Зимой 1930 года Тейяр де Шарден прибыл в Париж и разложил на столе перед Брейлем, «подозрительные кости», тот, не вдаваясь в расспросы, сразу высказал мнение о том, что доставленные молодым коллегой костяные обломки «несомненно побывали в огне». Именно так выглядят обычно фрагменты, извлеченные из культурных горизонтов стойбищ людей древнекаменного века. «Кости животных, — спокойно говорил Брейль, — богаты органическими веществами и потому представляют собой превосходное топливо для костров. Они горят долго и жарко, а человек каменного века, как известно, был достаточно умен и практичен, чтобы оценить это свойство и напрасно не выбрасывать на свалку остатки трапезы». Заметив промелькнувшую на лице Тейяра де Шардена тень недоверия и не догадываясь, чем вызвано сомнение гостя, Брейль добродушно пояснил: «Через эти вот руки, мой юный друг, прошло достаточно много побывавших в очагах каменного века костей, чтобы сразу же отметить характерные признаки, появление которых нельзя объяснить не чем иным, как действием огня».
Не успел Тейяр де Шарден сказать, какие мучительные раздумья терзают его в связи с находками в Чжоукоудяне этих почерневших фрагментов, как Брейль, внимательно осмотрев один обломок за другим, указал на отчетливые прямые царапины, которые пересекали поверхность одного из экземпляров, и пояснил, что, по его убеждению, это не что иное, как нарезки, несомненно сделанные каменным орудием! Тейяр де Шарден пояснил Брейлю, что кости со следами воздействия огня извлечены из пещерных толщ Чжоукоудяня, — места обитания синантропа. Однако на «патриарха палеолитоведения» эти слова не произвели ожидаемого впечатления… Тейяр де Шарден покинул Институт палеонтологии человека со смешанным чувством радости, но не совсем полного удовлетворения. Разумеется, в глубине знаний Брейля сомневаться нет оснований. Однако не слишком ли увлекался он, оценивая царапины на поверхности кости как следы работы каменным орудием? Кто, кроме синантропа, мог нанести нарезки?.. Нет, что ни говори, по вывод Брейля о смысле прочерченных линий слишком субъективен, и к тому же нет средств для подтверждения его заключения. Иное дело побывавшая в пламени костра кость. Что если попросить химика произвести анализы одного из фрагментов со своеобразной темной окраской? В конце концов, проще простого установить, вызван ли черный цвет процессом горения, или кости почернели вследствие того, что их окрасили какие-то легкорастворимые вещества пещерного слоя, например, окислы железа и магнезии. Иначе оппоненты-скептики не преминут обвинить руководителей раскопок в Чжоукоудяне в «безудержной фантазии и легкомысленных увлечениях».
Тейяр де Шарден направился в лабораторию минералогии Парижского музея к доктору Губерту и попросил его произвести анализ костей для определения точной причины их потемнения. Химик сразу проникся важностью задачи и выполнил все, строго следуя правилам. Сначала он поместил фрагменты косточек в гидрохлорный и натриевый фосфат и вскипятил раствор. Поскольку на дне колбы появился черный осадок, Губерт решительно отверг возможность окраски костей окислами железа или магнезией. Затем темный порошок, собранный со дна, подвергли действию пламени бензиновой горелки, и снова удача — порошок сгорел. Это позволило хозяину лаборатории сделать вывод о том, что «черный осадок» не что иное, как «свободный карбон», то есть несомненно продукт неполного сгорания органического вещества. Чтобы у гостя не оставалось никаких сомнений, доктор Губерт поместил остаток черного порошка в пробирку с кислотой и порошком бихроматом. Тейяр де Шарден видел, как «растаяла» и исчезла без следа темная прослойка. Торжествующий химик подвел итог: «потемневшие кости» из пещеры синантропа бесспорно побывали в огне; жаркие языки пламени древнего очага, а не какие-то другие причины, окрасили их в черный и синевато-белый цвет!
