— А откуда ты знаешь наш язык?

— Хаал постарался, — я повернулся и пошёл дальше.

На нас оглядывались. На нас, я бы даже сказал, глазели. Видимо, рабом меня считали не только эти двое. Потому что к нам подошли стражники и спросили Сисишеп, из какого она дома и почему без разрешения хозяина водит человека по городу? Честное слово, я не собирался устраивать никакого застолья! Просто пока я раздумывал над тем, какой из ответов выбрать, послушная Сисишеп честно выдала, что она пока что ни к какому дому не относится, хозяин о ней не знает, а её временный хозяин — я. И она меня водит за нос не по злому умыслу, а по причине того, что не знает, куда идти.

В этом месте растерялся я. Потому что сообразил, что и сам не знаю, а куда идти. За всеми этими разговорами и переживаниями я, кажется, заблудился! Зато как было весело наблюдать за стражниками, которым я сунул под нос храмовый жетон и приказал (именно приказал!) сопроводить новую рабыню хаала к его жилищу. Которое возле храма.

Выражение ихних морд — не передать! Пожалуй, наверное, такое же изумление имел бы привычный нам гаишник, если бы с ним вдруг заговорил автомобиль. Мол, везу пьяного, домой везу, чего пристал? А не нравится — давай, сам садись и езжай…

Местная стража не стала спорить, а сопроводила. Сам хаал был сейчас занят, так что его приказ подтвердил какой-то младший служитель задней левой пятки…

Ему поверили, а мне — нет! Хотя, а что я хотел… Я — инопланетянин. Кто нас, этих чужеземцев, знает?

И вот мы остались вдвоём. Я и эта Сисишеп. Сисей, кстати, нету. Вот как они у себя пол определяют, а? Ни цветом, ни формой, ни шерстью, ни даже хвостом — самцы от самок не отличаются. Как? Но в языке половой диморфизм цветёт буйным цветом. Формы для мужского и женского рода почти для всех структур есть. Значит, собеседник заранее знает, к кому обращается. Как?

И что мне теперь делать?

— Иди к остальным рабам, познакомься, узнай у них, как тут живут и что делать. Как только освободится хаал Смаарр — доложишь ему о прибытии.

— А как я узнаю, кто он?

— Голова есть? Язык знаешь? Разберёшься.

Смаарр нашёл меня в нашей комнате. В смысле, в нашей с Хашеп. И устроил форменный допрос.

— Как зовут раба?

— Сисишеп.

— Почему?

— Что «почему»? Откуда я знаю, почему у вас так кого-то зовут?

— Пол?

— Самка.

— За что угодила в рабы?

— Эээ… То ли обманула кого-то не того, то ли украла что-то.

— К чему пригодна?

— А я откуда знаю? Я ж не проверял.

— Ты взял раба и не проверил, что она может? А к чему непригодна?

Надо было что-то отвечать, и я ляпнул первое, что пришло в голову.

— Стоять у алтаря.

— А что такое «алтарь»?

— Это… Это что-то в церкви. Стойка такая, за которой священник стоит.

— Ты проверял?

— Тут всё просто. Она самка. А у нас священник не может быть женщиной.

Смаарр воспринял это спокойно, как и все мои ответы. После чего сообщил, что у меня двор не метён. И ушёл.

Он ничего не приказал.

Он не выказывал неудовольствия.

Он просто сообщил мне факт. Вообще ко мне не имеющий ни малейшего отношения. Это У МЕНЯ двор не метён? Это у него двор не метён!

Это вообще его двор! И пусть что хочет с ним, то и делает! Я ему не раб!

И только где-то через полчаса, когда я извёлся от скуки и ожидания, до меня дошло. Что, во-первых, он именно это и сделал. То, что хотел. А во-вторых, мне всё равно делать нечего!

Я поупирался ещё минут пять… Нет, три. На большее меня не хватило.

И отправился искать свою СисюШеп.

В принципе, управление рабами мало отличается от управления любым другим инструментом. Я понял, зачем Смаарр меня пытал на тему того, «что она может» и «что не может». Потому, что пользование инструментом предполагает, что ты знаешь, чего от инструмента добиться. Но у меня пока что мозги ещё не настолько свихнулись, чтобы я мог спокойно почувствовать себя рабовладельцем. И получать от этого удовольствие.

