Невольниц сказочный гарем.

Весь мир о нем буквально знает,

И говорит только о нем.

А солнце мир распознает…

Приходит день, оно в зените,

Потом неспешное заходит,

Планета на своей орбите

Из века в век по небу бродит.

Волна о камень мерно бьется,

Земля бездвижная вокруг.

«Не загораживай мне солнца!..»

Припомнил Александр вдруг.

Во цвете собственных империй

И в апогее личных сил,

Он вспомнил бочку, с дном, без двери,

А там философ странный жил.

Его ответ в четыре слова,

Тогда не мог он их понять,

Он будто бы в Афинах снова,

Все время повернулось вспять!

«Что мне твои мечты и планы?

Они бессмысленны и странны!

Там где пройдешь сегодня ты,

С войсками покоряя страны,

Пройдут толпища Александров,

Ничто для этой пустоты…

Для солнца нет значенья в лицах,

Оно всем светит с высоты…

Земле, животным, людям, птицам,

Когда восходит и садится…

Так отойди в сторонку ты!»

Хмур и задумчив Александр,

Понятен стал ему аскет.

…Жизнь наша, в лучшем, лишь театр,

А, может, её вовсе нет.

Один из ярких полководцев,

Великий воин всех времен,

Постиг навряд ли смысл солнца,

Но помнит мир еще о нем.

Он строил ход цивилизаций,

Миллионы судеб предрешил,

А Диоген в своих занятьях

Всю жизнь так в бочке и прожил.

Познав Вселенной символизмы,

Он ставил вечные вопросы

И озаботился их смыслом,

Недаром, он ведь был философ…

Он был учитель поколений,

Его уроки, как завет,

Для нас бессмертны и нетленны,

Хоть примененья им и нет.

Ветер с моря летел,

Как воздушная тень,

И в порывах тоски

Отдавались плески.

Знойный воздух иссох.

Разожженный песок

С горстью камней пустых

Чуть дышал и грустил.

Шельф, нагретый водой,

Гнал быстрее прибой

И он несся один

Среди синих картин.

Облаков белый плед

Плыл куда-то вослед.

Солнце выше неслось

Догонять свою ось.

Лихорадило день…

Ветер резче летел.

На застывших камнях

След затишья и дня.

К предзакатному сну

Приносило волну.

И она все длинней

Приходила с морей…

На небе широкие, грозные тучи,

На море стихия, воздвигшая волны,

С небес пробивается маленький лучик —

Вода принимает его непокорно.

На скалах прибрежных, где прячутся чайки,

На самой отвесной и самой высокой

Застыл человек, наблюдающий схватки

Природы, в ночи порождающей рокот.

Под яростью кипящих, властных волн

На глубине спокойно дышит море,

Отчаянный шкипер под тучей грозовой

Уводит шхуну в сумрака просторы.

И вновь он чувствует дух смерти-забияки,

Которая все ближе подбирается к нему,

А с нею больше нету сил для драки

И, обреченный, он летит в волну…

А смерч гложет море, а буря все круче…

От пропасти края махнул он с разбегу!

Достать ли молнии телом могучим

Или сойти под полосками света?!

Скала не заметила шаг в гидросферу,

Лишь вспенился гребень пречерной волны —

Он просто вонзился в морскую поверхность

До невероятной для глаз глубины.

Маячит за сумраком старая шхуна

Где шкипер вздыхает, но бойко плывет.

Вода в злобной пене безумно мутнеет

Да брызги кидаются в водоворот.

Штормит его сердце, он духом приподнят.

Хоть вплавь разобьется о стены и вал.

Но вызов безжалостно сильной природы

Он все-таки в этой дуэли принял.

Им смерть всем расскажет покойную сказку

И вечность откроет секреты свои

На дне закопает песок белый, вязкий

Под тихие мерные моря стихи.

Откроются двери чудесного мира.

О море, о море! Ласкаясь водой

Ты будто в утробе нас держишь томимых

Младенцев во влаге влекомой, живой.

Мертвый штиль стоит над морем.

Ветра не тревожит рок.

По его прозрачной кроне

Не проходит холодок.

В час спокойствия природы

Шхуны снасти не видны.

Спит пловец, упавший в воду.

Скалы спят и валуны.

Стучалось утро по небесной кромке,

Светало в небе и спугнуло сон,

Да так легко, что из своей скорлупки

Бродить пошел я, миновав уклон.

Цветы поникли под росистой пленкой,

Я созерцал вокруг себя канон:

Чудесный день возвысился бескрайним,

Я упивался счастьем несказанным.

И лишь я встал – поднялся над долиной

Туман и, разрастаясь над землей,

Он словно плыл над пеленой пустынной

И вырос прямо вдруг передо мной.

И тень тумана ровной половиной

Легла и заслонила все собой.

Едва границы света различая,

Я все искал за сумраком начало.

Когда же свет подкрался, то, белея,

Сверкали небеса, спадая вниз,

Туман качался, замирал на время,

Над лесом и над склонами повис.

Я полный трепета смотрел и все яснее

Он становился, первозданно чист.

Поникли в воздухе таинственные знаки

И свет укрылся и погас во мраке…

Тот образ, незаметно появляясь,

В каком-то дыме явственно предстал,

В моих глазах виденье трепыхалось,

Поскольку он, казалось, что сиял…

Дух женщины, с землей соприкасаясь,

Меня решительно к себе позвал —

Едва ли чудо раз бывает в жизни,

Но этот миг к подобному причислен.

«Ты узнаешь…? – она спросила с грустью,

Спокойный голос, снизойдя, притих —

Давно твои печали тяжким грузом

Мне выпадало за тобой нести.

Порой, идя к покою и к союзу,

Твои стремления не ведали пути.

И мне ль не помнить: с горькими слезами

Ты, как ребенок, звал меня ночами…»

«О, да – воскликнул я – всегда спокоен,

Я чувствовал, как ты меня вела,

Когда я был несчастен или болен,

Ты мне покой душевный берегла.

Мой всякий грех тобою же отмолен,

Со мной ты вечно будешь, есть, была.

Мой светлый час всегда с тобою связан