Харуно вздохнула. Было это очень смущающе, настолько, что хотелось треснуть, чтобы не задавал таких неловких вопросов, но… Непохоже было, чтобы Наруто… Наруко издевалась. Да и действительно, кто мог объяснить ему суть этого вопроса? Не эро-санин же!

— Это… Очень женский процесс, — осторожно начала она, присаживаясь рядом с Наруко. — Ты знаешь, откуда берутся дети?

Это, конечно, ещё в Академии рассказывали, но надеяться, что Наруто слушал, было слишком оптимистично.

— Конечно, Сакура-чан! Это когда мальчик и девочка занимаются тем, что у нас почти всегда выходит, когда мы остаёмся наедине!

— С биологической точки зрения, Наруко, с биологической… — Сакура приложила ладонь к лицу. — А не с практической.

— А… Клетка-головастик мальчика встречает внутри девочки клетку-яйцо, они объединяются, и получается маленький-маленький одноклеточный человечек?

«Надо же, слушал, — поразилась Харуно. — Только запомнил как-то странно, м-да…»

— Примерно так. Клетка-яйцо девочки так и называется — яйцеклетка, и у неё есть… Скажем так, цикл жизни. Сначала спит вместе со своими сёстрами, потом её, но не её сестёр, будит гормон, который говорит, что настал её черёд нести службу. Яйцеклетка активируется, встаёт на место службы и ждёт. Ждёт сперматозоид… Клетку-головастика мальчика, чтобы стать зародышем. Но в активированном состоянии яйцеклетка не может жить долго, и если клетки-головастика так и не появляется, она умирает. Тогда гормоны командуют убрать труп и позвать на службу её сестру.

— Как это… Грустно, — заметила Наруко.

— Да, в организме часто бывает, что некоторые клетки жертвуют собой ради сохранности всего организма.

— Но если всё так, то почему вокруг этого такая шумиха?..

— Гормоны… Не всегда выделяются в строго необходимом для действия количестве. А так как они очень маленькие и тупые, они не могут изменить свою линию поведения, то начинают действовать на весь организм в целом. Примерно раз в месяц женский организм сходит с ума, причём сходит по-разному. Кто-то грустит по пустякам, кто-то становится раздражительным, кто-то ест и не чувствует насыщения. А ещё бывают боли в животе, спазмы, температура, головная боль…

— Вау, — только и сказала Наруко. — И всё это раз в месяц? Ксо… Хреново, должно быть, женщинам-джинчурики.

— Что? Почему? — удивилась Сакура. — Ты держишь руку на животе. Что-то с печатью? Мне кого-нибудь позвать?

— Нет, всё в порядке, — качнула головой Узумаки. — Просто… Иногда луна так ярко светит, и становится неспокойно.

— Луна? Какая луна? — не поняла Харуно, оглядывая небо.

— Там, — Наруко подняла руку и указала куда-то в стык потолка веранды со стеной.

Сакура встала, вышла на траву, оглянулась. Наруко указывала рукой точно на полумесяц, скрытый от неё крышей.

— И… — куноичи осторожно подошла, уселась рядом. — Ты поэтому… такая?

— В этом облике проще, — чуть шмыгнула носом Наруко. — Чакра тратится, но равномерно, не как с клонами. Да и вообще… У меня реакции другие. Я же не хенге, Сакура. Видела печати? Я результат техники трансформации.

Глаза куноичи непроизвольно распахнулись. Хенге или техника изменения — это когда ты изменяешь ян-чакрой предмет под нужную форму. Теоретически так можно сделать хоть слона из сенбона. Практически же чем больше различия между объектами, тем больше тратится чакры и концентрации, чтобы удержать изменение. И при любом удобном случае — секундная потеря концентрации, отдаление от применившего технику шиноби — изменение спадает.

Техники трансформации — это когда теми же изменениями ян-чакрой достигается стабильное состояние. Как удлинение конечностей Орочимару, к примеру, или изменение формы Акимичи. Ну или тот же сенбон в форме сердечка согнуть. Воздействие должно быть совершенно другим, более точечным, продуманным.

А уж превратить себя из одного человека в другого на самом деле… Многие бы такую технику с руками оторвали!

— Не трансформация тела, — уточнила Наруко. — Тут без статуса ирьёнина S-класса не обойдёшься… Трансформация духа.