Настолько, не настолько, а двор мы вымели. Просеяли песок и засыпали по-новой. Интересно, откуда здесь столько мусора берётся? Так что формально приказывал и руководил я. А на самом деле это рабыня учила меня, как у них тут двор убирают по-правильному. Закончил я совершенно счастливый. Вот сам не знаю, почему. Просто было приятно за хорошо выполненную работу. А вот Сисишеп, похоже, вообще не поняла, с чего я такой довольный. А может, вообще не поняла. Это Хашеп научилась эмоции людей понимать, я и то не всегда могу понять собеседника, хотя и знаю о значении ушей и хвоста. А что может понять простая рабыня о бесхвостом существе с неподвижными ушами?

За вечерним столом я со скуки наблюдал за хаарши. Они поглядывали на меня с деланным равнодушием, но я видел, как им тяжело воспринимать манеры инопланетянина. Мне было всё равно. Не хотят — пусть не смотрят. Или я могу есть отдельно, если им так не нравится. Но вслух никто ничего не говорил, и я поужинал спокойно.

Во дворе я посмотрел в небо. Вечерело, и тучи, такие земные, скопились у самого горизонта клубами огромных подушек. А надо мной светились звёзды. Такие далёкие, такие знакомые. Вот это — Персей… нет, погодите. Персей? Я огляделся. Рисунок созвездия, знакомый со студенческой скамьи, несколько отличался. Если это — Персей, рядом должны быть Пегас и Возничий. Так, ладно, а где Большая Медведица? Вот это? В таком ракурсе? Но Мицар и Алькор, вроде бы, на своём месте. А что я ещё могу узнать? Луна! Где Луна? Здесь она вообще есть или нету? Сейчас — не видно. Вот тебе и космонавт! Даже таких простых вещей о Хаарши не знаю! Интересно всё-таки, а мы где? В нашей галактике, в соседнем измерении, в ином пространстве? Насколько я помню, нигде об этом ничего конкретно не сказано. Надо будет поинтересоваться.

А Хаш так и не пришла. Только ночью я перевернулся на другой бок и уткнулся в знакомую шерсть. Обхватил покрепче, прижал к себе, уткнул подбородок в плечо и уснул дальше.

День третий. Надо же, всего три дня я здесь! Или четыре? А уже столько событий. Выучил язык! Горжусь, хотя гордиться нечем, и воспоминания о процессе до сих пор в дрожь бросают. Процесс вхождения в бытовую жизнь хаарши идёт полным ходом, хотя я честно признаюсь — не собирался. Думал посмотреть со стороны, может быть прикоснуться разок-другой к какой-нибудь самой безопасной стороне. Ну, там, в магазине чего купить, в театр местный сходить, в зоопарк…

А уже четвёртый день не вылезаю из самой глубины, даже представляю себе, как здесь рабов заводят. В магазине, кстати, ни разу ничего не купил. Даже вообще не знаю, есть ли тут магазины? Ибо и денег местных ни разу не видел!

Утром мне предложили выбор из местных продуктов. Эдак моя сумка так и уедет домой наполовину полной. Учусь пользоваться их правилами еды и пытаюсь понять, что они в этом такого находят? Почему нужно обязательно помазать вот этим белым соусом, а потом полить вот этим красным? Причём, если это делает жрец — то он сам же эти соусы из ингредиентов и приготовит. А если я — то мне подают уже готовое. Понять пока не могу, но ем. Ну, что сказать… Съедобно. До сих пор ожидаю какой-то каверзы от организма, но пока что всё на удивление гладко. Ни поноса, ни тошноты, ни прочих свидетельств отравления.

А потом вдруг ко мне подходит Урриш и заявляет, что сегодня мы едем на охоту.

— Я не хочу никакой охоты!

— Я знаю. Поэтому ты и едешь.

— Да не люблю я охотиться!

— Я знаю. Ты не можешь любить то, что никогда не пробовал.

— Я не умею охотиться, тем более на ваших животных!

— Именно так. Ты будешь учиться.

— Я не хочу учиться!

Вот это поставило Урриша в тупик. Он несколько секунд моргал на меня, недоумённо шевеля хвостом. Потом сказал:

— Вот тут я должен посоветоваться. Это пусть хаал сам решает.

— Стой! — я понял, что сморозил, и какой это может произвести эффект. — Так это тебе хаал приказал?