— Ой! — Наруко одним стремительным движением спряталась под одеяло. Только кончик прядки и остался виден.

— Наруко, ты чего? — удивилась Сакура. — Это же Тсунаде-сенсей, не узнала? Ты… Вернее, Наруто ее баа-чан зовет.

— Я стесня-а-аюсь, — одеяло чуть приподнялось, и из его недр выглянул большой напуганный синий глаз.

Наруко даже думала сменить облик, но братик сказал твёрдое: «Нет», — так как в противном случае их ждал быстрый побег куда-нибудь на кладбище во избежание неприятностей.

— Не бойся, — Тсунаде осторожно присела на край кровати, улыбнулась. — Наруко, верно? Я хочу только убедиться, что это состояние тебе и в самом деле не грозит. Сакура очень талантливый медик, но у неё гораздо меньше опыта. И что ты говорила о Джирайе и печати?

Девушка осторожно высунулась, с опаской поглядывая на хокаге.

— И вы не будете меня ругать?

— За что, милая? — Тсунаде позволила своему недоумению проступить на лице.

— Ну… За то что мы так… Справляемся.

Тсунаде покачала головой. Глаза отчаянно щипало — как же одинок был этот мальчишка, что ему пришлось создавать такой способ, чтобы справиться со своей ношей. Вспомнилось, как Наруто обнимал её — просто так, от души и чтобы поделиться бушующим счастьем. Но позволить себе расклеиться здесь и сейчас она не могла. Потом… Может быть, если не окажется срочных дел, она позволит себе напиться в хлам. Сначала нужно разобраться.

— Нет, конечно. Тебя — нет. А вот Джирайю за то, что не предупредил про ослабленную печать…

Наруко осторожно выбралась из-под одеяла.

— Мы не особо поняли, что он сделал, — неловко призналась она. — Сказал, что ослабил. И что пора уже. И что чакры Лиса стало больше. Но никаких особых изменений не было. Пока Луна молчала… показать печать?

Тсунаде кивнула:

— Покажи.

Пусть особо хорошим знатоком фуиндзюцу Сенджу не была, но за долгую жизнь чего только не насмотрелась. Может быть, и удастся разобраться.

Хотя письмо Джирайе с парочкой крепких выражений уйдет в любом случае.

Наруко убрала бутылку, в которой вода уже вполне прилично нагрелась, покраснела, но распахнула края юкаты. Кожа вокруг печати выглядела красной и воспалённой, сама печать сильно грелась, и была лёгкая дрожь.

— Ничего страшного… Так всегда бывает, — попыталась убедить она, смущённая таким вниманием к своей проблеме.

— Всегда? — Тсунаде нахмурилась, окутывая руку медицинской техникой и осторожно прикладывая её к животу. — И в детстве тоже?

— Послабее было, — призналась девушка. — Ну и братик на месте не сидел, проказничал. Но шутки слишком злыми получались.

— Ну, Джирайя… — недовольно поджала губы хокаге.

Причина недомогания была проста, как базовая стойка — в организм выплеснулось слишком много чакры биджу. Обычно такое происходит в бою, как раз перед тем, как джинчурики начинает использовать силу своего хвостатого. Повышенная агрессивность, ускоренное восстановление и реакция… И адреналин, забивающий жалобы тела на ядовитую и разрушительную чакру.

К счастью, лечить повреждения от чакры биджу Тсунаде умела, потратив в свое время немало сил на то, чтобы этому научиться. Её техники восстановления чакросистемы как раз на этом и базировались. У Наруто, конечно, не рана, а постоянное поступление чакры Кьюби, но все равно должно помочь.

А Джирайя свой пяток оплеух вполне заслужил! Не мог же он за три года ничего не заметить!

— Ой, как хорошо, — вздохнула Наруко, как только техника начала понемногу действовать. — Баа-чан, вы такая классная!

Тсунаде закатила глаза, отвесила девушке символический подзатыльник:

— И ты туда же! Разве я выгляжу старухой?

— Ай! Не старухой, конечно! Старухи беспомощные, а вы — огого! Вы — женщина в самом расцвете… Конце расцвета сил. Лет сорок, может быть?

— Что-о-о? — взвыла Тсунаде.

Сакура бросилась вперед, обхватывая сенсея за талию. Что говорить, она не представляла, потому что Наруко и впрямь умудрилась ляпнуть полную глупость.

— А ну-ка повтори! — хокаге небрежно стряхнула с себя руки ученицы и нехорошо прищурилась.

