Тот случай прошлогодней давности не прошел незамеченным. То ли у Лерхае был настолько притягательный и запоминающийся аромат, то ли все восхитились его смелостью, граничащей с глупостью – во время цикла прийти в здание, в котором работают, в большинстве своём, меоры – но факт остается фактом. С первого мига, как он вновь вышел в свет с родными после завершения цикла, на него началась самая настоящая охота. Увы, другого слова ему на ум не приходило… Ни единой минуты Лерхае не приходилось сидеть на месте, его беспрестанно приглашали танцевать, дарили безделушки, заваливали цветами, куда бы он ни пошел – всюду преследовали непонятно откуда взявшиеся поклонники. Да, он понимал, что и раньше его внешность не оставляла меоров безучастными, но если до начала циклов на него только смотрели и облизывались, то теперь Лерхае просто не знал, куда бежать от бесчисленных обожателей. Раз за разом их ожидал отказ, однако с не меньшей настойчивостью они продолжали осаждать его, словно Лерхае мило пошутил. Он злился и психовал, негодовал на их упрямство и назойливость, пытался снова и снова доказать, что не намерен принимать ничьи ухаживания, и что меорам следует поискать другой объект поклонения… Однако… Он не мог с уверенностью утверждать, что их знаки внимания оставляют его равнодушным… Это льстило его самолюбию.
За полгода после начала циклов юноша сильно вытянулся и теперь был всего на пол-ладони ниже своего руора, подростковая угловатость сменилась точеными линиями взрослого феррха. Каждый выход в свет фера Лерхае в сопровождении его руора, хаша Леррве, незамужние меоры ожидали с нетерпением и трепетом. И они всегда оправдывали их ожидания. Высокий, статный, прекрасный хаш Леррве, не утративший с годами очарования и силы, всегда уверенно шел вперед, мило улыбаясь знакомым и друзьям. И его сын, фер Лерхае, с самыми необычными светлыми кудрями, такой недосягаемый и загадочный… Нет, сами по себе светлые волосы не были редкостью у мраххов, однако под влиянием модных веяний последних лет молодые феррхи предпочитали окрашивать волосы в темный цвет, пытаясь хоть как приблизиться к идеалу, которым на протяжении многих лет был хаш Леррве. А юноша… Все в Лерхае, его манеры, жесты, голос – всё говорило о недоступности, и невольно меоры всеми силами стремились привлечь его внимание.
Со временем Лерхае свыкся с оказываемым вниманием, научился всегда и везде выглядеть великолепно, достойно отвечать на ухаживания и твердо отправлять восвояси чрезмерно отвязных меоров. Увы, это было необходимо, потому как порой излишне активные поклонники доставали его в самый неожиданный момент. Самый нелепый случай приключился несколько месяцев назад, когда очередной ухажер сумел преодолеть охрану усадьбы и пробрался к нему в ванную. Лерхае, от неожиданности больше перепугавшись, чем рассердившись, располосовал незадачливому поклоннику лицо. Ворвавшаяся в ванную комнату охрана потом долго пересказывала шутку о том, как глупый меор добивался прекраснейшего феррха, собственноручно расцарапав себе лицо, чтобы привлечь недотрогу дивным ароматом своей крови, а тот, не успев прикрыться, самозабвенно шипел на него, забравшись на высоченный шкаф, так, что только голая ножка и свешивалась. Да, незадачливый поклонник был отправлен в больницу залечивать любовные ранения, а Лерхае волей-неволей пришлось смириться с необходимостью постоянно выглядеть так, словно он шествует по сцене, даже находясь в ванной комнате. Парадный костюм феррха стал для него обыденностью. Он привык…
…И совершено не заметил, когда балы перестали быть тягостной обязанностью, а шумные меоры – назойливыми мухами. Теперь же он наслаждался каждым праздником и получал несказанное удовольствие от невинных пока игр с меорами… Внимание и обожание… Сладкая власть… Жадные взгляды и ревнивое шипение, крепкие объятия и жгучие танцы… Ничто иное не способно так воспламенить кровь и заставить быстрее биться одинокое сердце… Прижаться к крепкому телу в стремительном танце, плавясь под горячими руками… Поддаться мгновению и обещать… И следом взорваться в вихре и броситься прочь… И вновь обещать… Лерхае играл и шутил, заманивал и бросал, и снова давал шанс… Он наслаждался каждым мгновением своей власти… Власти знать, что только он вправе решать, кто достоин его общества…
Да, Лерхае расцвел. Понял свою притягательность. Гордо вскинув носик, он небрежным жестом откидывал непослушные кудри, легкомысленно кружась в танце, ритмично отстукивая браслетами на босых ногах… Он был новым кумиром, его звезда сияла ярко, с него брали пример. С его легкой ручки в моду вошли кудри, хотя знатоки хмыкали и перемигивались – мол, от сына хаш Леррве иного и не ожидали.
