Под этим предлогом Папа отлучил императора от Церкви. Лишившись поддержки Церкви, Фридрих II все же предпринял крестовый поход в 1229 году, но, должно быть, встретил в Святой Земле, как и следовало ожидать, отпор преданных Папе представителей клира, иоаннитов и тамплиеров, но не Немецкого ордена. Последний был, скорее, главной опорой императора в Святой Земле, и император его возвысил.
Вступая в переговоры, Фридрих II добился того, что христиане передали ему священные места в Иерусалиме, а также Назарет, Вифлеем и некоторые другие. Восемнадцатого марта 1229 года Фридрих II был коронован в храме Гроба Господня и стал королем Иерусалимским, — в 1225 году он женился на наследнице королевства. По воле Папы Герман фон Зальца готовил этот брак.
Именно Герман фон Зальца в марте 1229 года не только приветствовал на коронации в Иерусалиме, но и не допускал обострения конфликта между Папой и императором, предусматривая возможность их примирения. Фридрих хотел отслужить мессу в раме Гроба Господня; это был дерзкий вызов Папе и общепринятым нормам ввиду отлучения императора. Возможно, он добился бы своего, если бы не Герман фон Зальца, которому удалось его отговорить. Итак, коронация прошла без одного из священных ритуалов, утратив зрелищность обычной для того времени коронации, совершавшейся как торжественная литургия.
Небезынтересно, что в исторической науке лишенная сакральности коронация императора Фридриха II порой преподносится не как средневековый ритуал, а как действо секуляризированного Нового времени, как шаг к освобождению от церковных условностей, а император подается как первый современный человек, еще нередки случаи, когда выпячивают что-то новое, якобы предвосхищающее будущее, в ущерб тому, что реально присуще изучаемой эпохе. В случае Фридриха присутствует явное заблуждение: император охотно короновался бы по обычаям своего времени, о этого не позволило его отлучение.
Верховный магистр Немецкого ордена все время находился ядом с императором, став свидетелем ожесточенной политической борьбы, самого яростного противоборства между императором и Папой, какое знала эпоха Средневековья. Вот почему источники без устали описывают и анализируют его образ и деятельность, хотя источники почти ничего не сообщают о личности этого человека. О планах магистра документы умалчивают. Источники содержат почти исключительно намеки на его присутствие участие в великих событиях того времени. Впрочем, этих свидетельств так много, что политический ранг верховного магистра не вызывает сомнений. Он, разумеется, был в числе тех, кто почти три десятка лет пользовался доверием императора и делал ля него политику. И потому быстрый подъем ордена, его упрочение в Германии и в других регионах и, наконец, в Пруссии, при поддержке императора Фридриха II, нередко приписывают прежде всего рангу и политической роли верховного магистра, безусловно, Герман фон Зальца сумел употребить авторитет, которым он пользовался при дворе императора и при Папской курии, в интересах ордена. Однако он делал это совсем не так, как главы прочих духовно-рыцарских братств, думавших только о материальной выгоде. В те годы для ордена и верховного магистра материальная выгода была чем-то особенным: речь шла о завоевании обширного владения, о создании орденского государства (хотя это анахронизм).
Как отмечалось выше (см. с. 33), эти усилия были направлены сначала на Юго-Восточную Европу. Король Венгерский Эндре II, отец святой Елизаветы, пожаловал ордену владения на границе Венгрии в Бурце (Трансильвания). Орден должен был защищать границу христианской Венгрии от язычников-куманов. С этой целью орден воздвиг шесть замков, но и эти замки, и особенно попытка ордена укрепиться и отстоять полученные им земли от королевских чиновников, а более всего — от епископа, проводя типичную для духовно-рыцарского ордена политику (см. с. 22–24), послужили причиной неприязни. В 1224 году по просьбе ордена Папа сделал Бурцу своей, то есть святого Петра, собственностью, таким образом, поддержав орден в его поползновениях отобрать у Венгрии этот регион и превратить его в свое автономное владение. Но эта попытка не удалась. Мало того, в 1225 году король Венгерский, применив военную силу, изгнал братьев Немецкого ордена из Бурцы. Королю были нужны помощники, но, оказалось, что помощники жаждут независимости, и это ему не понравилось. Через несколько лет игра повторилась в Пруссии, но с иным результатом, ибо там орден имел дело не с королем Венгерским, а с князем Мазовецким.