— Это же опасно! — ахнула Харуно.

К сфере трансформации духа относились в основном ментальные закладки. Чего не туда поставил себе — уже дебил.

— Ну, тогда не было никого, кто мог бы сказать нам о таком, да и в конце концов, всё вышло хорошо, — улыбнулась Наруко. — Братик просто не знал… Он только понял, что грудь — это, конечно, круто, но что реально отличает мальчика от девочки, что реально притягивает — это поведение. Он… Ему не было из чего строить, кроме самого себя. И он вложил в меня самое лучшее, что в нём было. Способность смущаться. Чистую радость. Нежность. Там, где Наруто недовольно бурчит, я улыбаюсь… И поэтому сейчас, когда в крови бурлит злая чакра, я смотрю, как растёт травинка. А не бегаю, творя сотни глупостей, как делал бы братик. Мне просто немного грустно.

— Но… Почему здесь?

— А разве это не самое подходящее место, чтобы грустить?

Сакура оглядела запущенный пейзаж, недовольно подумала, что надо нанять садовника… Или Ямато-сенсея попросить помочь.

— Это подходящее место, чтобы загнуться от грусти! — решительно заявила она и потянула Наруко вверх. — Пошли!

— Но, Сакура-ча-а-ан… — протянула Наруко жалобно.

— Пойдём-пойдём. Хочешь полежать — будешь лежать в доме, в своей постели с чашкой ароматного чая под боком. А не тут! Будто ты какая-то бездомная собачка!

Сопротивляться решительности Харуно Наруко не умела. Сакура привела её в спальню, решительно взялась за язычок молнии наглухо застёгнутой куртки. Наруко смущённо запищала и залилась краской, но куноичи её не слушала, деловито освобождая от слишком жёсткой для таких дней одежды.

Куртка полетела на пол, без контроля пользователя мгновенно возвращаясь к стандартному мальчишескому размеру. Сакура стянула майку, Наруко поспешно попыталась прикрыть грудь руками, что при таких размерах было не особо возможно.

— А нападать на людей в таком виде ты не смущаешься, — недовольно качнула головой Харуно.

— Но там же… Облачка!

Сакура покачала головой, невольно отмечая про себя, что фигурка у неё тоненькая, без следов тренировки. И плечики узкие, и на руках нежный жирок, а не рельеф мускул. Нежная гражданская красавица, но точно не куноичи… Даже, наверное, и не крестьянка, а юная невинная аристократочка.

— С-с-с, горячая, — недовольно отметила Харуно, коснувшись печати на животе. — Больно?

— Да-а-а… — протянула Наруко. Силы воли и строгости характера в неё не вкладывали, и она чувствовала себя беспомощным котёнком, которого большие злые люди дёргают за хвост, а она и укусить-то не может.

Сакура кивнула, закончила её раздевать и потянулась к сумке со своими вещами. Большеглазая стесняшка-смущашка и на её сердце действовала, но нельзя же так!

— Это… Мне? — Наруко распахнула глаза ещё больше, когда Сакура накинула ей на плечи простую белую юкату. — У меня… У меня никогда не было настоящей одежды.

Огромные голубые глаза заполнились слезами, а тонкие руки вцепились в обычную тряпку, как в величайшую драгоценность в мире.

— Будет, — серьёзно пообещала Сакура, завязывая пояс.

— Спасибо, Сакура-чан! — звонко произнесла Наруко, крепко прижимаясь к ней и обнимая. — Не зря братик в тебя сразу влюбился!

Куноичи погладила её по волосам, отстранилась немного угрюмой.

— Подожди минуточку, — попросила она и принялась менять постельное бельё на футоне Наруто. Среди вещей Сакуры была наволочка с сердечками, которую девушка обычно использовала для хранения комплектов пижамы. Для прямого назначения она казалась ей слишком слащавой, но что-то подсказывало ей, что Наруко она понравится.

— Это… Мне? — недоверчивым вздохом. — Настоящая… Подушка? Моя подушка?

— Ложись, — скомандовала Харуно, стараясь не смотреть, как по лицу Наруко текут крупные кристально-чистые слёзы.

Наруто ещё ожидал серьёзный разговор о том, что нельзя создавать в своей голове отдельную личность. А если уж создал, то позаботься о том, чтобы у неё были все инструменты собственной идентификации, включая собственное личное пространство и свои вещи.