Так, комтур ордена доносит в 1454 году верховному магистру, что зачитал послание магистра свободным людям своего комтурства, сначала — крупным собственникам, затем — мелким, но в последнем случае текст потребовал перевода. Значит, тогда, по прошествии двух столетий со времени основания государства ордена, мелкие собственники не только продолжали говорить на прусском языке, но и сохраняли свою идентичность.
Итак, крупные собственники из числа пруссов в отличие от простых крестьян могли повысить свой статус, но в таком случае условия существования крупного собственника прусского происхождения оставались теми же, что и до вторжения ордена: они и ранее занимали высокое положение в обществе и тогда были крупными землевладельцами, знатью, если угодно.
Третья группа населения во владениях ордена в Пруссии, наряду с крестьянами и свободными, — горожане. Едва начав наступление на Пруссию, орден заложил первые города: Торн и Кульм. Их бюргерам адресованы древнейшие правовые документы в Пруссии — грамоты, служившие образцом не только другим прусским городам, но и прусскому праву вообще.
Речь идет о так называемой Кульмской грамоте (Kulmer Handfeste) — немецкое Handfeste соответствует латинскому «привилегия» (manu firmata), то есть имеется в виду скрепление правового акта прикосновением рук, что характерно для древнего права.
Сохранившийся текст Кульмской грамоты относится к 1251 году, времени ее обновления, но основные положения восходят к первой Кульмской грамоте 1233 года. Таким образом, он относится к начальному периоду государства ордена в Пруссии. Но так как эта грамота служит образцом почти для всех прусских городов, то мы узнаем и о правовом положении прусских бюргеров в целом.
В данной грамоте, как и в других, речь идет о бюргерах того типа, который встречается в городах, основанных в Восточной Европе, на волне движения на Восток, равно и в новых, и в старых городах империи, которые в то время добились городского права в пику хозяину города. Итак, появляются свободные бюргеры, которые платят лишь скромные подати хозяину города (в Пруссии это орден и епископы) и имеют самоуправление.
Прежде всего орден предоставляет бюргерам право избрания судьи, сохраняя за собой только право на согласие, и делит судебные штрафы между собой и городом. С этого начинается, как обычно в истории города, становление сугубо городских органов управления: ратуша, судебная коллегия и бургомистр. В то же время орден оставляет за собой право патроната над городским приходом и вместе с тем возможность назначать приходского священника. Так же обстояло дело и во многих других прусских городах, очевидно потому, что приходские священники назначались из числа священников ордена, как нередко бывало в дальнейшем. Такова роль хозяина в прусских городах — от остального он отказывался наотрез. Так, орден давал обязательство не приобретать в городе домов. Если же он получал дом в дар (что в таком духовно-рыцарском братстве, как Немецкий орден, случалось не часто), то этот дом должен был служить как и прежде, и на прежнем праве. Значит, орден обязывался не разрушать гомогенную структуру города, чтобы его собственность не стала чем-то чужеродным городу и не испортила его вид. Тем самым орден пытался решить проблему, нередко игравшую немаловажную роль в истории города: проблему собственности так называемой «мертвой руки», то есть собственности монашеских братств в городе. В других записях городского права в Пруссии собственность иных монашеских братств изначально исключалась. Впрочем, в Пруссии их и так было меньше, чем где бы то ни было. Немецкий орден очень редко впускал их, и в Пруссии почти не было монастырей. Напротив, в империи владения Немецкого ордена, будь то городские земли или дома, то и дело вызывали бурные столкновения.
И вновь вопрос происхождения — на этот раз бюргеров. И вновь на него нелегко дать ответ. В первых городах никто не занимался пропиской; не помогает и язык городских жителей, во всяком случае в то время. Немногочисленные источники XIII–XIV веков написаны по-латыни. Впрочем, тогда же появляются документы на немецком языке, но ни одного на прусском. И все же не исключено, что за два-три поколения до появления подобных документов пруссы селились в городах и постепенно ассимилировались. Если доверять языку источников, то пруссы в нижних и средних слоях городского населения едва различимы.
