Естественно, все это характер Учихи не улучшало.

Саске вряд ли мог толком отслеживать время — для него все дни были одинаково мерзостными. Он тренировался, осваивал новые техники, способности шарингана, призыв… и при этом чувствовал себя таким слабаком, каким и после Академии не был. Всё бесило, через силу приходилось чуть ли не есть. Какая там ненависть к Итачи — она уже почти и не выделялась на общем эмоциональном фоне Учихи. Хотелось просто прижать к полу того, кто подвернется под руку, и бить до тех пор, пока на его месте не останется кровавая каша. Чтобы без техник, тупо кулаками, чувствуя, как хрустят под ними кости и хлюпает кровь. Саске казалось, что он медленно тонет в черно-алых тенях, словно проваливается в бесконечное Цукуеми. Что-то делает, куда-то спешит, кому-то доказывает… Но смысл всего этого постепенно терялся в алых тенях, пока маячивших только на краю зрения.

Появление Узумаки можно было сравнить с неожиданным ударом под дых.

Пока Саске пытался продышаться, Наруто, как обычно, нёс какую-то высокопарную чушь. Всё такой же шумный, яркий, подвижный — разве что стал выше и шире в плечах. И сменил наконец-то костюм. Узумаки говорил, говорил, говорил… слова сливались в неразличимый гул, а Учиха стоял и попросту пялился на бывшего сокомандника. Наруто как всегда было слишком много, и он играючи вытеснил собой алое марево на границе зрения. На миг у Саске возникло даже желание потереть висок — потому что небо оказалось излишне синим, листва — чересчур зелёной, а джинчурики девятихвостого — слишком настоящим. Хотелось взять его за грудки, встряхнуть хорошенько, заставить заткнуться. Хотелось врезать за то, что у Саске всё сжималось внутри только от этого словесного поноса. Хотелось впечатать в стену за то, что явился весь из себя такой возмутительно живой и жизнерадостный, когда сам Учиха давно уже труп.

Это всё его вина.

Саске ударил. Молча, зло, со всей силы. Не размениваясь на приветствия, гневные крики и прочее… баловство. Внутри него копилось слишком долго, слишком мощно… Самоконтроль будто выключили. Щелчком. Взяли и вырубили. Но на его лице не дёрнулся ни один мускул. Оно застыло маской в одном привычном выражении. Навеки. Эмоции будто забыли путь к его лицу, изливаясь через руки, испуская ненависть вместе с чакрой…

А Наруто… выжил. Выжил и не испугался. И, кажется, даже не изменил своего решения тащить того, кого он по недоразумению называет другом, домой.

Учиха взмахнул рукой, твёрдо решив либо убить белобрысого ублюдка, либо сдохнуть самому. Ибо невозможно.

Но когда это Наруто что-то делал по плану? Особенно по плану Учихи.

Узумаки за это время стал сильнее — гораздо сильнее, чем раньше. Каждый его удар, каждый блок словно плескал кислотой на свежую рану. Опять! Опять всех усилий, всех тренировок до изнеможения оказалось недостаточно!

Да! Сколько! Же! Можно! Оказываться! Слабаком! Рядом! С Наруто!!!

Саске зарычал — не хуже, чем джинчурики во время их последнего боя. Плюнул огнём. Ударил, ударил еще раз. Попытался поймать проклятого Узумаки с помощью Чидори. Метнул свои коронные сюрикены с леской. Но это всё было не то — не так, неправильно, мало! И Саске, повинуясь бушующему в груди огненному шторму, отбросил техники в сторону. Тайдзюцу, только тайдзюцу, в котором Учихи были традиционно сильны!

С каждым ударом Саске захлёстывало все сильней. Он упивался этим боем, он позволил ярости, боли и ненависти нести его в своём мутном потоке — и он не сразу понял, чем именно отличается Наруто от его привычных противников.

В ударах Узумаки не было желания убить.

Да, белобрысый не сдерживался и бил от души… но не было в этом такой понятной и привычной ярости. Не было того болезненного остервенения, с которым нападал сам Саске. У Орочимару не принято было жалеть напарников по тренировкам — и это нравилось Учихе. Наруто же дрался так, словно они всё ещё сокомандники и после драки им придётся заступать на дежурство, чтобы не завалить миссию.

Словно… берёг противника?

— Не смей! — Саске ударил с такой силой, что камень брызнул во все стороны осколками. Жаль, что не чья-то пустая голова. — Не смей меня жалеть!

