Об этом походе немало говорится в источниках, но имеются сведения и о других крестовых походах ордена на Литву, поскольку они были событиями для большинства их участников; соблюдался рыцарский этикет и рос престиж рыцарей в глазах общественности. Поэтому отдельные именитые крестоносцы заботились о том, чтобы об их участии в прусских походах стало широко известно и чтобы их воспели в рыцарской поэзии.

Впрочем, вышеупомянутый лирик XV века Освальд фон Волькенштейн не может служить примером, ибо не придерживался традиционных форм и тематики. Полной противоположностью ему был герольд Петер Зухенвирт, можно сказать, профессиональный пропагандист рыцарских подвигов. В его задачу входило следить за строгим соблюдением церемонии во время турниров и прочих рыцарских празднеств, объявлять о прибытии гостей, славить их. Он был кем-то вроде заведующего протокольным отделом. В задачу герольда входило и воспевание славы своего заказчика в стихах, написанных на определенный случай. Известно 20 таких стихотворений Петера Зухенвирта, в одном из которых он воспевает прусский поход герцога Альбрехта III Австрийского в 1377 году. Оно посвящено исключительно литовской войне, к тому же с точки зрения живого свидетеля, ибо, естественно, такой могущественный правитель, как герцог Австрийский, включил герольда в сопровождавшую его в Пруссию свиту.

В стихотворении 500 строк. Вначале сообщается, что герцог Альбрехт отправился в Пруссию стяжать рыцарскую славу, а для этого окружил себя весьма почтенной свитой:

Ну, и так далее. Здесь собрано все, что должно отличать истинного рыцаря, весь арсенал соответствующих представлений и понятий.

Далее поименно названы самые выдающиеся участники похода — поэт выполняет свои обязанности герольда, а затем переходит к событиям, причем то и дело, как положено автору, обращает особое внимание на церемониал и празднества во время пути. Так, мы узнаем кое-что о приеме сиятельных гостей в Торне, первом городе в Пруссии, где на пир были приглашены даже жены и дочери советников города:

Однако о совсем иных женщинах узнаем мы, когда речь заходит собственно о походе, о войне с язычниками. Сначала Зухенвирт рисует вторжение войска в Литву. Прежде всего зрелищность этого события: впечатляющая картина того, как роскошно одетые правители и рыцари едут по дремучему лесу. На ветру развеваются знамена и:

В Жемайтии состоялась первая встреча с врагом:

А после того, как первые язычники были убиты и деревня сожжена, о чем иронично поведал поэт, пришло время главной церемонии — посвящения в рыцари.

Церемония завершилась, а война продолжалась. Бог ниспослал рыцарям благодать, как пишет Зухенвирт, и они внезапно вторглись в Жемайтию, не встретив серьезного сопротивления. Язычники пытались нападать лишь ночью, и поэтому война рыцарей с ними шла гладко:

Далее Зухенвирт описывает, как войско, разбившись на небольшие отряды, преследовало язычников:

Как видим, поэта, как и тех, для кого он пишет, забавляет то, как литовская женщина в отчаянии вышла из пущи, привязав одного ребенка на грудь, а другого — на спину. Картина страдания для него всего лишь повод иронически противопоставить ее житейской мудрости, которую ему надлежит проповедовать: исключительно дикий народ, который выходит из лесной чащи, да к тому же они сидят на лошадях без шпор.

Такое отношение встречаем не только здесь. Оно типично для куртуазной литературы, в которой мир крестьян выступает как антимир и живописуется во всей его мерзости, и на этом фоне мир рыцарства кажется еще лучезарней. Мир крестьян — это мир грязи, мир гротесковый и некуртуазный, таким видится он герольду герцога Австрийского, созерцающему гонимых и пленных язычников.

Встает вопрос, действительно ли подобный текст передает реальность войны с язычниками. Разумеется, это не простое свидетельство, хотя бы отдаленно напоминающее репортаж с места событий. Конечно, оно не воспроизводит субъективные впечатления автора. Это стихотворение — в высшей степени массовая литература. Оно отражает желания и представления его слушателей. Само собой разумеется, герцог Альбрехт и его спутники видели жемайтов совсем не такими, какими их описал Зухенвирт, но, вероятно, ждали, что их наделят подобным видением, и поэтому здесь предстает и ментальность знатного крестоносца XIV века.

Литовские войны Немецкого ордена, как говорилось, были неотъемлемой частью европейской рыцарской культуры позднего Средневековья, как ее описал И. Хёйзинга в известной книге «Осень Средневековья». Правда, в ней отражены прекрасные стороны рыцарской культуры, стилизация любви и тому подобное. Но рыцарству позднего Средневековья присуща и реальность войны, которую вел любой истинный рыцарь, и такой способ ее ведения выступает в литовских войнах в концентрированной, но и самобытной форме. Ведь это были войны с язычниками; противник, с которым сражались рыцари, ничего не смыслил в рыцарском этикете.

Литовские войны имеют большое значение для истории Немецкого ордена в XIV веке. Они свидетельствуют о том, что орден и его государство в Пруссии достигли предела своих возможностей, ибо ежегодные крестовые походы ордена заканчивались ничем. Ни вторжения в Литовскую землю, ни пограничные крепости, воздвигнутые орденом против восставших, не способствовали решительному натиску.