«Ранним утром прозрачная лёгкость…»
Ранним утром прозрачная лёгкость,
запах яблок, вкус чистоты.
А к полудню – тяжесть, неловкость,
страхи, страсти, сомненья, мечты…
Серебристые путы-нити
паутин ослепляют глаза,
только душное солнце в зените
давит душу: будет гроза.
Гром и молнии, град и ливень,
злобный ветер, грязь, тишина…
А сквозь свет фиолетово-синий —
то ли девочка, то ли жена.
Я свои азиатские песни
уж давно тебе все пропел!
Если б были с утра мы вместе —
о, как много бы я успел!
Удивлять тебя больше нечем,
и себе уж ничем не помочь.
Буйный день и счастливый вечер
переходят в глухую ночь.
«Когда конь Гектора сразит мои суставы…»
Когда конь Гектора сразит мои суставы,[5]
а по хребту прокатятся составы
с гашёной известью и серной кислотой,
и буду я раздавлен на матрасе
за все мои грехи, грешки и страсти, —
в слезах я стану думать лишь о той,
чьё лоно вывело меня из тайной бездны
в наш дивный мир: жестокий, бесполезный,
случайный, глупый, грешный и святой…
Тогда мой дряхлый и больной рассудок,
смешавший годы, дни и время суток,
вдруг прояснится, чтобы дать понять,
что ты, любимая, прожив со мной пол века,
став для меня, как для араба – Мекка,
меня впитала в лоно, как впитать
я смог тебя в мозги, печёнку, чресла,
чтобы опять с тобою мы воскресли…
Мы – друг для друга – и отец и мать!
«Страсти мои! Тлеющие костры…»
Страсти мои! Тлеющие костры
ярости непогашенной.
Беды мои – мои кресты,
мрачным смиреньем окрашенные.
Глупость моя! Ослов твоих
стадо неисчислимое.
Муза! Волшебных слов твоих
горсточка соловьиная…
Радость моя! Твоей красы
свежесть неувядаемая.
Сердце моё… Твои часы —
тайна непознаваемая.
Империя Шудр
«Когда произошло разделение каст, Брахманы [6] остались на востоке, Кшатрии[7] поднялись в горы, Вайшьи[8], ушли на запад, а Шудры[9] пошли на север…»
Веды
«Мы малодушны, мы коварны,
Бесстыдны, злы, неблагодарны,
Мы сердцем хладные скопцы,
Клеветники, рабы, глупцы,
Гнездятся клубом в нас пороки…»
А. С. Пушкин «Поэт и толпа»
«Не татары выучили наших предков стеснять свободу и человечество в холопском состоянии, торговать людьми, брать взятки в судах, (что некоторые называют азиатским обыкновением): мы всё это видели у славян и россиян гораздо прежде».
Н. М. Карамзин
Тундра, тайга, болота, овраг…
Сирень не рис. Карма мрак.
Тайга на окраине, хаос в столице,
тайга как в зеркале – в сорной траве.
Льды и пустыни по всей границе.
Хаос в душе, тайга в голове.
Наше сознанье смеётся над нами:
раб – господин над своими рабами.
Что ни случись, всегда-то мы правы —
таковы счастливые рабские нравы.
Брахманы осели там, на востоке,
кшатрии полезли на Джомолунгмы,
вайшьи от Европы в полном восторге —
заняли лучшие ниши и лунки.
Ну, а шудры? – Шудры рванули на север,
где мошка, медведи, выдры и тундры,
ели рыбу, грибы, били всякого зверя,
и мечтали забыть, что они – шудры.
История, как у всех – хищная, бурная:
оттяпали часть необитаемой суши.
Предел оскорбления: «Ты – некультурный!»,
хотя от мата родимого вянут уши.
Воевать не умели – только сзади, да скопом.
«Басурман» презирали, снося унижения.
Голод, морозы, пожары, болота —
их оружие массового уничтожения.
Зато умирать готовили с детства:
телами затыкали прорехи и дыры.
Так с себя снимали ответственность
шудры – Маршалы и командиры.
А со временем стали обычной ЧЕРНЬЮ, —
выбивались в вельможи благородных пород.
«В них пороки гнездятся клубом», как черви[10],
а они присвоили имя – Народ!
Захватили власть, придумали лозунги,
а тех, «кто выдавливал из себя раба»,
секли «статьями», шомполами и розгами,
объявляли безумцами или поборниками врага.
И тут хоть молись, рыдай и кричи —
Шудры – врождённые палачи!
Правды не любят. За правду судят.
Ноздри рвут и карёжат жизни.
Лгут, лжесвидетельствуют – их не убудет!
И воруют всё, что внутри и извне.
Вместо искусства у них «эстрада»:
воро́ны поют, соловьи кричат.
Селекционеры вывели миллионное стадо
Самых неподкупных в мире девчат.
А сколько своих же – за гением гения —
губили из поколения в поколение,
чтоб после их смерти, впадая в раж,
бить себя в грудь: «Этот Гений – наш!»
В каждом селе у них истуканы
стоят напротив церквей. Стаканы
пользуются всё бо́льшим спросом.
И каждый второй задаётся вопросом:
когда ж, наконец, произойдёт слияние
коммунизма с капитализмом? У них сияние
нимбов Великомучеников – рядом со смрадом
их же убийцы. И никаким парадом,
как тюлевой занавеской, не скрыть могильник
вождей-душегубов. Массовик – насильник,
кавказский затейник – стрелок в тире —
самая кровавая шудра в мире!
Отсюда – триумф гробовой эстетики:
«Рабы – не мы! Мы – не рабы!»
Дворцы, машины, «тычинки и пестики —
у них всё – гробища, гробики и гробы!»
«Империя Зла» – какая насмешка!
В Империях и зло должно быть имперским!
А у них вся злоба – лишь зависть решки
к любому орлу. И каждый дерзкий
Мечтатель у них – враг и соперник,
будь он «сто пядей», талантлив и мудр, —
он как бельмо на глазу у черни —
«хамова племени»[11] Империи шудр.
«Переродиться шудре в другую касту,
(как говорится в древнейших сказках),