Через несколько лет положение ордена еще больше осложнилось. Летом 1358 года один из великих князей Литовских через посла сообщил императору Карлу IV, что хочет креститься, разумеется, по католическому обряду и в присутствии самого императора. Таким образом, получалось, что не Немецкий орден, а император убедил его принять христианство.

Ситуация становилась для ордена все более угрожающей, и не только потому, что христианизация Литвы устраняла необходимость войны с язычниками. Расширять свои владения за счет Литвы стало невозможно, но большая опасность заключалась в том, что теперь могли сказать, что Немецкий орден в Пруссии вообще не нужен. Его могли заставить отправиться воевать туда, где еще были язычники.

Это была не просто угроза экстраполяции. Насколько можно уяснить из этих, впрочем, весьма запутанных и весьма ненадежных сведений, князь Литовский не только предвидел эти последствия, но и вел к ним. Во-первых, одним из условий своего крещения он ставил передачу ему части государства ордена, а во-вторых, — перевод ордена на границу с язычниками, на границу Монгольской империи.

Впрочем, до этого император не дошел. Политическая сделка не состоялась. И все же стоит отметить, что Карл IV со свитой отправился во Вроцлав (Бреслау) и там ожидал литвинов. Император, который, как король Чешский, занимал место, благодаря которому почти столетие состоял в тесной связи с орденом, все же был готов вступить в сговор с литвинами против ордена. Между прочим, незадолго до того он вступил в такой союз с королем Польским.

В немецкой историографии о Немецком ордене, даже в новейшей, нередко его положение и положение его государства описывается так, что создается впечатление, будто обе власти средневекового мира неизменно были на его стороне, словно он олицетворял собой единство средневекового Запада. В XIII веке об этом не могло быть и речи, как, впрочем, и ныне. И все же: то, что чешский и германский король из династии Люксембургов повел политику против ордена, было чем-то новым. Это создавало новую угрозу для ордена, опасность, которая через 30–50 лет стала реальной.

Пока последствия не заявляли о себе, пока между орденом и Литвой существовала все та же многовековая военно-политическая реальность: постоянные войны с литвинами, походы с целью грабежа и разорения с немецкой стороны и ответные походы литвинов — с другой, нередко даже в Пруссию. В XIII веке войны велись так, как их описали Генрих Латвийский и Петр из Дусбурга. Но подобные сообщения сохранились и от XIV века. В них тоже говорится о том, как контингенты ордена вторгались в землю язычников, пытаясь ослабить противника, уничтожая крепких мужчин, уводя остальных в плен и грабя.

В книгах по истории войны в средние века, изданных на рубеже XIX–XX веков, войны редко предстают в подобном виде. Авторов, описывавших войны прошлого, интересовали прежде всего битвы, а не ход войны, не позволявший провести анализ стратегии и свидетельствовавший только о том, что урожай был сожжен, скот угнан, дома разрушены, а люди убиты.

О том, насколько в то время отсутствовал интерес к ходу войны, свидетельствует «История военного искусства» Г. Дельбрюка, где этот вопрос вообще не ставится. Ведь в то время в Европе благодушно считали войну делом противоборствующих сторон, а не всего населения, в котором различали воюющих и невоюющих, военных и гражданских. Между тем мы сделали шаг вперед или, если угодно, назад. Нам известна тотальная война, которая затрагивает гражданское население наравне с военным, а порой даже больше, и потому нам известен тот тип войны, который орден и его гости вели с литвинами.

Ежегодно в Пруссию прибывали гости Немецкого ордена — правители и знать из Германии, Западной и Южной Европы. Дальние путешествия стоили огромных денег, на пути подстерегали опасности, и угроза исходила не только от литвинов, но и от христиан, по чьим владениям проезжали гости ордена. Некоторые из этих рыцарей, еще не дойдя до Пруссии, попадали в плен к польским или поморским князьям, которые требовали за них выкуп.