— Н-но… — Наруко смотрела большими испуганными глазами и пряталась за подушечкой. — Но вам ведь реально не двадцать… Почему все вокруг ведут себя, будто вам двадцать? Я опять что-то не то вижу-у-у?

— Видишь? — Тсунаде резко остановилась, будто на стену налетела. — Подожди, ты что… Не видишь мою технику?

— Какую технику? — Наруко чуть нахмурилась, вглядываясь.

Саске, убедившись, что никто никого бить или убивать не будет, вышел из боевого режима и дезактивировал шаринган. Удивляться очередному отклонению Наруто от общепринятых норм он уже не стал. Ну, видит он как-то по своему… Хотя очень интересно ведь! Особенное зрение — это всегда додзюцу, а Учиха сам как-то говорил, что смотрит Узумаки как-то очень уж специфично…

— Тсунаде-сама использует особую технику омоложения, — пояснила Сакура. — И действительно выглядит, будто ей чуть больше двадцати лет.

— А… Что кожа гладкая и грудь такая… Прыгучая? — поняла Наруко. — Вижу. Но это ведь ещё не всё! А как же… Ну, это… Ощущение?

— Какое ощущение? — Тсунаде уже забыла про недавнюю вспышку и теперь с интересом ожидала ответа.

— Ну, ощущение, — Наруко насупилась. Ей казалось, что над ней зло подшучивают. Как можно спрашивать такие очевидные вещи. — Возраста. И вообще человека. Ну, ощущение…

— Наруко, — Саске вздохнул. — Большинство людей не видит даже то, что у них под носом находится, а ты про ощущение. Все знают, сколько хокаге-сама лет…

— Но это не мешает им залипать на сиськи, — самокритично закончила Тсунаде.

— То есть наоборот, видят то, что под носом, но не помнят, что было пять минут назад? — снова нахмурилась Узумаки. — Баа-чан — это баа-чан. Из-за груди вас обнимать в полтора раза приятнее. Но это не меняет факта… Если я скажу, что Орочи-сан выглядит моложе, меня убьют?.. А Джирайя-сенсей казался совсем-совсем старым. До последней встречи, когда его возраст вовсе стёрся…

— Моложе кого? — заинтересовался Саске.

— Что значит — стёрся? — обеспокоенно нахмурилась Тсунаде.

— Моложе баа-чан. Сильно. Вот уж у кого шило в хвосте лет на двадцать, — послушно начала перечислять Наруко. — Стёрся — то есть непонятно, семь, двадцать, пятьдесят или тысяча пятьдесят. Не чувствуется вообще.

Хокаге нахмурилась еще сильнее. Если с Орочимару чего-то подобного можно было ожидать — все-таки смена тел, да и его давнее заявление, что он собирается жить вечно, потому что в мире столько всего интересного, оказавшееся не пустой бравадой… Конечно, порядком царапнуло, что её молодость — только маска даже по чужим ощущениям — но что на правду обижаться. А вот «стёртый» возраст…

— По твоим… ощущениям… Это может быть опасно? Для самого Джирайи? Или… Так лучше? — вспомнилось то письмо Орочимару с обидной фразой «у меня ему будет лучше».

— Лучше! — энергично закивала Наруко. — Он такой… Цельный… И вели-и-икий стал, — она изобразила руками насколько. — А то раньше он будто не знал, десять ему или пятьдесят. Вроде и надо, а как-то не получается.

Тсунаде вздохнула. Что ж, если прав оказался Орочимару…

— Ну, хорошо. Постарайся не тренироваться активно, пока этот лунный пик не пройдет, хорошо? Ничего опасного, но сейчас в тебе слишком много чакры Кьюби, и она может повлиять на твои эмоции.

— Спасибо, баа-чан, — Наруко тепло улыбнулась. — Мы знаем. Поэтому… Так. Я честно не хотела никого волновать. Простите.

Тсунаде потрепала ее по волосам:

— Лучше не прячься. Сейчас за тебя есть кому волноваться… Не обижай их недоверием.

Наруко выглянула из-под ладони, посмотрела на действительно обеспокоенных Саске и Сакуру… И робко, нежно улыбнулась.

====== Извращенцы блюдут ======

Тсунаде в смятении вернулась в башню Каге. К сожалению, рабочий день ещё не закончился, и пойти напиться... В принципе, было можно, но лучше не надо. Шизуне опять будет ныть... А поводы расклеиться были, да ещё как. Но ничего, пара часов бумажек — которые, к слову, нестерпимо хотелось сжечь, потому что они нихрена не помогают, — и можно с чистой совестью уйти.