Но увы, время шло, никто не мог пленить сердца неприступного феррха. В танце он был бесподобен и неприступен, за неверный жест обидчик рисковал лишиться глаза, уж слишком быстр был прелестник. От ядовитых когтей Лерхае не один молодой меор, позабывший осторожность, был отправлен в больницу. Но никто не думал осуждать его – так и должно быть, лишь достойный и сильный меор сможет покорить сердце Лерхае.
Хотя порой встречались упертые поклонники, совершенно не понимающие отказа, которых не останавливали острые когти, и они, только оправившись от его яда, докучали Лерхае вновь и вновь. Он не хотел их смерти, хоть и имел полное право ударить жалом на хвосте, знал, что после такого немногие смогут оправиться. Лерхае искренне надеялся, что их одержимость пройдет, и они смогут переключиться на другого феррха, который оценит крепкое плечо и надежные руки.
Вот и сегодня меор Шервес, докучавший Лерхае последний месяц, весь вечер не давал ему прохода, с рыком разгоняя остальных меоров. Настаивать они не имели права, потому как феррх не дал достойного ответа Шервесу. К сожалению Лерхае, драться на празднике категорически запрещено… Так что Лерхае ничего не осталось, как, ожидая окончания бала, скрыться от поклонника в парке, чтобы после вместе с родителями отправиться домой.
Вздохнув, Лерхае отвлекся от ночного леса и вновь углубился в чтение. Однако беспокойные мысли разбегались прочь, и он не мог сосредоточиться на содержимом книги. У пруда то и дело раздавался веселый смех, но присоединяться к ним юноше не хотелось. Лерхае знал, что феррхи не очень жалуют его общество, совершенно справедливо полагая, что в таком случае им ничего иного не останется, как уйти в сторону. Лерхае же не хотел лишать других праздника. Ему-то лишние ухажеры точно не нужны.
Отложив книгу на скамейку, он вышел из беседки и медленно побрел вдоль берега небольшой реки к обрыву. Лерхае не переставал поражаться, как строителям дворца удалось приручить горную реку, красиво вписать её в парковый ландшафт, заставляя русло плавно изгибаться.
У водопада было свежо и прохладно, небольшой ветерок растрепал распущенные волосы.
Лерхае сел на скалистый уступ, свесив босые ноги вниз. Слева гремел водопад, с ревом устремляясь к земле, далеко внизу, над верхушками векового леса, то и дело мелькали серебристыми боками планеры… Весь мир лежал сейчас у его ног. Рассмеявшись, Лерхае упал на спину, раскинув руки. Он не переживал, что его здесь найдут, ветер уносил его запах в сторону, густые кусты скрывали от любопытных глаз. Родителей он предупредил о том, что намерен переждать бал в парке, так что его не потеряют… Драгоценными камнями сверкали звезды на бескрайнем бархате ночи, небольшие облака невесомыми перышками украшали небо. Прикрыв глаза, он слушал ночь, её неторопливое движение, шепот листвы, песнь водопада…
Небольшой шорох заставил его вздрогнуть и чуть собраться. Лерхае напряг пальцы, изготовившись в любой момент отразить возможное нападение. Увы, он знал, что никаких крупных животных в парке быть не может, а прочая мелочь незаметна. Значит, это кто-то из меоров. Феррхам не придет в голову прятаться по кустам, выслеживая его.
Переменившийся ветер принес знакомый запах. Он, поморщившись, встал, гневно глянув на меора.
- Доброй ночи, меор Шервес, – Лерхае отвернулся к обрыву и сложил руки на груди, продолжая смотреть вниз, всем своим видом давая понять, что недоволен его вмешательством.