Состояние источников порождает гипотезы, а они — противоречивые ответы, тем более что здесь вновь встает вопрос, вокруг которого кипят современные национально-политические споры.
В немецкой традиции города в сфере движения на Восток принято считать новообразованиями в строгом смысле этого слова и, следовательно, признавать всех их жителей без исключения переселенцами немецкого происхождения и носителями немецкого языка. Похоже, новые города являют образец того, что движение на Восток несло в Европу нечто новое и доселе не веданное. Долгое время считалось, что прежде, до начала движения на Восток, в Восточной Европе городов не было.
Это суждение вызвало возражения (особенно в Польше) по причине как политической, так и методической. Политическая причина ясна. Что касается методики, то это возражение было в основе своей критикой односторонней истории города, ориентированной на городское право, что было характерно для изучения не только восточно-немецких и восточноевропейских городов. При изучении истории имперских городов долгое время тоже преобладал историко-правовой подход; о городах говорилось только тогда, когда имелся в виду их правовой статус, то есть когда бюргеры воспринимались как коммуна, заявлявшая о своих политических правах, что нашло отражение в Кульмской грамоте. Но такая история начинается лишь в XII веке, вследствие чего поселения ремесленников и купцов, возникшие столетиями раньше, городами не признавались. А раз так, то вполне логично считалось, что города в Восточной Европе возникли только благодаря движению на Восток, ибо прежде городов как политических образований не было. Однако, как и в Германии, здесь издревле существовали поселения ремесленников и купцов.
Справедливости ради добавим, что столетие назад это было не так заметно, как ныне. Если письменные источники немногословны об этих поселениях в Германии, то что же сказать о Восточной Европе? Важнейшие данные по истории этих первых городов покоятся в земле. Раскопки городов раннего Средневековья приобрели систематический характер не более полувека тому назад, например, в Хедебю (Шлезвиге), а также в Восточной Европе.
Благодаря раскопкам было выявлено немало центров торговли, прежде всего в Прибалтике: от Хедебю до Советского Союза. Раскопки в Польше показали, что движение на Восток внесло кое- какие изменения в давно существовавшие города, но что его нельзя считать началом истории городов. Впрочем, таково было мнение не всех польских историков, дискуссия которых постоянно порождала противоречивые точки зрения, пока наконец споры не утихли. Почти все польские историки ныне согласны с тем, что движение на Восток действительно принесло в Восточную Европу новый тип города; в свою очередь, немецкие историки перестали проводить резкое разграничение между старыми городами, которые еще не были бюргерскими, и городами в правовом смысле, и полагают, что многие города в Восточной Европе были не только новообразованиями, но и создавались на основе городов ремесленников и торговцев, причем достаточно крупных, что также помогает ответить на вопрос о населении новых городов. Чем значительнее были старые города, тем вероятнее, что жителями новых городов были не только немецкие переселенцы.
Впрочем, Пруссии это касается гораздо меньше, чем соседнего с нею Поморья. Здесь было намного больше крупных городов старого типа, игравших роль не только торговых, но и развитых ремесленных центров. Напротив, в Пруссии известно только два подобных места — Трусо да еще, пожалуй, Вискиаутен в Самбии. Во всяком случае, Трусо был центром торговли, игравшим немаловажную роль. Это место известно из письменных источников, прежде всего из донесения английского купца и путешественника Вульфстана, который в конце IX века проделал путь из Хедебю в Трусо. Однако и по сей день это место не локализовано. Не помогли и раскопки. Ясно одно: оно находилось вблизи основанного впоследствии орденом города Эльбинга, а археологические находки свидетельствуют, что в этом районе в период раннего Средневековья оживленную торговлю с Прибалтикой вели викинги. Прибывали сюда на судах и прусские купцы. Любопытно, что прусских поселений здесь было значительно больше и, следовательно, этот регион был довольно неплохо развит еще до появления ордена.