Изгнанных из Бурцы рыцарей сразу же отправили в Пруссию, так как уже зимой 1225/26 года польский князь Конрад Мазовецкий обратился к Немецкому ордену с просьбой защитить его границы от язычников. И точно так же, как прежде орден согласился защищать венгерские земли от кочевников, так и теперь дал согласие защищать границы Мазовии от пруссов. Орден, то есть Герман фон Зальца, ухватился за новое приглашение. В марте 1226 года он получил в Римини от императора Фридриха II грамоту, скрепленную золотой печатью (поэтому она известна как «Золотая булла»), в которой тот жаловал ордену в полное распоряжение земли, полученные рыцарями от польского князя, а также все завоеванные орденом земли язычников, приравнивая орден к имперским князьям. Но орден не сразу воспользовался этой грамотой.
Причину нетрудно понять: не желая повторения венгерской авантюры, орден хотел вначале подстраховаться. Но, возможно, он не спешил и потому, что рассчитывал обрести независимое владение в Палестине. Уже в 1220 году орден приобрел обширную территорию близ Акры. Герман фон Зальца воспользовался крестовым походом Фридриха II (1228–1229 гг.), чтобы закрепить за собой эти земли. В ближайшие годы в землях ордена в Палестине выросла крепость Монфор (по-немецки Штаркенберг), развалины которой и по сей день напоминают о том, что здесь планировался центр ордена.
Палестина, Бурца, Пруссия… В то время орден обосновался одновременно (или последовательно) в трех местах, не считая Кипра, который во время крестового похода император пытался подчинить себе и именно поэтому отказал ордену в земельных владениях на Кипре. Но остров недолго оставался потенциалом власти Фридриха II и служил ордену «неприкосновенным запасом». Из четырех регионов, в которых в 20-е годы XIII века будто бы имелся шанс основать государство, оставались только Палестина и Пруссия.
Орден попытался использовать оба шанса, но столкнулся в Палестине с трудностями, всегда подстерегавшими европейцев в Святой Земле. Поэтому там орден не задержался, пробыв в Палестине не более полувека. В 1291 году пала Акра, последний оплот европейцев в Святой Земле. Таков конец истории Немецкого ордена в Палестине. Впрочем, еще полвека он оставался одной из главных сил в Святой Земле, на которую была направлена его политика.
Гораздо более многообещающими были владения, приобретенные в Пруссии. Ведь здесь перед орденом открывалось поле действий для выполнения главной задачи — войны с язычниками, хотя боевые рубежи между христианами и язычниками пролегали не только в Пруссии.
Чтобы понять, почему орден искал себе фронт военных действий, надо четко различать повод и причину.
Непосредственным поводом была просьба князя Мазовецкого о помощи. Правитель пограничного с Пруссией христианского государства польский князь Конрад Мазовецкий рассчитывал на помощь Немецкого ордена в случае столкновений с язычниками. Причина же заключалась, во-первых, в том, что в XII веке возобновилась начатая в X веке экспансия христиан в Северо-Восточную Европу, а, во-вторых, ей способствовала динамика переселения народов. В начале XII века наблюдается усиленная экспансия из Центральной Европы на север и восток. С одной стороны, это было освоение земель на Востоке (см. с. 95–98), с другой — новые попытки насаждения христианства. Обращение инаковерующих было одной из главных заповедей Христа своим приверженцам, но требование миссии соблюдалось не всегда. Времена Карла Великого ушли в прошлое, и с тех пор попытки насадить христианство в языческих землях почти не предпринимались, а если и предпринимались, то безуспешно. В 997 году Адальберт, епископ Пражский[31], попытался проповедовать пруссам христианскую религию, но был убит ими то ли близ Эльбинга, то ли в Самбии. Та же судьба постигла в 1009 году в Южной Пруссии немецкого священника Бруно Кверфуртского[32].
