - попыталась возразить Тая.

- Рвите, девоньки, сладкие они, спелые уже, рвите.- И отчего-то отказаться не было никакой возможности.

- Ладно, хватит, и так мешок полный. - Остановила девушек Женька.

- Спасибо, дедушка, - поклонилась Тая.

- Кушайте, девоньки, кушайте. Сладкие яблочки, - дед так и стоял столбом у яблони, такой же старый, вросший в землю, как и она.

Вовсе и не далеко по проторенной тропинке оказалось до лагеря.

- Поварихе отдадим и себе отсыплем, - командовала Женька. И обернулась, закусив губу. Таи рядом не было. Появилась через пару минут.

- Политрук велел после построения зайти.

Расслабившиеся последние дни девчонки что-то долго выравнивали строй, всё время сбивалась Зойка. Уже и схлопотали наряд бы, как вдруг заревела сирена воздушной тревоги. Вновь сидели в том же окопе. Звуки отдаленной бомбежки едва долетали. Женька дремала, Тая вертела головой по сторонам, кто-то зашивал гимнастерку - старшины на них не было. Галка смотрела мимо и молчала, прижав кулачки к губам.

Вечером не ложились, ждали Таю.

- Печку бы растопить, - вздохнула Зойка. Ветер тянул от реки промозглой осенней стынью.

- Ага, кудри высушить, - хмыкнула Женька. - Что ты зимой делать будешь?

И вздохнула:

- А ведь третья зима идёт, девочки.

Галка съёжилась, обхватив ладонями худенькие плечи:

- Не хочу я зимы. Холодно там, так холодно.

Девушки обернулись, глянули на неё, и Галка словно очнулась, вскинула голову, резко перевела разговор:

- Девочки, а я опять в убежище сигнал слышала. Короткий, прогудел - и умолк.

- Никто не слышал, одна ты слышала, - недоверчиво буркнула Зойка.

- Ты молчи, ты вообще в углу сидела, - обиделась в ответ Галка.

- Тихо, - вмешалась Женька. - Если Галка говорит, значит слышала. Сама же видела, как она на рации работает.

Появилась на пороге Тая, чуть запыхавшаяся. Женька внимательно всмотрелась, но нахмурилась только сильнее:

- Что политрук говорил? О нас спрашивал?

- Нет, - удивилась Тая. - Так чего-то. Он кашляет всё время, я чай травяной заварить предложила, я насобирала.

- А он чего?

- А он тушенку предлагал. Я говорю: "Не надо, товарищ командир, я и так принесу. На войне нельзя болеть".

- А он чего?

Тая плечами пожала:

- А он посмотрел так и говорит: "Иди, девочка".

Женька взглянула сощурившись:

- Приготовишь, сама не неси, мне отдай.

- Это еще почему?

- Мужику ведь мало заварить, надо еще уговорить лечиться. Я поварихе отдам, она кого хочешь заставит, сама знаешь.

Да, Тая, - тут же вспомнила Женька. - А Галка опять сигнал слышала. Опять во время бомбежки. Значит, не ушел диверсант никуда. Тут он где-то. Из здешних кто-то.

- Или в оврагах прячется, - не согласилась Тая.

- Овраги не пустые, день - второй там спрячешься, а потом местные вычислят. Опасно. Да и смысл там сидеть? Объектов важных нет, и даже уходить некуда. Спереди река, сзади минные поля, а из оврага выйдешь - до самого леса голая низина. Любого издалека видать.

- Нет, - упрямо качнула головой Тая, - из наших никто не может. Мы все - за Родину.

- Из наших - точно не может, - согласилась Женька. - Мы в это время все вместе в одном окопе сидели. Вспоминайте, кого не было?

- Первый раз все были, - нахмурилась Галка. - И второй раз - точно все, на построении тревога застала.

- Так, - сощурилась Женька. - А кто отдельно был?

- Повариха у кухни, она сюда не ходит. Политрук у себя - у него блиндаж надежный, немцы еще строили. Всё, - перечислила Галка.

- Политрук только месяц, как из госпиталя вернулся. Вроде, ничего мужик. Повариху я знаю. Она на второго уже похоронку получила, под Харьковом погиб. А она не верит, всё ждёт, - задумчиво добавила Женька,

- Может, и правда, жив. Так такое было, могли и ошибиться. Может, он в госпитале где-то лежит, живой, только написать не знает куда, - сочувствующе глянула Галка.

- Значит - точно некому, - подытожила Тая, - патруль надо вызывать, пусть овраги прочешут.

- Куда вызывать? - поморщилась Женька. - Не слышал кроме Галки никто. Надо третий сигнал ждать. А ведь никого и не искали толком. Наши наверняка отпиской отделались. Если вновь загудит, как бы беды не было.

Женька стояла перед девчонками, очень серьезная:

- Надо на горячем ловить. Направление сигнала знаем, когда - тоже знаем: во время налёта. Выйдем немного раньше, как раз успеем.

- Кто нас пустит? - возразила Тая.

- Старшина бельё стирать пустит. А если на ручье тревога застанет, назад никто не побежит, там отдельный окоп есть. До конца тревоги не кинутся. Должны успеть. Как Зойка тревогу почует - так и пойдём.

Набрали полный тазик, вышли - серьёзные. Ручеёк так и звенел, скакал, быстрое течение билось о камешки, норовившие выскользнуть из-под ног. Где-то вдали послышалось гудение.

- Пора, - махнула рукой Женька.

- Нельзя, девочки, нельзя идти, самолёты летят, нельзя, тревога же, - Зойка спрыгнула в окоп и упрямо замотала головой.

- Зой, ты чего? Ты же на зенитной батарее связисткой была.

Зойка заговорила, быстро-быстро:

- Была. Девчонок положило, а сержант кричит мне: "К орудию". Она наводит, а я стреляю. А они пикируют - и сразу все на нас. Я стреляю, стреляю - а они все прямо на нас.

- Правильно, - серьёзно сказала Женька. - Нельзя всем идти. Вдруг искать станут? Кто-то прикрывать должен. Мы с Таей пойдём, а вы тут сторожить будете.

- Что вы там вдвоём сделаете? - забеспокоилась Галка.