Но большинство все-таки добирались до места и принимали участие в войнах с литвинами. Если находились воины, еще не посвященные в рыцари, то по окончании похода совершался ритуал посвящения, обязательный для каждого уважающего себя аристократа. Его цена повышалась, если он совершался в одном из классических мест истории рыцарства: в Иерусалиме, во время паломничества или же в Ливонии. Возникли и другие рыцарские ритуалы, например, стол почета — праздничное пиршество, которое устраивали в Мариенбурге после походов.

Нередко на вопрос, отчего же европейская знать шла на эти тяготы и расходы, отвечают так: во-первых, здесь собиралась элита, здесь европейское рыцарство выступало на защиту Западной Европы; во-вторых, здесь можно было проявить себя в турнирах и в войне с язычниками.

Но лучше не слушать эти ответы, а пристальнее всмотреться в происходящее. Разумеется, путешествие в Пруссию и война с литвинами в XIV веке были до некоторой степени стандартными испытаниями для рыцаря. Об этом писал Освальд фон Волькенштейн, один из многих представителей тирольской знати, посвятивший свою жизнь служению правителю и объездивший весь мир. Но, с другой стороны, Освальд фон Волькенштейн — незаурядная личность: он был, бесспорно, величайшим немецким поэтом своего столетия. Положением и славой он обязан одному феномену, который небезынтересен и для историков: почти во всех стихотворениях он гораздо откровеннее многих современных ему авторов поведал о себе и о своей жизни; отсюда — субъективный взгляд на жизнь знати, к тому же в поэтической форме.

Одно стихотворение Освальд посвятил своим странствиям по свету. Во время путешествия он якобы говорил на десяти языках и состоял на службе у королей — Рупрехта[55] и Сигизмунда[56]. Он начинает с перечисления земель, по которым пролегал его путь:

В первой строке названы страны, где идет война с язычниками и где обязан побывать средневековый рыцарь: Пруссия, Литва, Татария и Святая Земля. Наряду с перечнем мест, которые должны были посетить благочестивые паломники (Рим, Иерусалим, Сантьяго, Ахен), имелся и другой — для рыцарей.

Посещение этих мест было в XIV веке рыцарской нормой. Уважающему себя рыцарю следовало хотя бы раз совершить такое путешествие, а иные проделывали это неоднократно, особенно те, которые подавали пример другим или, выражаясь современным языком, диктовали моду.

Таков король Чешский Ян Люксембургский, отец Карла IV. Его династия с давних времен была тесно связана с Немецким орденом. Уже его предки ходили в крестовые походы в Пруссию, в том числе — король Отакар, в честь которого в середине XIII века был назван прусский город Кёнигсберг.

Король Ян трижды участвовал в «рейзах» на Литву, последний раз зимой 1344/45 года вместе с сыном, будущим императором Карлом IV. Современные историки недолюбливали короля Яна, так как он совсем не походил на ответственного правителя Нового времени. Таково же отношение к нему и некоторых современников, например, его сына, которому пришлось немало потрудиться, чтобы вновь собрать то, что отец щедрой рукой раздавал в держание и собственность. Но для большинства знатных современников король являл собой положительный пример, тип рыцаря, который неустанно странствовал в поисках приключений и, наконец, погиб, как герой. Король Ян, уже ослепший, в начале Столетней войны выступил со своим войском на помощь королю Французскому Филиппу VI. В 1346 году он пал в сражении при Креси, форма ведения которого отличалась от преобладавшей упомянутой формы ведения войн в средние века; это действительно было сражение, имевшее эпохальное значение. В нем англичане одержали победу над численно превосходившим их французским войском, при этом не сражаясь врукопашную, а окружив французов и осыпав их дождем стрел. «Цвет французского рыцарства», по выражению английского короля-победителя, был наголову разбит. Это была одна из тех битв, которые знаменовали конец рыцарства в его классической форме, и король Ян, трижды ходивший в Пруссию, был представителем этого рыцарства и погиб.