Можно представить радость Блэка и Пэй Вэнь-чжуна, когда возвратившийся из Парижа Тейяр де Шарден рассказал о результатах бесед с Бройлем и об опытах в лаборатории доктора Губерта. Поскольку вскоре предстояло открыть новый полевой сезон, то одной из центральных задач, поставленной Блэком перед коллективом, стали поиски новых доказательств использования огня обезьяночеловеком. Кажется, многое позволяло надеяться на успех, и все же большинство сотрудников лаборатории с трудом свыкалось с мыслью о том, что такое самое, может, примитивное человеческое существо, как синантроп, а следовательно, и его ближайший родственник и современник — питекантроп обуздали и использовали огонь. Давно ли гремели ожесточенные споры, в которых решался вопрос о том, можно ли вообще ставить питекантропа в ряд непосредственных предков человека, поскольку слишком уж обезьянообразным и примитивным он выглядел? И вот прошло немногим более десяти лет, и, кажется, назревает новый грандиозный «скандал»… Уже в апреле Пэй Вэнь-чжун усердно осматривал обнажения Лунгушаня в поисках наиболее перспективного для продолжения раскопок участка пещеры синантропа. К сожалению, значительная глубина раскопок, где он нашел первый череп, не позволяла исследовать наиболее счастливое в Чжоукоудяне место: угроза обвалов и трудности по извлечению просмотренной земли заставили покинуть благодатный район. Пэй Вэнь-чжун решил начать раскопки около грота Гэцзытан («Храм диких голубей»), который представлял собой выемку в пещерных отложениях, сделанную, очевидно, лет десять назад при добыче известняка. Он распорядился взломать каменистый пол и западную стену грота, составленную из огромных блоков известняка. Далее он предполагал, разбирая заполнение пещеры, добраться до ее дна.
К тяжелой и изнурительной работе на «Холме костей дракона» привыкли, однако то, с чем пришлось столкнуться около «Храма диких голубей», превзошло все ожидания. Рабочие из землекопов превратились в каменотесов — с большим трудом, с помощью стальных кирок и тяжелых кувалд, проламывали они окаменевшие слои, дробили на куски известняковые глыбы. Миллиметр за миллиметром проникали исследователи в глубь слоев прочной щебенки, «схваченной» намертво естественным известняковым раствором. Когда становилось совсем невмоготу, в камне сверлили отверстия для взрывчатки. Но все можно вынести и стерпеть ради предстоящих открытий.
А они не замедлили последовать. В слое глины, окрашенной почему-то в разнообразные цвета — красный, желтый и черный, — попалось несколько экземпляров костей и обломков крупных животных с теперь уже знакомыми и не вызывающими сомнений следами обжига. Более того, как будто специально для ликвидации последних следов скептицизма, в руки рабочих сначала попались остатки сгоревшего дерева, а затем, по мере продвижения вглубь, начали прослеживаться странные прослойки черного песка и глины, удивительно напоминающие скопления золы и порошкообразного угля на территории стойбищ людей древнекаменного века. Это было нечто вроде выбросов из огромных, полыхавших долгое время костров. Когда в одной из таких прослоек среди россыпей мелкораздробленных костей животных удалось обнаружить три обломка черепа синантропа и фрагменты его нижней челюсти с сохранившимися в них зубами, то связь следов огня с деятельностью обезьяночеловека, хозяина пещеры, стала очевидной. Внимательный осмотр разрезов, вскрытых в предшествующие годы, привел к еще более неожиданному результату. Оказалось, что семиметровая толща, которую геологи описывали раньше как «песчанистый горизонт», на самом деле представляет собой мощный пласт золы, нечто вроде колоссального но масштабам очага, огонь в котором не гас в течение десятков, а может быть, и сотен тысячелетий! Как иначе можно объяснить появление в пещере такого громадного количества золы и угля? Позже в семиметровой толще золы Брейль даже нашел целую связку перегоревших прутьев кустарника!
Торжествующий Блэк привез из Чжоукоудяня в Пекин потемневшие в огне костищ образцы черного, насыщенного золой и углями, слоя. Он задался целью выполнить новые контрольные анализы для беспристрастного подтверждения пекинскими специалистами наличия карбона в культурном горизонте. И когда находки попали к профессору фармакологии Пекинского объединенного медицинского колледжа Б. Е. Риду, он ответил: в образцах, доставленных из Чжоукоудяня, находилось большое количество свободного карбона! Итак, в пещере горел огонь, и поддерживал его, с помощью дерева и костей животных, обезьяночеловек, современник питекантропа. Блэк, неистовый поклонник скрупулезной точности, постарался даже определить, что за дерево горело в кострах синантропа. Анализ показал, что древнейшие очаги предков человека отапливались ветками кустарника Cercis, разновидности которого широко распространены в районе Чжоукоудяня и в настоящее время. Таким образом, стало очевидным, что ни о каком случайном появлении обожженных костей в пещерных толщах Лунгушаня говорить нельзя. Осторожный Блэк оставил наконец сомнения и сел за статью, назвал которую предельно просто: «Следы использования огня синантропом!»