— Наконец-то! Я уж думал, что тебе тут язык отрезали, Учиха! — фыркнул Узумаки, разрывая дистанцию. — Небольшая потеря, конечно, сразу и не заметишь… А всего-то стоило оскорбить ваше засраное высочество толикой заботы.

Яд лился изо рта Наруто легко и привычно, словно он тысячу раз репетировал эти фразы. Саске даже почти обрадовался — надо же, идеальный мальчишка не такой уж и идеальный. Он всё-таки злился. Всё-таки горел изнутри.

Саске открыл рот, собираясь указать на это… и увидел радость в глазах напротив. Наруто праздновал победу. Почему?.. Что?..

О, чёрт.

Учиха так пропитался ненавистью, что не мог воспринимать нормальные слова. И Узумаки наполнил их ядом. Специально для него.

— Сука, — прошипел Саске, бросаясь в атаку.

Короткое слово ранило Наруто. Во всех словах, во всех обзывательствах Саске всегда была нотка… нет, не фальши. Несоответствия. Форма слов не совпадала с содержанием. Только он мог сказать «придурок» почти невесомо нежно, но при этом — высокомерно.

Но сейчас. О да, сейчас он говорил ровно то, что имел в виду.

— За что? — распахнул глаза Наруто.

Учиха остановился, тяжело дыша. Грудь бурно вздымалась, пальцы сжимались и разжимались, словно он был не в силах выбрать, кулак или печати. Шаринган полыхал так, что, казалось, сейчас выплеснется наружу волной алой артериальной крови. Как… Почему Узумаки смеет смотреть на него так?!

— За что? — шипению Саске позавидовала бы и любимая змея Орочимару.

Учиха вдохнул побольше воздуха:

— Сдохни уже, Узумаки! Сдохни, сдохни! Отстань от меня, отцепись, отпусти, вали к себе в Коноху, куда хочешь, хоть на тот свет, блядь!

Каждое слово сопровождалось ударом немыслимой силы. Но этот придурок почему-то всё ещё был жив. Ранен — но не больше самого Саске.

— Размечтался, — прохрипел Наруто. — Никуда ты от меня не денешься, засранец!

Саске уронил руки, обессилено закрыл глаза. Ему было всё равно, ударит сейчас Узумаки или снова начнёт нести какой-нибудь бред — вспышка эмоций словно забрала все силы. Он давно отвык чувствовать так сильно… так много. И сейчас Учиху накрыло одеялом усталой апатии. Чакры было ещё достаточно, чтобы попытаться всё-таки сделать из Наруто кровавый кисель с костным порошком, но Саске стало просто всё равно. Какая разница… как будто его усилия могли что-то изменить.

Как будто не он слабак и неудачник, у которого ничего не выходит.

— Саске? — осторожно позвал Наруто. — Что с тобой?..

— Наруто. Ты мне друг? — Учиха использовал запрещённый приём. Ха! Он думает об этом так, словно в его жизни ещё осталось что-то запретное.

— Д-да… — удивился вопросу Узумаки, а потом с жаром подтвердил: — Даже если ты так не считаешь.

— Отлично. Тогда будь другом, — Саске посмотрел ему прямо в глаза, — убей меня.

Наруто задохнулся. От просьбы, сказанной будничным тоном. От отчаяния в чужих глазах. А потом Узумаки ка-а-ак размахнулся и ка-а-ак отвесил другу звучную затрещину.

Наверное, Саске все же не верил, что Наруто просто молча выполнит его просьбу. Чтобы Узумаки, да не повозмущался? Но и удара тоже не ожидал — поэтому и не успел закрыться. Думать так было все же приятнее, чем согласиться, что Учиха просто сдался.

Голова мотнулась так, что хрустнули шейные позвонки, Саске почти опрокинулся на спину от этого удара. Зато все мысли, бестолково гудевшие и спутавшиеся в змеиный клубок, словно выбило этим ударом из головы.

— Больно же, — почти обижено сказал Саске, прижимая ладонь к месту удара.

— Больно тебе? — теперь пришла очередь Наруто шипеть. — Я тебе покажу, что такое больно. Чтоб мозги на место встали и уже никогда не смели уезжать в сторону.

Саске с лёгким беспокойством следил, как его… друг?.. окутывается чакрой Лиса. Ну вот, ещё одно подтверждение его неудачливости. Только он передумал умирать, как его на самом деле решили убить.